В минувшем году, в связи с 70-летием со дня освобождения Тирасполя от фашистских захватчиков, в нашей газете была опубликована серия зарисовок, рассказывающих об одном из наиболее ярких, драматичных и одновременно «кинематографичных» эпизодов подпольной борьбы тираспольчан.
А именно – об организации подпольщиками массового побега из Тираспольской тюрьмы, находившейся на Бородинской площади в здании бывших яслей, незадолго до освобождения города. В основу повествования были положены сведения, почерпнутые из книг моего отца, журналиста и краеведа Юлия Феча «На смерть ради жизни» и «Жившие ради нас». И вот, вскоре после того, как серия «Побег» была добросовестно завершена, в редакцию позвонил заинтригованный читатель.
Вернее, я только поначалу думал, что читатель заинтригован «остросюжетным повествованием», но, пообщавшись с Леонидом Ивановичем Сохацким, быстро понял – скорее, это его слова, информация, которой он располагал, пробуждают во мне всевозрастающий интерес, предвкушение настоящей интриги, а, возможно, и появления на свет «Побега-2».
Оказалось, что Леонид Иванович приходится родственником одному из подпольщиков, бежавших из тюрьмы в 1944 году, Цацкину Борису Яковлевичу. И судя по всему, он располагал некоторыми подробностями о побеге 70-летней давности, о которых ничего не говорилось в опубликованных на страницах газеты материалах. Мы договорились встретиться. Но что-то не сложилось, и в результате встреча состоялась лишь год спустя, то есть в преддверии 71-й годовщины освобождения города.
По словам Леонида Ивановича, подпольщик Борис Яковлевич Цацкин, фамилия которого упоминалась в публикации, – это его дядя. Арестован он был, скорее всего, в марте 1944 года «за связь с партизанами» (и, скорее всего, арестован по доносу). Вот только сидел он не в центральной тираспольской тюрьме на Бородинской площади, а в застенках сигуранцы, располагавшейся в бывшем здании городского роддома. Но как и другие подпольщики, Цацкин тоже участвовал в побеге, обстоятельства которого во многом напоминают побег из центральной тюрьмы.
Напомним, что перед своим уходом из Тирасполя фашисты учинили массовую расправу над заключенными. Партиями по 100-150 человек они расстреляли на Кирпичной слободке (сейчас здесь находится Мемориал жертвам фашизма) около 500 узников. В их числе были подпольщики П. Кустов, М. Куликов, Н. Молчанов, З. Чабан, В. Паляницын, Г. Столбин, Г. Ланский, комиссар партизанского отряда им. Котовского П. Иванчук, командиры и комиссары партизанских групп А. Решетник (с. Трофимовка), С. Небогатый (с. Плоское),
Г. Вербанов и В. Пельтек (с. Парканы), С. Соколов (с. Грушка), подпольщики Г. Витика, К. Бишляга, И. Занделов (с. Малаешты), Н. Ковальчук, Д. Подлегаев, И. Мостобаев (с. Ближний Хутор) и многие другие участники сопротивления. Однако казнить всех арестованных оккупанты не успели.
В первые дни апреля подпольщицы Зоя Манько и Валентина Чернова передали заключенным центральной тюрьмы запеченные в хлеб нож и бутылку. В ночь на 5 апреля 1944 года патриоты попытались ножом проделать лаз на крышу, но встревожили охрану. Тогда комитет освобождения во главе с каменским подпольщиком Н. Ивановым поднял оставшихся в живых 280 узников на восстание. Оглушив надзирателя бутылкой, заключенные выбили дверь общей камеры и, уничтожив внутреннюю охрану тюрьмы, под автоматным огнем наружной охраны преодолели ограждение из колючей проволоки и совершили массовый побег. Многим беглецам, которые нашли укрытие в домах у тираспольчан и крестьян в селах Ближний Хутор, Парканы, Владимировка, Славяно-Сербка, Гребеники, удалось спастись.
На схожие нюансы побега из тюрьмы сигуранцы указывает и Леонид Иванович. Из его слов можно сделать вывод, что оба побега (если только речь идет о двух побегах, а не об одном) были совершены при помощи бутылки, которой подпольщики оглушили часового (часовых?). По словам респондента, в этой бутылке местные жители передали заключенным молоко.
Так же, как и в случае с побегом из тюрьмы на Бородинской площади, всё произошло незадолго до прихода наших – в первых числах апреля. Среди тех, кто бежал вместе с Цацкиным, Леонид Яковлевич назвал подпольщиков Турчаниновых, отца и сына. Отец при побеге погиб.
Но из воспоминаний жены подпольщика Сергея Волкова Юлии Федоровны мы знаем, что её муж вместе с Филиппом Турчаниновым находился в тюрьме на Бородинской площади. Правда, после ареста их тоже некоторое время держали в сигуранце, а потом перевели в центральную тюрьму.
Словом, вопрос о том, о каком побеге идет речь, остается открытым. Но зато сколь значителен и символичен его результат. Многим патриотам тогда удалось спастись от неминуемой смерти, что, с одной стороны, свидетельствует о стойкости самих подпольщиков, а с другой – о мужестве приднестровцев, укрывших беглецов от преследования и не побоявшихся расправы со стороны фашистских властей.
Леонид Иванович рассказывает, что дядя в течение последних нескольких дней перед приходом наших прятался в камышах на Гапчучке (где-то в районе ул. Карла Либкнехта). Представляете, с каким чувством должен был он ждать долгожданного часа, когда каждая минута промедления советских воинов-освободителей могла стоит беглецу жизни. Вдобавок, несмотря на то, что весна в 1944 году была ранней, дни и ночи в начале апреля всё же не столь благоприятны для круглосуточного нахождения на «свежем воздухе».
Здесь, в камышах, произошло ещё одно знаковое событие, значение которого было оценено Борисом Цацкиным сразу, а его племянником Леонидом Сохацким – лишь много лет спустя. В камышах Бориса Яковлевича нашла… Мария Квицинская, которая четыре дня носила подпольщику еду. Эта самоотверженная женщина доводится тетей тещи Леонида Ивановича. В 1954 году, когда он женился, она пошутила: «Видимо, 10 лет назад я почувствовала, что ты будешь нашим родственником, вот и помогала твоему дяде».
Сразу после освобождения города подпольщик Борис Цацкин ушел на фронт. Никакой передышки в борьбе с фашистскими захватчиками участник сопротивления себе не представлял. Всего через несколько месяцев, в августе 1944 года, во время проведения Ясско-Кишиневской операции он погиб.
Сохранилось одно из фронтовых писем Бориса Яковлевича. Увы, сегодня, будучи написано простым карандашом, оно почти не читается. А между тем, в нем могут быть сведения, способные пролить сведения на ситуацию с побегом. Утеряна связь и с родственниками жены Леонида Ивановича, Квицинскими, которые тоже, по его словам, могут обладать ценной информацией. Но ничего не поделаешь, время многое стерло, не изгладив, конечно, в нашей памяти самого главного – безмерной благодарности советским воинам, подпольщикам, партизанам и всем, кто им помогал и сочувствовал, за достигнутую общими усилиями Великую Победу.
Николай Феч.