К Первомаю
Анатолий Панин, корреспондент
Сейчас ежегодный период конца апреля и начала мая привычно ассоциируется со священным праздником Пасхи – Светлого Христова Воскресения. Но было ли так всегда?
В советское время о церковных праздниках знали, как правило, люди пожилого возраста, да и тех было немного. В стране победившего атеизма некоторые православные традиции соблюдали редко, как дань древним и не всегда понятным традициям, в большинстве случаев – чтобы не обидеть бабушку или дедушку.
Зато не было ни одной семьи, где бы с огромным удовольствием не праздновали Первомай. К нему готовились, предвкушали веселье и домашнее застолье в первые теплые дни после холодной зимы. А после 1 мая – маевки, особенно любимые молодежью. Посиделки с гитарами у костра: немного спиртного, но много песен. Шутки, анекдоты, веселые истории – смех, радость, любовь…
С возрастом ощущаешь, как постепенно стираются из памяти картинки детства. Как старые фотографии, мутнеют и фрагментируются до узнаваемости воспоминания – год за годом – сначала детский сад, затем и первые школьные годы. Но есть воспоминания, подсвеченные эмоционально настолько, что всплывают микрофильмом перед глазами – ярко, насыщенно, словно совсем недавние события.
Первомай помню сызмальства. Мне нравилось идти от драмтеатра к центру, обгоняя выстроившиеся на «стометровке» колонны демонстрантов, ждущих своей очереди пройти перед центральной трибуной Тирасполя. Представители каждого трудового коллектива в общей веренице людей были небольшой семьей, отмечающей общий праздник по-своему. Свои песни, иногда и танцы, шары, флаги, транспаранты. Особенно меня восхищало, что, проходя мимо очередной колонны, слышишь только ее музыку и песню, хотя минутой раньше преобладали мелодии предыдущей. Были впечатления, как при переходе с одной музыкальной волны транзистора на другую.
Сам проход по площади – с криками «Ура!», персональными и коллективными, здравицами, откровенно пафосным комментарием из репродукторов – не был выдающимся зрелищем, скорее монотонным калейдоскопом разноцветной движущейся вереницы людей, портретов, кумача и цветов.
Самое интересное для меня происходило после демонстрации. Как волна разбивается об утес множеством брызг, так и стройные колонны, пройдя мемориальный танк, тут же рассыпались на небольшие стайки празднующих людей, растекаясь по улицам и дворам песнями горожан, музыкой гармонистов. Возвращался домой я нарочно улицами частного сектора, где каждый двор, как и колонны перед демонстрацией, отличался собственным колоритом, индивидуальной музыкой из телевизионных и радиоприемников, радиол, транзисторов, проигрывателей, даже патефонов. Почти перед каждой хатой, прямо во дворе, были накрыты столы, слышались восклицания встретившихся родственников, разговоры обо всем и ни о чем, пение, смех. В воздухе чувствовалась густая субстанция радости – то, что воплощалось в моем сознании настоящим Праздником. В тот период я не знал, и меня не очень интересовало, что и в честь чего отмечалось. Главное – праздник, который я принимал без причин и без поводов.
Уже в школьные годы нам объяснили, что 1 Мая – День солидарности всех трудящихся планеты в их борьбе за светлые коммунистические идеалы, счастье всех людей и за мир во всем мире. Мы верили. Для нашего юношеского восприятия это было некритично и непринципиально, ведь саму атмосферу народного праздника никто не отменял.
