Легенду о скифском золоте в Никольском знает каждый. Уже после выхода первой части статьи в редакцию позвонил местный житель и сообщил, что он лично присутствовал при раскопках и видел золото собственными глазами. А вот что нам рассказал научный сотрудник НИЛ «Археология» Игорь Четвериков.
Публикуем материал, присланный им с небольшими сокращениями. Итак…
«В 1987-1989 годах участниками новостроечной археологической экспедиции отдела этнографии и искусствоведения АН МССР под руководством С. Агульникова были раскопаны курганные группы у сел Никольское, Уютное, Константиновка, Фрунзе (всего 20 курганов), располагавшиеся на краю магистрального водораздельного плато Кучурган-Днестр и примыкающей к нему балки Бугаи. Ещё один курган был исследован на пологом берегу Кучурганского лимана у села Новокотовск. Данные погребальные комплексы охватывали широкий культурный диапазон – от эпохи энеолита до позднего средневековья.
Самыми информативными стали раскопки у сел Никольское-Уютное, где было исследовано 17 курганов. Насыпи располагались по линии северо-запад – юго-восток, в 200 метрах к востоку от автодороги Тирасполь-Владимировка-Никольское. В этих не имеющих во всем регионе аналогов по своей информативности курганах зафиксирован практически весь спектр кочевнических культур Северо-Западного Причерноморья. Здесь обнаружены погребения энеолита, ямной культурно-исторической общности, катакомбной культуры, бабинской культуры, сабатиновской культуры, киммерийцев, скифов, сарматов и ногайских татар XIV в.
Наибольшую известность в специальной литературе получили скифские погребальные комплексы в курганах №2, №4 и №14, ставшие своеобразной визитной карточкой археологии Советской Молдавии. Эти превосходно сохранившиеся захоронения донесли до нас в неприкосновенности роскошный погребальный обряд скифов-кочевников конца V-IV вв. до н.э. Среди всех выделялось своим богатством погребение у с. Никольское, где, помимо множества бронзовых высокохудожественных изделий, было найдено 1388 золотых украшений. И это в краю, где практически каждый курган в той или иной степени подвергся ограблению: в конце ХIХ века в селах нынешнего Слободзейского района процветали целые семейные династии, профессионально занимавшиеся грабежом древних курганов.
А в Никольском археологам посчастливилось обнаружить захоронение скифской аристократки в нетронутом виде. Об этом недвусмысленно свидетельствовали расшитые золотом одежды и бронзовые детали погребальной колесницы. Не исключено, что женщина, чьи останки были найдены в одном из погребений, исполняла обязанности жрицы некоего культа, связанного с популярным у кочевников Евразии образом Великой Матери».
Таким образом, речь идет не просто о золоте, а о высокохудожественных изделиях, обнаружение которых позволило по-новому увидеть картину жизни на берегах Днестра тысячи лет тому назад, составить более полный портрет грозных кочевников, жителей степной зоны того периода.
Интересно, что именно Игорем Четвериковым, к которому мы обратились за комментарием с целью подтвердить или опровергнуть легенду, в 2014 году был реконструирован роскошный головной убор женщины, погребенной в никольском кургане. Он оказался в чем-то очень похож на традиционный русский кокошник. Разумеется, между Киевской Русью и Великой Скифией пролегает огромная историческая пропасть размером в тысячелетие. Но всё же, вдруг Александр Блок был не так далек от истины – «Да, скифы мы, да, азиаты…».
Герой Шипки
(не из Шипки!)
Изрядно утомив читателя серией публикаций о двойных крестах, автор обещает в ближайшее время не возвращаться к этой теме. Однако, хотим мы того или нет, приходится признать: информативных исторических артефактов, обращающих нас к старине глубокой, связующих нитей между отдаленным прошлым и настоящим, в нашем распоряжении не так много. К их числу, безусловно, следует отнести и старые, замшелые кресты, надгробные плиты с полустертыми письменами. Оставлять их вне поля исследователя было бы преступлением в чистом виде. И повезло тем населенным пунктам, где они есть. Их современные жители имеют шанс восстановить собственную родословную. Тираспольчане же лишены такой возможности. В столице нет ни одного кладбища старше второй половины ХХ века. А ведь когда-то они были, и там лежали не абстрактные, гипотетические предки, а те, кто служил в 8-м Астраханском и 56-м Житомирском полках, был героем русско-японской и Первой мировой войны, те, кто в конце ХIХ – начале ХХ века ходил по нашим улицам, жил в известных нам домах, те, кто и теперь смотрит на нас с пожелтевших, выцветших фотографий. Это наши прапрадедушки и прапрабабушки, о судьбе которых мы, потомки, к своему стыду, ничего не знаем.
Села Никольское, Владимировка и Константиновка – сравнительно молодые. Основаны они в начале прошлого столетия, так что на наличие более ранних захоронений мы, отправляясь в степную зону, как-то и не рассчитывали. Поэтому, когда нам сообщили, что на кладбище в Никольском всё же есть один очень старый крест, особого энтузиазма у путешественников это не вызвало. Какая там старина! Однако информацию нужно было проверить. И как мы вскоре убедились, порой мифы и легенды оказываются куда более очевидными, чем сама очевидность.
На крохотном кладбище за селом, и правда, обнаружился всего один крест. Но форма его была столь примечательной, что о ней имеет смысл сказать несколько слов особо. Крест этот называется «якореобразным». Все мы его много раз видели на куполах православных храмов, на старых кладбищах по всей территории Приднестровья. Выглядит он так: собственно крест, венчающий (попирающий) полумесяц.
По одной из распространенных трактовок символа, он являет собой торжество христианства, православия над исламом, что, возможно, восходит к периоду русско-турецких войн ХVI-ХХ веков. Участником войны 1877-1878 годов (возможно, героем Шипки) вполне мог оказаться и тот, кто лежал под крестом в Никольском. Надпись на кресте едва читалась, но всё же 18… год просматривался вполне отчетливо. И – что за совпадение! – на камне можно было прочесть имя Николай. Подумать только, единственное в Никольском захоронение ХIХ столетия. И… похоронен там именно Николай. Или, скорей даже, Николая сын. Невольно напрашивалась мысль: так вот он значит какой, отец-основатель. Ветеран русско-турецкой войны, герой Шипки (не путать с уроженцем с. Шипка Григориопольского района)! Так вот в честь какого Николая (Николаевича) названо село Никольское!
Впрочем, это была лишь очень смелая фантазия автора сих строк. Большая часть надписи была практически нечитаемой, так что пока не представлялось возможным дать её удобоваримую, сколь-либо внятную расшифровку.
Что касается креста с полумесяцем, то большинство специалистов всё же сходятся во мнении, что такой символ не предполагает какой-либо отсылки к исламу. А полумесяц на самом деле является ладьей или символическим якорем спасения. Читаем: «Первоначально этот символ попался археологам на Солунской надписи III века, в Риме – в 230-м, а в Галлии – в 474 году (то есть ещё до возникновения ислама). В своем Послании апостол Павел поучает, что христиане имеют возможность «взяться за предлежащую надежду (т.е. крест), которая для души есть как бы якорь безопасный и крепкий». Этот, по слову апостола, «якорь», символически прикрывающий крест от поругания неверных, а верным открывающий подлинный его смысл, как избавление от последствий греха, и есть наша крепкая надежда».
А вот другая, но родственная первой, трактовка: «Церковь – это корабль, который по волнам бурной временной жизни доставляет всех желающих в тихую пристань жизни вечной. Поэтому «якорь», будучи крестообразным, сделался у христиан символом надежды на крепчайший плод Креста Христова – Царство Небесное».
Кроме вышеприведенных значений полумесяца, в святоотеческой традиции встречаются и другие — например, что это люлька Вифлеемская, принявшая Богомладенца Христа, Евхаристическая чаша, в которой находится Тело Христово, корабль церковный и купель крещальная.
Выходит, и версия с участником русско-турецкой войны (а мы его уже вообразили героем Шипки!) не выдерживает критики. Так кто же лежит под крестом?
Поставленным вопросом, вполне в духе автора, можно было бы и закончить статью, если бы с нами не оказалось верного проводника. Валентина Григорьевна Ратарь, проникнувшись энтузиазмом любителей и знатоков родной истории, проводила нас к старейшей жительнице села Никольское – бабе Алле. Мудрую женщину мы расспросили за стаканом доброго смородинового компота о зеленом доме, о том, что она слышала про барина Никольского Владимира Константиновича, и, разумеется, о том, кто лежит под крестом.
Зеленый дом пожилая женщина хорошо помнила. Барина она, в силу возраста (88 лет), знать не могла, да и от стариков в молодости ничего о нем не слыхивала. Что касается креста, раньше (а было это, когда Алла Ивановна была совсем юной девушкой) фамилия человека, похороненного под ним, хорошо читалась. Но со временем буквы стерлись, письмена стали неразборчивы, и теперь уже нельзя было сказать определенно, кто нашел здесь последний приют. Бабушка Алла помнила лишь то, что на кресте, ниже фамилии, было написано: «Прохожий, не тревожь мой прах. Я дома. А ты ещё в гостях».
И точно, когда уже на фотоснимке я рассматривал надпись, по уцелевшим её фрагментам понял: скорее всего, именно это на кресте (в нижней его части) и написано.
А ещё подумалось: если мы, приднестровцы, не постараемся сделать всё, чтобы восстановить свое родовое древо, собрать по крупицам мифы, легенды, предания – словом, всё, что ещё можно собрать, то с нами обязательно произойдет то, что уже произошло со старым крестом на сельском кладбище. Письмена народной истории, скрижали человеческой памяти, увы, довольно быстро – в пределах одного-двух столетий – стираются, шлифуются ветром времени. Остается только история академическая. Но это лишь один срез, который сам по себе ещё недостаточен для создания полной картины, для ощущения личной причастности к прошлому и настоящему своей земли.
Вот почему мы горячо призываем всех соотечественников принять участие в проекте «Моя семья в истории края». Рассказывайте ваши истории и легенды. И кто знает, быть может, общими усилиями мы сможем восстановить то, что при других обстоятельствах могло бы быть навсегда утраченным.
Николай Феч.