«Так вот посмотришь на неё – земля как земля,
солнце на неё как на всю остальную землю
светит, и ничего вроде бы на ней не изменилось».
Братья Стругацкие, «Пикник на обочине».
…Зеленая трава, покрывающая покатый склон прямо посреди города, вне города. Несколько уцелевших очень древних плит, словно редкие каменные зубья торчат из земли. Ощущение такое, будто где-то рядом Стоунхендж или иной сакральный комплекс, соединяющий небо и землю. Но это не Стоунхендж, а нечто куда более значительное, по крайней мере для нас, приднестровцев. Это старый григориопольский погост, вероятно, более старый, чем сам город.
Участники поискового проекта «Имя на камне» достигли григориопольской земли. Город долго нас притягивал, и несколько раз мы уже предпринимали попытки проникнуть в его тайны. И теперь он не собирался нас так просто отпускать.
Начали с армянского кладбища. Имена на камне: Ованес Агапов Агопуанов, Карабст Агапов Тсванов (скончался на 84-м году жизни в феврале 1898-го), Саркис Аракелов Демирташев… Часть надписей исполнена только на армянском. Впрочем, как мы знаем из истории Григориополя, армяне не слишком долго и не слишком рьяно сохраняли здесь свою идентичность. Примеров ассимиляции предостаточно: Харасанова Екатерина Андреевна (1885-1965), Ованесовы Георгий Степанович (1860-1933) и Мария Иосифовна (1860-1943), Восканова Розалия Ивановна (1917-1985)…
С Розалией Ивановной мы заочно знакомы. О ней я писал в рамках другого проекта – «Моя семья в истории края». Её отец, Иван Антонович, доводится дядей известному советскому военному деятелю Гаспару Карапетовичу Восканову (впоследствии репрессированному), именем которого в Григориополе названа улица. Родственники передали мне фото молодой Розалии Ивановны – очень красивая женщина, темноглазая, с мягко вьющимися волосами.
Эти волнообразные, плавные, по-восточному распевные линии ещё не раз возникали перед моим мысленным взором, стоило взглянуть на творения старых мастеров. На армянском кладбище мы увидали, вероятно, самые изящные в Приднестровье старинные надгробия. Филигранная, любовно исполненная резьба по камню выглядит особенно эффектно благодаря растительному орнаменту. Не исключено, что все плиты подобного рода привозные.
О том, что уже обработанный камень порой везли за много верст, свидетельствует обнаруженное исследователями на черном мраморе клеймо мастера: «I. Цулек. Кишинев». Исаак(?) Цулек выполнил заказ родственников Екатерины Васильевны Рачинской (1847-1908). Из числа привозных, должно быть, и мраморная скульптура дерева со спиленными ветвями, поставленная отцом в память о сыне (вероятно, единственном или последнем), Сергее Григорьевиче Ованесове (1869-1901).
Само кладбище, впрочем, не является сугубо армянским. Так, помимо Рачинской (фамилия польская), на нем нашли упокоение коллежский асессор Богдан Иванович Сатов и Еремей Степанович Елизаров. Последний, как гласит надпись на русском и армянском, следовал по долгу коронной службы из Оттоманской порты в столицу и преставился 5 марта 1813(?) года.
Кладбище по ул. Урицкого носит название «молдавское». И действительно, молдавские фамилии широко распространены (Мотынга, Стратула…). Но есть и другие. Около 200 лет в Григориополе живут представители рода Шутак. Мы знаем, что Иван Шутак в 1847 году был купцом третьей гильдии, семья, судя по всему, процветала. Так что и в 1888 году на одной из плит было особо подчеркнуто: «жена Кирилла Ивановича Шап, дочь купца Семена Ивановича Шутака». Интересная особенность: притом, что погост молдавский, собственно на молдавском надписей почти нет. Мы нашли всего одну.
В селе Гыртоп поразил памятник, поставленный родственниками (не государством, а именно родственниками!) в память о близких, павших на фронтах Великой Отечественной войны. Среди указанных имен три сына И.В. Гончаренко и С.Г. Калин.
С большими надеждами въезжали в Ташлык. Село впервые упоминается в документах начала XVII в. (само название тюркского происхождения). Однако на погосте ничего старее ХIХ мы не обнаружили. Смотритель школьного музея Марианна Брага как-то показывала мне самые древние плиты, по преданию – ещё турецкие. Собственно, плитами их назвать трудно. Ныне это бесформенные, выщербленные камни. Никаких артефактов, неоспоримо указывающих на времена Дикого поля, в Ташлыке не осталось. Преобладают молдавские и украинские фамилии.
Сразу же за Ташлыком – Бутор. Первое документальное упоминание датировано 1773 годом. Однако и здесь ничего старее конца ХIХ столетия мы не нашли. Решили заехать и в соседнюю Индию. Известно, что этот населенный пункт возник относительно недавно, в 1920 году. Однако фотограф Александр Паламарь в одну из наших поездок приметил в Индии старые кресты. Не показалось ли?
Со стороны дамбы подъезжаем к месту, указанному Александром Александровичем. И точно. Средь полей как-то уж очень компактно растут деревья, кустарники, словно кем-то специально был оставлен нетронутым этот островок. А на нем – покосившиеся плиты из пожелтевшего ракушечника. Одна, вторая…
Погост, и правда, небольшой, но, возможно, именно поэтому какой-то особенно тихий, чарующий. Расположились за одним из столиков, перекусили. Где-то вдалеке, в дымке осеннего дня, тарахтел трактор. На стол, на разложенную на нем нехитрую снедь изредка падали желтые листья абрикоса. Помянули, предположив, что нечасто, должно быть, приходят сюда люди, если и в самом селе едва ли наберется с десяток жителей. Село, как отмечается в «Википедии», находится на пути к исчезновению.
Индия, от которой мы совсем ничего не ждали, пожалуй, и запомнилась больше всего. Вот этой своей задушевностью, безветрием.
Здесь же мы выяснили, куда девалась «старина» из Бутора. А вот куда! То есть она никуда и не девалась. Просто изначально Бутор, как и другие прибрежные села, находился ближе к воде. Это впоследствии села забрались на плато, а тогда, 150-200 лет назад, жались к Днестру, и кладбища, соответственно, были ближе. На одной из стел читаем: «Здесь покоится раба Божия буторского крестьянина Демьяна Дикусара жена Пелагия Николаева (1863 г.)». Есть версия, что часть прибрежных кладбищ, причем самых древних, ныне находится под водой, как, например, в с. Бутучаны Рыбницкого района.
Но забвению способствовали не только ошибки первых переселенцев, недооценивших возможности Днестра (подобно шведскому королю Карлу ХII, разбившему в 1709 году лагерь у самой реки). Бесценные исторические свидетельства были смыты волнами истории, идеологическими трансформациями ХХ века.
В с. Чобручи на месте старого сельского кладбища растут каштаны, рядом – стадион. Тщетно мы с журналистом Александром Корецким искали здесь чудом уцелевшие свидетельства минувшего. Хотя по всему видно, ну просто чувствуется: место обладает особой атмосферой, подобно парку Кирова в Тирасполе…
То же самое и в Слободзее – ничего. Слободзея – исторический центр казачества. Но где же похоронены сами казаки-черноморцы? То же самое и в других селах – только ХХ век, точнее – вторая его половина.
По-своему удивили Глиное и Новая Андрияшевка. Оказалось, что ещё несколько десятилетий назад здесь компактно проживали… немцы. Фамилии самые что ни на есть немецкие, причем нередко написаны на немецком (70-е!): Ирма Крузе, урожденная – Альбрехт, Лидия Бартл, Вальтер Енс, Мелита Майер, Антон Зингер, Рудольф Пфо, Георгий Кугель…
В Новой Андрияшевке где-то с конца 80-х представителей немецкого этноса, в большинстве своем выехавших на историческую родину, сменили ромы (цыгане). Теперь их в селе значительно больше, чем немцев.
Будем считать проделанный труд «археологической разведкой». Главное – не думать, что всё видел и всё знаешь. Это золотое правило исследователя. А то… Как предупреждают Стругацкие, вообразит человек о себе, будто всё знает и понимает до конца, и обязательно гробанётся («Пикник на обочине»).
Николай Феч.
Фото автора.
