«Спору нет, если ищешь, то всегда что-нибудь найдешь, но совсем не обязательно то, что искал (Джон Рональд Руэл Толкин)». Когда мы объявили о запуске нового проекта под названием «Моя семья в истории края», то даже не предполагали, какие неожиданные открытия и поистине детективные истории нас поджидают на этом пути.
«В немолчном зове боевой трубы
Я вдруг услышал песнь моей судьбы»
Едва завершился брифинг, на котором был презентован наш проект, ещё не разошлись по редакциям журналисты, а работники музея, где проходила пресс-конференция, не разнесли по кабинетам стулья, как нечто значительное, нечто многообещающее не замедлило постучаться в двери. Подойдя к автору этих строк, заведующий кафедрой отечественной истории ПГУ Николай Бабилунга начал издалека: «Николай, зайдите как-нибудь к нам в лабораторию, мне кажется, у меня есть то, что способно вас заинтересовать».
Прошло около недели. И вот я в кабинете у Николая Вадимовича.
Информация к размышлению: Николай Бабилунга. Профессор, доктор исторических наук. Автор многочисленных монографий, учебников и статей по истории края. Между прочим, мой наставник и научный руководитель в годы учебы на историческом факультете Приднестровского госуниверситета (с 2000 по 2005 год).
…Профессор, как и подобает профессору, без суеты, без спешки отворил дверцу письменного стола. Я подался вперед. «Человек, жаждущий ответа, должен запастись терпением. Человеку, обладающему знанием, приличествует важность (Исаак Бабель)». Ещё мгновение, и Николай Вадимович извлек на свет Божий папку. В ней лежало с десяток старых фотографий, почтовый конверт с марками и 2-3 открытки. Я торопливо просмотрел всё и сразу решил ни при каких обстоятельствах это дело из рук не выпускать.
Николай Вадимович начал свой рассказ. «Однажды мы с моей матушкой сидели за столиком на террасе одного кафе на Балке. И тут ко мне подошел совершенно незнакомый человек. Почему-то он сразу признал в моем лице историка и, напустив на себя таинственности, поведал, что располагает фотографиями семьи самого Николая Гумилева, светила русской поэзии серебряного века».
Справочно: Гумилев Николай Степанович – создатель школы акмеизма, поэт, прозаик, переводчик и литературный критик. Муж Анны Ахматовой. Один из немногих поэтов своего времени, добровольно, несмотря на «белый билет», ушедший на фронт. Участник Первой мировой войны. Неоднократно награждался за храбрость. Георгиевский кавалер. 3 августа 1921 года арестован по подозрению в причастности к заговору «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева». Расстрелян в ночь на 26 августа этого же года. Место расстрела и захоронения до сих пор неизвестно.
«…Не знаю, с чего он это взял, но так он сказал: фотографии семьи Николая Гумилева, – продолжал Николай Вадимович. – Я, естественно, усомнился. На что незнакомец отреагировал незамедлительно: «Так я вам их сейчас покажу!». Минут на 10-15 он исчез. А когда появился, держал в руках то, что теперь держите вы. По его словам, снимки просто выбросили за ненадобностью, а он их подобрал. Сомнения по поводу того, что фотокарточки могли иметь отношение к знаменитому поэту, по-прежнему не покидали меня. И теперь не покидают. Какое вообще отношение мог иметь знаменитый петербургский поэт к уездному Тирасполю? В то же время с первого взгляда было ясно, что снимки представляют историческую ценность. Нам с этим человеком было несложно договориться. Так фотографии попали ко мне. Вот, в принципе, и всё».
А ещё Николай Вадимович рассказал, что чисто в порядке эксперимента хотел предложить провести небольшое историческое расследования кому-нибудь из студентов – вдруг удастся выяснить, кто изображен на старых фотоснимках. Да как-то всё времени не было. «Если вам, Николай, эта тема интересна – а она близка к теме вашего проекта, – можете попробовать…» – предложил профессор.
Из университета я шел, крепко сжав в руке пакет со старыми фотографиями. Аромат исторической сенсации уже витал в воздухе. А придя на работу, принялся рассматривать каждый из снимков самым тщательным образом.
«– Скажите, Ватсон, что вы думаете об этом деле?
– Оно не выходит у меня из головы…
– Какие ваши соображения?
– Запутанная история…
– Как это верно, Ватсон! Как это верно…».
Жемчужина
из мусорного бака
Давайте начнем наше расследование с чисто формального рассмотрения и анализа имеющихся в нашем распоряжении, как говорят сыщики, улик. Первым делом я обратил внимание на высокое фотографическое достоинство нескольких карточек. Несомненно, речь шла о ХIХ – начале ХХ века. Ряд фотографий был выполнен с безукоризненным мастерством. В идеальном состоянии дошла до нас работа фотографа Г.И. Раева, снимавшего, согласно указанным на обороте регалиям, в Пятигорске, Ессентуках и Кисловодске, автора видов и типов Кавказа, награжденного двумя почетными дипломами Императорского русского технического общества.
В карточку Раева – на ней была изображена красивая молодая женщина в головном уборе, обнимающая ребенка – я влюбился с первого взгляда. Боюсь, что поймут меня только фотографы, но это, и правда, шедевр. Свет, богатство деталей и фактуры, оптическое построение снимка, завораживающая красота молодой женщины… – всё было исключительным. И возраст карточки – не менее ста лет! И вот кто-то, похоже, просто выбросил такое сокровище в мусорный бак. Волосы вставали дыбом при одной мысли, что тот, кто нашел фотографическую жемчужину, мог просто пройти мимо, а позже профессор Бабилунга мог бы не встретиться на его пути…
Следующие две фотографии были ещё старше. Их авторы – Эйхенвальд и Шапиро. Последняя фамилия мне уже где-то встречалась. Интернет в помощь!
Константин Александрович Шапиро (1840-1900 гг.). Фотографическому ремеслу учился в Вене. В 1869 году открыл в Петербурге мастерскую.
«Светопись и Живопись К. Шапиро» была отмечена почетным дипломом на Всероссийской мануфактурной выставке 1870 года в Петербурге за фотографические портреты. К 1879 году у Константина Шапиро снялась почти вся интеллигенция Петербурга и Москвы. В следующем году выходит «Портретная галерея русских литераторов, ученых и артистов, изданная фотографом Шапиро (Спб., Невский проспект №30)». Первый выпуск включал портреты И.А. Гончарова, Ф.М. Достоевского, Н.А. Некрасова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, И.С. Тургенева.
В 1882 году на обороте фотографий Шапиро появляется запись «Фотограф Императорской академии художеств». К этому времени Константин Александрович был уже фотографом Его Императорского Высочества великого князя Владимира Александровича и Её Императорского Высочества великой княжны Марии Павловны. За издание портретов литераторов и ученых под названием «Русский Пантеон» Шапиро в 1883 году удостоился большой серебряной медали от императора Александра III.
Писатель Вл. Михневич назвал Шапиро «лейб–фотографом русской литературы и русского искусства». В 1884 году на обороте бланков светописца появилось сообщение, что он был участником выставки в Мадриде. На нашей фотографии такое сообщение есть, следовательно, снимок сделан не раньше 1884 года.
В 1896 году в мастерской Шапиро на углу Большой Морской и Невского проспекта случился пожар, где погибло много работ и огромное количество негативов. Это событие нашло отражение в письмах современников. Так известный юрист Анатолий Федорович Кони сообщал А.П.Чехову 24 ноября 1900 года из Петербурга: «Как нарочно, у меня осталась лишь одна карточка (А.П. Коломнина, зятя А.С. Суворина), негатив которой погиб при пожаре».
Кто изображен на переданной мне Николаем Бабилунгой фотографии Шапиро, пока установить не удалось.
Другая фотография – автор А. Эйхенвальд – не менее интересная. Не сочтите за каламбур, но если Шапиро именовался фотографом Императорской академии художеств, то фотограф Эйхенвальд – художником Императорской академии.
Александр Федорович Эйхенвальд – выпускник Академии художеств. Владел фотографическим заведением в Петербурге на углу Садовой и Гороховой улиц до 1866 года. В Москве открыл заведение на Петровке. Замечательный фотограф и художник, одним из первых поднял проблему восстановления и сохранения негативов. На Политехнической выставке 1872 года в Москве получил золотую медаль за портреты.
Эйхенвальд – первый московский фотограф, кто стал снимать при электрическом освещении. В феврале 1880 года он сообщал: «Электрофотография Александра Эйхенвальда, Петровка, 12. Получив из-за границы все нужные машины, аппараты и инструменты, я приспособил электрическое освещение в моем заведении… Желающих сниматься вечером прошу записываться заранее». 1 октября 1884 года мастер уже работал в пассаже Попова, был активным участником подготовки юбилейной выставки светописи в Москве в 1889 году, а также экспертом выставки. Его сын, Антон Александрович Эйхенвальд, стал известным русским и советским композитором, дирижёром, музыкальным этнографом. А жена Ида Ивановна – профессором Московской консерватории.
Кто был изображен на фотографии Эйхенвальда, также снимавшего видных деятелей искусства своего времени и членов императорской фамилии, мы пока ответить не можем. На обороте значились только дата и место съемки: Москва, 27 марта 1881 года.
А вот для того, чтобы ответить на вопрос, кто был изображен на четвертом снимке, мне потребовалось немало времени, хотя элементарная наблюдательность подсказывала: это была всё та же девушка с завораживающим, очаровывающим взглядом, что и на фотографии Г.И. Раева, но только снятая в детские годы в Ярославле. Фотограф А. фон Свейковский.
Этот мастер удостаивался наград не только в Ярославле, но и в Париже. «Не знаю, как там в Париже…», но Ярославль – это уже определенная зацепка. Тем более, что фотографий, снятых Свейковским, попавших ко мне в руки, оказалось несколько. Итак, Санкт-Петербург, Москва, Ярославль, Тирасполь. Забегая вперед, скажу: все они в нашей истории очень тесно связаны. Связаны историей одной семьи, фамилию которой я пока не называю, но обязательно назову в следующей публикации. Впрочем, вы, возможно, уже и сами догадались.
«Ближе к телу», как говорил, по мнению великого комбинатора, Ги де Мопассан. «Лед тронулся», как говорил комбинатор. «Продолжение следует», как говорим мы.
Николай Феч.