Как я старалась вести разговор на равных, или тираспольские барды нужны и сегодня
В этот раз никакого кофе. Никаких интервью через стол. Только свежий воздух, лавочка в парке и осень… Только кленовые листья под ногами, резвящаяся детвора и прогуливающиеся взрослые. День будний, потому народу в парке немного. Время протекает размеренно, настраивает на философский лад.
Мы с фотокорром Виктором Громовым прибыли на место чуть раньше назначенного и ожидаем своих героев. Не проходит и пяти минут – здороваемся. Знакомимся ближе. Семья Садовниковых. Муж и жена. Петр Евгеньевич и Алла Евгеньевна. И их девятилетний внук Велимир, коротко – Веля. Поэты, семейный ансамбль под названием «Экслибрис», барды. Но это так, в двух словах. А если глубоко, то здесь звания и штампы ни к чему. Здесь разговор нужен. И чтобы непременно – по душам.
Пока фотокорреспондент устраивает для наших героев небольшую фотосессию в парке, я – в стороне. И оттуда, со стороны, наблюдаю. В эти мгновения о людях можно узнать многое, порой куда больше, чем после целого интервью. Внук Велимир пришел на встречу со скейтбордом. Он скромен, как и любой воспитанный человек при знакомстве, и непоседлив, как и положено ребенку. Семья располагается на широком пне, и их ноги утопают в опавшей листве. В руках у главы семейства гитара, и кажется, что лучшего времени года, лучшего места и лучшего часа дня придумать было невозможно – как для снимка, так и для интервью. В кадре все трое не позируют, просто живут. А когда внук весело командует: «Смотри в камеру, дед!» – и тут же кладет бабушкину руку себе на плечо, обнимая своих родных, все начинают улыбаться. Не могу сдержать улыбки и я. Вижу: получается настоящее семейное фото. Теплое. И сыграть такое невозможно. В нем вся любовь этих людей, этой дружной семьи. Они, совершенно ясно, одно целое. Настолько, что один начинает говорить, а другой заканчивает. Ну, знаете, как это бывает у родных людей?
Фотосессия позади, мы располагаемся на скамейке для беседы, и уже через пять минут понимаю: интересно. Разговор захватывает абсолютно. Собеседники мои простые, да непростые. Легкие – не воображают, не лицедействуют. Сложные – воображать ничего и не нужно, они и без того наполнены и умны. С такими хочется быть «на уровне», чтобы разговор вышел на равных. Ведь доверяют душу только равным. А какая ценность у неоткровенного интервью?
– Петр Евгеньевич, я о Вас кое-что знаю, но, предположим, не знаю ничего. Вы сказали, что в творчестве, в бардовской песне уже 30 лет…
– Да больше… Первые стихи я написал лет в десять, сейчас мне 67.
– А что побудило мальчика десяти лет начать писать стихи?
– Мама тогда работала на почте. Не продался сборник произведений Пушкина, и она принесла его домой. Пять томов. А жили мы в Сибири. Вокруг народ непростой, суровый, не до стихов. Вот я рос в такой среде, и вдруг – Пушкин. Потом Высоцкий, его первые песни. Знаете, сухогруз идет по реке и во все свои мощные динамики поет «Кони привередливые». И вот я заболел этими стихами, а потом уже не мог остановиться. Первые мои концерты в 9-м классе начались.
– Выясняется, что Вы – сибиряк. А к нам как попали?
– Да, 25 моих лет прошли за полярным кругом. Потом уехал в Питер, где прожил 9 месяцев, где много работал и много посещал театры. А театры там классные, да и вообще город особенный. Он меня и дошлифовал. За 9 месяцев я более ста раз был в театре, долгое время даже берег билеты со спектаклей как дорогие воспоминания. Со временем все это выветрилось. И вот уже планировал в Питере купить квартиру. Но решил сначала съездить в Одессу, побыть у моря и денег подзаработать. В Одессе познакомился с ребятами из Приднестровья. И они меня пригласили сюда. Я о Тирасполе тогда и не слышал. Поехал.
– И работали здесь…
– Я всю жизнь работаю на тяжелых работах: слесарем, токарем, на комсомольских стройках БАМа и Сургута. В Тирасполе тоже сначала трудился на стройках, потом на ХБК, а после в школе. Уже позже – на детской станции юных туристов. Но где бы я ни был и кем бы ни работал, всегда стремился заниматься тем, чем занимаюсь сейчас. Чтобы руки были развязаны и можно было в любой момент уехать, уволиться. В Тирасполе мы познакомились с Аллой…
– Может быть, потому Вы здесь и остались?
– И поэтому тоже (улыбается). Меня поразило, сколько здесь фруктов, солнца, тепла. Но главное – бардовская песня, понимаете? Тирасполь в те времена был местом сосредоточения бардовской культуры. Сюда приезжали Никитины, Берковский, Дольский, Егоров… Слышите, какие известные имена? Они у нас выступали. Мы с ними общались, много общались. Собирали им на концерты до 500 человек в тогдашнем «Современнике». Мы и сами выступали на разных площадках. Порой в общежитиях заводов у нас бывало по 10 концертов в день. Нас, ребят-бардов, было много. А главное, мы оставались здесь во время войны 92-го года. Ходили по госпиталям. Пели в основном Высоцкого. И нас очень хорошо принимали. Люди нас ждали… В некотором смысле это было лучшее время в моей жизни. Случалось, утром начинали концерт и затемно его заканчивали. Представляете?
– Люди нуждались в вашем творчестве?
– Во! Хорошее слово – нуждались! Именно, нуждались. И мы с супругой всюду брали с собой дочь Машеньку, тогда ей было лет 5. Она танцевала, подпевала нам.
– Знаю, что и ваш внук Веля поет и играет на гитаре… Скажите, это осознанное решение – передать знания наследникам?
– Сначала они были просто рядом с нами, а потом мы постепенно начали их больше и больше привлекать. Потому что многое у детей в генах закодировано, как в какой-то коробочке спрятано. Начинаешь заниматься с ребенком и чувствуешь, как способности раскрываются. Супруга моя педагог. Я тоже преподавал в школе, на туристической базе работал с детьми. Дети в Приднестровье как нигде талантливые, как нигде живут в условиях заботы. Эта атмосфера, мультиязыковая, способствует тому, что здесь растут творческие, разносторонние дети. Почему сюда тянулись такие люди, как Никитины, Берковский… Они приезжали сначала в Тирасполь и только потом ехали в Кишинев, Одессу. Понимаете, сюда их притягивали люди, русская техническая интеллигенция и создавала их аудиторию. Да, центр культуры там, в Питере, в Москве, а сюда все доходит потихонечку. В виде песни, в том числе. И когда я понял это, то именно тогда свою функцию пребывания здесь осознал.
– Ведь Вы и сегодня выступаете, Вас многие знают…
– Мы часто выступаем в больницах… Пожилые люди плачут на наших концертах. Вот мы с Велькой пять раз были только за это лето в госпитале. Поешь «Катюшу», «Бьется в тесной печурке огонь», военную программу Высоцкого и видишь, как глаза людей теплеют.
– Жаль, что я не слышала…
– А мы вам сейчас прямо и споем, – Петр Евгеньевич дает внуку свою гитару. – Поехали. Эта гитара не его, его меньше, будет спотыкаться маленько…– объясняет герой.
Все трое поют. Мелодия певучая. Песня на молдавском языке. Спрашиваю, о чем она. О течении времени в природе, говорят. Музыку к этой песне придумала дочка Маша.
– Вы постоянно говорите: «Маша… Машенька… Машуня…» Вы гордитесь ею?
– Конечно! А как же! Любимая дочка! У нас она окончила музыкальный факультет ПГУ. Сейчас трудится в Москве, у нее там своя школа игры на гитаре. Она обучает по собственной методике, по собственным книгам. Дочь отошла от прежнего репертуара, на котором раньше учили игре на гитаре, подобрала более современный. Помимо преподавания занимается сочинительством, пишет песни. Мы рады и горды тем, что Маша продолжает наше дело. Достойно продолжает.
– Почему-то мне казалось, что у вас еще мальчишки есть…
Мои собеседники смеются, переглядываются. В беседу вступает Алла Евгеньевна:
– Все мальчишки – это наши ученики. Мы преподаем игру на гитаре. Посмотрите, мы взяли с собой фотографии. Вот тут Веле четыре года, он играет на маракасах, это его первое выступление, начало его карьеры (смеется). А в шесть лет он захотел играть на гитаре и буквально за год научился. Сам изъявил желание, мы его не подталкивали. А вот мы со своими учениками на турбазе – здесь ребята из самых разных школ города. А это наши на фестивале патриотической песни «Караван». Декорации к выступлениям делаем сами. Ребята помогают.
– Вы передаете им свои знания, делитесь опытом?
– И это делается целенаправленно! – возвращается к беседе Петр Евгеньевич. – Потому что в некотором смысле советская музыкальная школа существовала словно для того, чтобы не пропустить через свой барьер ни Высоцкого, ни Окуджаву…
– Я с Вами соглашусь. Академическая школа часто зашорена «академизмом». Барды более свободны от этого. Вас называют бардом, потому что…
– …У меня есть свои песни, авторские. И наша семья знает множество песен других бардов. Из 800 песен Высоцкого я когда-то пел 500. И сегодня продолжаю свое дело потихоньку. Для людей, для каждого человека. Так же мы работаем с учениками – с каждым.
– Вы такая правильная здоровая альтернатива классическому музыкальному образованию. Мой сын хочет научиться играть на гитаре, но «навесить» на него еще одну школу – музыкальную – вдобавок к общеобразовательной значило бы отнять свободное время до минуточки.
– Вы, Татьяна, хорошо подготовились к интервью (улыбается). И мне приятно и даже неожиданно, что Вы так говорите… Но и это все не так важно по сравнению с тем чувством, когда уходишь с головой в работу, когда поешь для простых людей и видишь, как старики слушают. Видишь их глаза… Вот это дорогого стоит. Разная музыка нужна, если она помогает человеку жить. Нужно, чтобы мы пригодились сейчас, здесь. Для этой молодежи, для оптимистического преодоления каких-то трудностей, для поддержки.
– Кстати, о поддержке. Вот вы с супругой встретились в Тирасполе много лет назад – вроде бы случайно… Но вы так здорово друг друга дополняете, даже сейчас, во время этого интервью, что, кажется, никаких случайностей…
Услышав мой вопрос, Петр Евгеньевич взял в руки гитару, и я стала слушательницей целой песни. Как оказалось позже, его песни. «А ты люби, люби меня. Смотри, как сердце бьется. А ты люби, люби меня. Ну что нам остается? А ты люби, люби меня. Что лучше есть на свете? А ты люби, люби меня, счастливей будут дети». Его супруга Алла Евгеньевна подхватила эту песню-диалог, наполненную юмором и лирикой. «– Я не красавица была. – Но ты была красива. – Умна, подвижна, весела… – И чуточку болтлива». Стройные голоса и звук гитары привлекли внимание сидящих неподалеку от нас людей. Я видела: они превратились в слух. Нечасто случается побывать на импровизированном концерте, да еще и прямо под открытым небом.
В продолжение разговора Садовниковы представили еще одну свою песню. Она отражала настроение тираспольской осени и мое: «В старых улочках города прячется лето, а под утро влюбленные пары и сны… Надо быть хоть чуть-чуть, хоть немножко поэтом, чтоб почувствовать, как далеко до весны». По коже пробежали мурашки: вспомнила конец 90-х, кишиневский журфак. Как с одногруппниками не пропускали ни одного бардовского концерта. Знали все бардовские имена: Киркин, Доминич, Соломонов… От песен Петра Садовникова сейчас веяло тем же теплом, что и много лет назад от тех далеких встреч.
– Благодаря вам я побывала на концерте, на каком уже сто лет не была. И услышала то, чего, как оказалось, мне так не хватало. Спасибо.
В ответ на мои слова Петр и Алла Садовниковы скромно улыбнулись. Как и положено интеллигентным людям. По-настоящему интеллигентным. А когда заботливая Алла Евгеньевна, попрощавшись, отправилась с внуком домой готовить обед, ее супруг, глядя ей вслед, сказал: «Мне очень повезло с женой, она у меня особенная. Многие мои песни – для нее или о ней». Все это я знала уже с первых минут знакомства. Потому что порой взгляд со стороны расскажет куда больше целого интервью…
Мила ИВАНОВА.
Фото Виктора Громова.