«Извольте! Извольте! Я и сам из старинного королевского рода Масагетов, и потому страх как люблю про чужую родословную послушать».
Генрик Сенкевич «Пан Володыёвский».
В феврале этого года приднестровские СМИ сообщили о запуске нового проекта под названием «Моя семья в истории края». В редакцию газеты «Приднестровье» уже поступают материалы автобиографического характера, рассказывающие о жизни семей приднестровцев в довоенный и дореволюционный периоды. В скором времени все эти бесценные и в высшей степени любопытные свидетельства обязательно увидят свет, а впоследствии будут опубликованы на страницах одноименной книги.
Тем же, кто пока сомневается относительно тематики и формы повествования, мы, как один из вариантов, предлагаем свой рассказ. Точнее – небольшой очерк об истории семьи автора этих строк.
Итак, моя семья в истории края (на основе семейных преданий, сказаний, мифов, легенд и не только).
Предки по отцовской линии появились в Приднестровье, именовавшемся тогда Новороссией, Диким полем, или Очаковской землей, ещё при матушке императрице. Екатерина Великая (урожденная Софья Августа Фредерика Ангальт-Цербстская) приглашала осваивать вновь приобретенные земли на юго-востоке Российской Империи иностранцев, которым правительство предоставляло всевозможные льготы. В числе переселенцев из «Неметчины» и оказались мои предки по фамилии Феч (Fetsch). В книге «История образования, заселения и развития немецких колоний в Левобережном Приднестровье» эти события описываются следующим образом.
«После одержанной победы в русско-турецкой войне 1787-1791 годов к России были присоединены новые земли в междуречье Днестра и Южного Буга. Во время поездки по своим владениям Екатерина II решила благоустроить малозаселенные территории. Длительная тоска по исторической родине – Германии – вынуждала императрицу изменить эти края на немецкий лад».
Но, думается, не только ностальгия, но и вполне здравый расчет руководил матушкой-государыней. Так, уже в феврале 1804 года появились специальные правила «О приеме и водворении иностранных колонистов», по которым в Россию допускались те поселенцы, «кои в крестьянских упражнениях или в рукоделии примером служить могли, являясь хорошими или достаточными хозяевами».
Читатель должен испытывать гордость, читая эти строки, так как упомянутые «правила» являются красноречивым свидетельством о том времени, когда не мы к ним, а они к нам выезжали на ПМЖ. И не просто так! «Цивилизованным европейцам» для того, чтобы заселить Дикое поле, ещё требовалось обладать всевозможными умениями и навыками. А не то – поворачивай у шлагбаума телегу и езжай назад в «фатерлянд». «Без личного приглашения императрицы пущать не велено!».
В самой Германии в то время была очень тяжелая экономическая обстановка вследствие недавней Семилетней войны (1756-1763 гг.). Короче, предложение русской императрицы немцы восприняли как дар судьбы. И сразу тронулись в путь. Впрочем, дорога (а по мере приближения к Дикому полю – отсутствие таковой) многих отрезвила. Доехали не все. Но свои первые поселения немцы по инерции называли очень оптимистично – Глюксталь (долина счастья), ныне – с. Глиное Григориопольского района. Был среди этих людей, вдохновенно, после изнурительного пути, произнесших «Глюксталь» и перекрестившихся на лютеранский манер, вероятно, и мой неведомый предок. Я так и вижу этого высокого, худого человека в запыленном костюме стоящим на склоне холма. Хотя достоверно об этом периоде мне, потомку, естественно, ничего не известно, могу с уверенностью сказать, что позже, где-то с середины ХIХ столетия, он (предок-первопроходец), его дети или внуки оказались в Одессе. Кстати, приднестровские немецкие колонии Нейдорф (Карманово), Бергдорф (Колосово) и Глюксталь (Глиное) тогда относились к Глюкстальскому округу Одесского водворения.
Благодаря чудом сохранившемуся в нашей семье документу я знаю имя моего прадеда, 1868 года рождения, и его отца. Прадеда звали Федор Франц Христианович Фечъ. Значит, прапрадеда – Христиан.
Знаю и то, что есть люди, считающие, что фамилия Феч звучит «как-то не по-немецки». Конечно, нам, славянам, виднее (у нас и Тихонов, и Броневой куда большие немцы, чем сами немцы), но, уверяю вас, что «Феч» – это именно немецкая фамилия. Для примера – до недавнего времени председателем землячества российских немцев был Адольф Феч (Adolf Fetsch). Не факт, что это мой родственник, но то, что однофамилец и что немец, – несомненно (не знаю, может, мне сменить имя?).
Опять-таки, из паспорта прадеда следует, что он был православным. Хотя, с другой стороны, если верить паспорту моего деда, Николая Федоровича Феча, то он, сын Федора Франца Христиановича, вдруг неожиданно для самого себя стал… украинцем (я потом расскажу, как это вышло). У самого Федора было три старших брата. Семейная легенда гласит, что когда нужно было одного из братьев отправить служить, выбор пал на младшего. Поскольку служили тогда долго, братья сказали ему: «Иди, отслужи, а мы пока соберем тебе небольшое состояние. Вернешься, поможем подняться на ноги». Так эти слова и звучат эхом из поколения в поколение семьи Феч.
Служил Федор Христианович в Тирасполе, скорее всего – в 56-м Житомирском полку. Участвовал в русско-японской войне. Судя по погонам, он был унтер-офицером, фельдфебелем (по-нашему – старшиной). Отслужив, вернулся в Одессу, но, разумеется, ничего из того, что было обещано, прадед не получил. Надо полагать, между братьями произошел разрыв – во всяком случае, о судьбе трех старших мне ничего не известно (их имен никогда не слыхал и мой отец). Младший же, Федор, вернулся в полюбившийся Тирасполь. Здесь познакомился с девушкой из Дубоссар. Прабабушка, Анна Павловна Петрова, была настоящей русской красавицей и вдобавок любящей женой и прекрасной хозяйкой. Прадеду, вне всякого сомнения, повезло. Добавлю, что дальним родственником прабабушке Ане, а следовательно – и мне, приходится заместитель главы госадминистрации Дубоссарского района Евгений Петров. Мир тесен! А приднестровский мир – ещё теснее.
Анна Павловна родила прадеду двух сыновей и трех дочерей. Выжили только трое: Николай (мой дед), Мария и Екатерина. Двое других детей (Андрей и Ольга) умерли от тифа. А вскоре во время очередной эпидемии умер и дед. Сам он был ветеринаром, но поскольку врачей катастрофически не хватало, пытался спасти заболевшую тифом семью из Славяно-Сербки. Семью спас, но сам заразился. Похоронили Федора Христиановича на соборном кладбище в Тирасполе. В 30-е годы кладбище уничтожили, а на его месте разбили парк им. Кирова. И вот каждый раз, когда я прохожу по парку, думаю о том, что здесь лежали и мои близкие. Нас разделяют сто лет. Но нельзя сказать, чтобы мы так уж были оторваны друг от друга. Прадед (по-видимому, он обладал хорошим чувством юмора) умудрился передать мне привет. По его милости, в моей бороде, через один, пробиваются рыжие волосы. Рыжих у нас как по материнской, так и по отцовской линии больше никого не было.
Теперь о том, как сын Федора Франца Христиановича, Николай Федорович, стал украинцем. Предупреждаю, что эта история – только разминка перед историей о том, почему журналист с немецкой фамилией Феч на самом деле является болгарином с фамилией Стоянов.
В период создания МАССР в составе УССР в Приднестровье, судя по всему, сознательно натягивали процент украинцев. Отец рассказывал, что было это примерно так. В дом (он стоял по ул. Котовского, на месте нынешнего детского садика №46) вошли переписчики. Спросили, знает ли дед украинский язык. Дед сказал, что знает. Его сразу записали украинцем. Характерно, что прабабушка, неграмотная женщина, по воспоминаниям родственников, легко общалась с соседями (украинцами, молдаванами, евреями, поляками) на их родных языках. Так что её вполне можно было записать молдаванкой, еврейкой или полькой (в зависимости от планов сталинского руководства). Кстати говоря, полькой, католичкой, крещеной в костеле с. Страсбурга (ныне – с. Кучурган), была моя бабушка Ванда Люциановна Феч, дочь тираспольского врача Люциана Адамовича Маньковского. Выйдя замуж за Николая Федоровича, она приняла православие. Венчали их в Николаевском соборе (на месте собора стоит городской ЗАГС).
И, наконец, главная интрига. Речь пойдет о моих болгарских корнях. Болгары, как и немцы, спасаясь от притеснений у себя на родине, оказались в Приднестровье в начале ХIХ столетия. Из Паркан происходил отец моего отца (чтобы вконец не запутать читателя, я пока не буду называть его дедом). Михаил Иванович Стоянов женился на Марии Федоровне Феч, моей бабушке. Он был учителем физики. Бабушка была учительницей в младших классах. В 30-е годы, вскоре после того, как родился мой папа, Михаилу Ивановичу стало известно от одного из учеников (сына какого-то должностного лица) о готовящемся аресте. Чтобы спасти семью от преследований и позора, он быстро развелся с Марией Федоровной и бежал на правый берег (тогда это была Румыния). А моего отца усыновил его дядя, родной брат Марии Федоровны, Николай Федорович Феч (в честь него назвали меня и моего двоюродного брата Николая Дувина). Так папа, урожденный Юлий Михайлович Стоянов, стал Юлием Николаевичем Фечом.
Я бы не стал утомлять читателя подробностями свой биографии, но, по-моему, в деле осмысления истории края она может послужить весьма символичным подспорьем. Шутка ли: фамилия – немецкая, кровь – болгарская, глаза – раскосые (если кто и влез ко мне, так и тот татарин), вероисповедание – православное, мама – русская, папа наполовину болгарин, на четверть – немец, гражданство – российское, живу в Приднестровье, работаю – тоже в «Приднестровье». А если поеду в Россию – буду молдаванином.
Хотя, вообще-то, по паспорту я украинец…
Николай Феч.
(Фото из семейного архива.)