«Каждому поколению – своя война, – говорила моя мама, вспоминая по вечерам ужасы пережитой войны 1941-1945 годов, и тут же добавляла: – Вам не придется видеть войну, вы ее уже пережили». Как она была не права!
В тот далекий день я опаздывала на работу и, чтобы скрыть нарушение дисциплины, заскочила в кабинет к подружке Фариде снять верхнюю одежду. За столом сидела и плакала Валентина, наша третья подруга.
– О чем слезы льешь?
– Оставь ее, – вмешалась Фарида. – Опять ее Христофор, ваш сотрудник, достал со своими лозунгами: «Молдавия для молдаван». А если живешь тут, то обязан знать молдавский, и т.д.
Горько всхлипывая, Валентина добавила:
– Ну что ему надо? Разве я виновата, что меня сюда распределили после окончания Киевской академии, и муж здесь служит. Я что, против изучения молдавского? Организуйте изучение, введите экзамен, пожалуйста. Что вы нас доедаете?
Я успокоила Валентину и предложила: «Давайте, девчонки, создадим кружок и начнем изучать язык (насколько я его знаю), хотя бы бытовой, для общения».
С этого дня начали заниматься. А вскоре и официально было объявлено о необходимости изучения языка республики, в которой живешь, что, в общем-то, было правильно. Знать язык и культуру народа, с которым живешь, – необходимо.
Каждый вдруг понял – настали другие времена. Теперь только «злые» выживут! И каждый начал выживать в меру своей порядочности. Кто был политически грамотнее, полез в различные организации, управлять «народом», кто порядочнее, затаился – может, пронесет над головой эту бурю. Резко увеличилось количество грабежей и убийств. Но все ждали возврата палок дешевой колбасы и сыра.
К сожалению, старые времена не возвращались. Исчезли колбаса, дешевый сыр, сахар и конфеты. Но самое главное – исчезли деньги, те самые рубли, на которые можно было все купить. Появились фантики, на которые мы наклеивали марки республики. Мы их называли приднестрофиками-дистрофиками. Нас прикрепили к магазинам, где через день можно было купить хлеб, цена которого доходила до нескольких тысяч рублей и продолжала расти с каждым днем. Начался натуральный голод. Мы стали миллионерами, горько шутили в своем кругу. Зарплаты наши подскочили за миллион рублей. Кажется, это была стоимость двухсотграммовой пачки масла, если удавалось его достать!
Автоматные очереди из-за Днестра со стороны Бендер пугали, ужасали новости местных СМИ. Первые раненые. Первые убитые. Крытые грузовики с мертвыми возле морга и тени под брезентом кузовов, где матери и жены искали своих детей, отцов, братьев. Палаты, забитые людьми, крики боли из операционных, соленый мат из уст безусых ребятишек – безногих, безруких, с забинтованными головами, с белыми от боли глазами. Ах, война, что же ты делаешь, подлая …
Правильно в народе говорят: чужую беду рукой отведу, а свою … Настоящий ужас войны я познала, когда над головой начали рваться ракеты, обстреливавшие в этой безумной войне Кицканский плацдарм. Мне казалось, что ракеты разрывались над моим дачным домиком. От ужаса я присела посередине улицы на корточки и начала кричать. Я ничего не соображала, пришла в себя только от толчка брата.
– Не ори, иди во двор. Будь в огороде.
– В каком огороде, надо в дом, надо в город, смотри, все уже уехали!
Подошел сосед. Спокойный. Тихо сказал:
– Пошли ко мне, вместе пересидим. А в город дураки поехали. Ведь в случае чего будут бомбить не фазенды, а промышленные объекты города.
Ракетный обстрел прекратился так же внезапно, как и начался.
Военные действия продолжались. Гибла молодежь в окопах. Теряли матери кормильцев, малые дети – отцов. Начались переговоры, жесткие заявления генерала Лебедя, под чьим началом российские войска встали на защиту Приднестровья.
Те часы войны я буду помнить всю жизнь, как и тех мальчиков на костылях, в колясках, матерей с безумными глазами, которые в ворохе мертвых тел, свезенных к моргу на крытых грузовиках, искали своих мужей и сыновей.
Ах, война, что же ты сделала, подлая!
Валентина МАЙДУРОВА.
г. Тирасполь.