Как известно, в советское время особое внимание уделялось приобщению трудящихся к высоким образцам искусства. Это была не просто одна из задач. Это была задача государственной важности.
К примеру, мы знаем о лучшем в мире советском образовании, шедеврах отечественного кинематографа, музыки, поэзии, живописи, о целой плеяде выдающихся деятелей искусства, появившейся именно в то время (чего, кстати говоря, сегодня не наблюдается), то есть имеем право говорить об абсолютно конкретных шагах по реализации лозунга «Культуру – в массы!».
Доходило до смешного. Вернее, такое иногда возникает чувство, когда, проезжая по какому-нибудь селу, где-то в глубинке, натыкаешься на сельский клуб в античном стиле – с колоннами и барельефами. Всё это даже дало основание поэту Андрею Вознесенскому в стихотворении «Пожар в архитектурном» язвительно написать о «коровниках в амурах, райклубах в рококо». Но разве сегодня где-либо на постсоветском пространстве хоть одно село может похвастать строительством таких объектов?
А что можно сказать о сооружении в крохотных населенных пунктах грандиозных памятников и мемориалов советским воинам? Один из них – а это не просто памятник, а целая скульптурная композиция – стоит в с.Плоть Рыбницкого района. Многометровые скульптуры мужчины-воина и женщины установлены на высокой насыпи. В летнее время здесь на ветру волнуется море густой сочной осоки. Рядом памятная плита плотьским евреям – жертвам фашизма, мемориал односельчанам, погибшим в годы войны. Читая имена и фамилии героев, можно представить масштаб горя, постигшего семьи поселян: в списке павших встречаются до семи однофамильцев с одинаковым отчеством, то есть, скорее всего, родные братья.
И потому таким мертвенно-бледным кажется лицо женщины, созданной, точнее – выхваченной из жизни, мастерством скульптора. С глаз её не катятся слезы, нет, хотя и говорят, что у женщин глаза на мокром месте. Взор её устремлен в бесконечность, глубина всенародного горя беспредельна, не передаваема ни с помощью слов, ни с помощью мимики и жеста, ибо «только малая печаль красноречива, великая же скорбь – безмолвна».
Мужчина тоже хранит молчание. Не потому, что настоящий мужчина немногословен. Слова не нужны, просто невозможны. И в то же время его молчание – это не тишина-отчаяние, но тишина-предвестие, тишина, предшествующая молниеносному порыву. Воин полон решимости, которая имеет вневременный характер. Он, на века отображенный мастером в камне, стоял, стоит и будет стоять заслоном на пути человеконенавистнической идеологии и её приверженцев всех мастей. И пока стоит он на этой земле, вокруг будет расти густая сочная осока, в небе будут плыть облака, с детских рисунков улыбаться солнце, а неугомонным вестникам небытия, как бы они ни старались, не удастся сделать свое черное дело.
Николай Феч.