Просыпаешься утром – темно. Потом бегаешь-бегаешь. Приходишь домой – темно. И так уже какой день. И так еще сколько дней. Спасает именно то, что между темнотами – беготня. А еще ожидание спасает. Ожидание выходных, заработной платы, растворимого кофе со сливками и нерастворимого с зефиром, любимого фильма, теплых рук после длинного рабочего дня, приятно обволакивающего чая с медом, сна без задних ног от усталости. А в начале февраля спасительным оказывается ожидание весны. Взрослые ждут вместе со своими детьми и не меньше их. Считая дни до. Отмечая в календаре: вот еще один день перечеркнут, вот еще один день позади, вот еще один день приближает к. Моменту, ощущению, вдоху и выдоху, чему-то точно светлому и точно солнечному, пахнущему утренней росой и ветром перемен. Взрослые ждут. Покорно и терпеливо. А пока – ходят на работу, варят овсянку на завтрак и пюре на обед, выгуливают Бима или Ралли. А пока учатся находить солнце в мандаринах, счастье – в мгновениях, энергию – в шоколаде.
Просыпаешься утром и понимаешь, что зима свое возьмет, что зима все равно будет. И лучше уж сейчас, чем в марте. Но ты заранее представляешь себе весенние легкие одежды, блики солнечные на окнах маршрутки, на стеклах домов, ветер, влетевший в форточку и запутавшийся в органзе штор. Смотришь наружу, по ту сторону своих фантазий, своих воспоминаний, окунаешься в пасмурно-серую действительность, из которой уже не выдернуть себя до вечера. Шагаешь с сыном по утреннему городу, а он словно декорации к фильму «Сайлент Хилл». Бодришься, говоришь сыну наигранно веселым голосом, что сейчас именно – лучшее время. Что это примерно, как четверг – до выходных рукой подать. Вот и до весны, послушай, совсем небольшой отрезок жизни, расстояния, серых тонов, скучных лиц и полупустынных улиц. А весной будет нам всем счастье: аромат содовой, яркость цветов, мыслей и желаний. Будет обостренное обоняние и обостренное чувствование всего, что вокруг. И восприятие всего, что вокруг, совершенно особенное – в розовом цвете, даже если оно цвета иного по своей природе. Так уж устроен мир: если в нем много света, кажется, что он хорош почти во всем и почти идеален.
А пока по вечерам подруга пишет тебе сообщения о начавшейся или вплотную подобравшейся депрессии. Ты советуешь ей пропить витамины – курсом. Думать о море, теплом, непременно летнем и ласковом – много. Меньше смотреть телевизор с его коронавирусными новостями, репортажами о нестабильной политической ситуации в мире и передачами, построенными на подглядывании в замочную скважину. Советуешь не потому, что уверен в эффективности своих советов, а потому, что знаешь толк в силе самого факта поддержки. И даже робкая попытка дорогого стоит. Попытка внушить, что из любой ситуации есть выход, что вместе прорвемся. Внушить, что вот уж перезимовать, переждать, перетерпеть точно сможем. Время работает на нас. Как ни крути, на нас.
…Просыпаешься утром – темно. Потом бегаешь-бегаешь. Приходишь домой – темно. И впереди такой темноты, кажется, целая Вселенная. Нескончаемая. Невесомая, но очень реальная. И лишь к концу февраля по небу с самого утра проплывают какие-то новые, совсем другие облака – прозрачные, словно подсвеченные изнутри. И лишь к концу февраля начинаешь верить, что зима конечна. А вместе с ней и хандра, и глупые советы думать больше о море, и потребность в горяем кофе в больших количествах, и ощущение, что ты застрял во времени. Всему этому вот-вот наступит конец, ты с облегчением выдохнешь, распахнешь окно. Позвонишь подруге и с еле сдерживаемым восторгом в голосе скажешь: «Все!».
Татьяна Астахова-Синхани.