Дети были маленькими, родители молодыми. И я был молодой… Сын ходил в детсад «Ручеек», откуда по договоренности с женой обычно забирал его я. Приходил поздно, часам к семи, и, как правило, последним или предпоследним.
Молоденькая воспитательница Таня была недовольна, всякий раз пытаясь упрекнуть за опоздание. Но со временем привыкла и при встрече уже просто улыбалась. И, обращаясь к остававшемуся в группе малышу, произносила: «Сейчас позвоним маме и узнаем, почему она опять не пришла. Будем ужинать и потом играть». Вовка давно привык к этому и не расстраивался. Детсад был круглосуточным, но родители, как правило, забирали детей домой. Вовка был исключением.
Мне нравился этот мальчик. Светленький, крепенький. Очень подвижный. Выделялся среди других, и этого нельзя было не заметить. Он явно главенствовал. Идет детвора на прогулку – Вовка впереди, заводит воспитательница игру – он обязательно рядом с ней, а если дает детям задание, все готов сделать первым. Очень любил, когда его назначали дежурным, надевали на руку повязку. И раньше всех выбегал в прихожую, когда кто-то из родителей приходил забирать своего малыша. В этот момент особенно чувствовалось, что хочет больше к себе внимания, что попросту им обделен.
В один из вечеров, когда я забирал из сада сына, в группе опять оставался один Вовка. Разговорился о нем с воспитательницей. От Тани узнал, что мальчик с мамой живет в общежитии, она работает по сменам, и когда во вторую и ночную, малыш остается ночевать в саду. Папы у него нет, кто он и где, никто не знал. Но от Вовки часто можно было услышать: «Дядя-папа Саша». Однажды этого Сашу я даже увидел: он, поджидая мать с сыном, стоял во дворе детсада и жадно курил. Молодой человек в камуфляже то и дело посматривал на часы, и когда они подошли к нему, сердито произнес: «Теперь точно опоздаем, его ведь еще надо…». Вовка тянулся за мамой, а она, подхватив сержанта под руку и улыбаясь, что-то говорила. Я услышал имя Саша.
Потом видел Вовку в солдатской пилотке и с кожаным ремнем со звездой на медной бляхе. Решил, что их подарил «дядя-папа». Накануне 23 февраля мальчик еще больше всех удивил – на нем была настоящая гимнастерка, перешитая, как сказала Таня, из взрослой. Мальчик так вжился в «военную жизнь», что позже я его не раз видел «командиром своих солдат». Он строил мальчишек и девчонок группы, приказывал им равняться, стоять смирно, шагать за ним… Носился по двору детсада с пистолетом, кричал «ура», падал, представлял себя раненым героем… И детям это нравилось, они слушали и подчинялись Вовке. Многие пытались подражать… Глядя на Вовку, думал: ну надо же, сумел повести за собой других!
А осенью, когда дети перешли в старшую группу и начали заниматься подготовкой к школе, Вовка вдруг резко сменил уже привычную военную форму на гражданскую одежду. Как-то пришел в детсад в шортах, маечке и панаме. Мама привела его в группу, а сама, как обычно, заспешила быстрее обычного, уловив в свою и сына сторону взгляды. Догадываясь, о чем его хотят спросить, Вовка, как бы оправдываясь, произнес: «Я больше не хочу быть военным, у меня теперь другой «дядя-папа», мы с ним дом строить будем». Мы, родители, смотрели друг на друга и думали об одном и том же, и, наверное, это продолжалось бы еще какое-то время, если бы не вернулась Вовкина мама и не передала Тане черный пистолет с солдатским ремнем и пилоткой. «Чуть не забыла, – протараторила она. – Вам в садике пригодится, пусть дети играют, а нам дома не надо, уже наигрались». Чья-то бабушка готова была тут же возмутиться, но, глядя на нас и чувствуя, что не найдет поддержки, откровенно всплеснула руками.
…Жаркое лето 92-го. Война в Бендерах. Прифронтовой Тирасполь шел на подмогу. По улицам вперемешку с троллейбусами и легковушками двигалась военная техника. Проходя мимо Дома Советов, увидел, как мужчины в камуфляже с оружием в руках заполняли подъезжающие «Уралы» и «Зилы». Я услышал голос молодого сержанта: «… Вольно. В машину поочередно занимай места…». Таким знакомым показался командир, что я, скрывая смущение, подошел ближе, чтобы заговорить с ним. Но он спешил, военные быстро заскакивали на борт «Зила». Машина тронулась. И я услышал: «Да-да, вы не обознались, это я, Вовка из «Ручейка». Я Вас помню». Что-то еще слышалось, но уже трудно было разобрать. Я только успел крикнуть: «Возвращайтесь живыми!». И ни один прохожий не удивился этим словам.
Вовку я больше никогда не видел. Всякое думал. Даже будучи на городском кладбище, всматривался в лица героев на памятниках, что на аллее Славы. Его там не было, и я ругал себя за эти страшные мысли. Жалел об одном: почему не узнал фамилию? Спросил у сына, но и он не помнил. Ведь от «Ручейка» много воды утекло, немало минуло лет, да и он с Вовкой тогда были совсем маленькими. Но и сегодня, участвуя в праздничных мероприятиях или просто гуляя по городу, я, как и прежде, всматриваюсь в лица прохожих. Кто знает, может быть, встречусь с ним, моим Вовкой.
Александр БОРИСОВ, г. Тирасполь.
