О гибридной войне, ведущейся против Приднестровья, о попытках монополизации власти местными олигархами, а также о том, что с этими проблемами делать, беседуем с политологом, шеф-редактором «Однако. Евразия» Семёном Ураловым.
На прошлой неделе была опубликована статья известного российского журналиста и блогера Семёна Уралова под названием «Приднестровье: три составных части вызова для России». Мы связались с автором статьи по телефону и в личной беседе узнали мнение эксперта о рисках для республики и о путях решения злободневных проблем.
– Здравствуйте, Семён. В своем последнем материале о ситуации в Приднестровье вы сказали, что против нашей республики ведется «гибридная война». Расскажите подробнее, что это значит?
– Здравствуйте. Смотрите: для того чтобы понять, что такое гибридная война, надо смотреть на текущие события немного под другим углом.
Вот буквально на днях в Одесской области активисты радикальной рейдерской организации «Автомайдан» на несколько часов заблокировали движение по международной дороге Тирасполь-Одесса.
Казалось бы, это внутриукраинское событие и к ПМР отношения не имеющее. Однако в действительности целью как раз является блокада Приднестровья. Целью является полное прекращение товарооборота между Приднестровьем, украинской Бессарабией и Одессой. Причем именно дезинтеграция с Одессой крайне неприятна для Приднестровья. Причем именно для экономики республики. А одесский аэропорт был удобным стыковочным звеном для приднестровцев, которые имели деловые связи с Москвой.
Логистические потоки сместились в сторону Молдовы, то есть усилилась зависимость Тирасполя от властей Кишинева. То есть переговорные позиции Приднестровья снизились.
Так, действие рейдеров из одесского «Автомайдана» на государственной границе приводит не только к экономическим потерям, но и к снижению внешнеполитического веса.
Если добавить сюда чисто финансовые потери торговых предприятий, связанные со снижением товарооборота с Украиной, то ситуация еще усугубляется.
Вот это и есть «гибридная война», когда невоенными методами достигаются глобальные политические и, самое главное, экономические цели. Вам кажется, что идет политическое шоу, а в это время вас грабят. Гибридная война – это политический постмодернизм. И как любой постмодернизм «гибридная война» крайне цинична.
Если сравнивать объемы товарооборота между ПМР и Украиной доблокадного и блокадного периодов, то можно подсчитать, что потери составили от 15% до 20% ВВП.
Когда анализируешь ситуацию в ПМР, надо всегда помнить, что внутренний рынок – это всего лишь 500 тысяч человек. Полмиллиона – это даже не микрорынок уровня региона Российской Федерации или украинской области. Самая маленькая область Украины – Черновицкая – чуть меньше миллиона.
Приднестровье – это не просто регион, это микрорегион. И как любой микрорегион он требует государственного микроменджмента. В Приднестровье не только можно, но и нужно вводить ручное управление экономикой. Размер рынка позволяет государству в быстрые сроки стать главным игроком в экономике.
– Но ведь в нашей республике наблюдается монополизация отдельных отраслей экономики. В том числе и таких приоритетных для обеспечения государственной безопасности, как связь. А налоговые поступления в бюджет в большинстве своём зависят от деятельности предприятий, входящих в холдинг «Шериф». Как государству в этой ситуации начать задавать новые правила игры?
– Действительно, критическая зависимость экономики ПМР от частного капитала, сконцентрированного у корпорации «Шериф», не может не вызывать опасений. Причем самые неудачные примеры сильной олигархизации экономики мы можем увидеть в Молдове и на Украине.
Олигарх Плахотнюк фактически безраздельно владеет всей Молдовой. Украину разорвали между собой олигархические кланы Порошенко, Коломойского, Фирташа, Тимошенко и Левочкина.
Разгадка кроется в самой сути частного капитала. Любой крупный капитал, после того как он становится сверхкапиталом и может конкурировать с государственным капиталом, начинает стремиться к политическому влиянию.
Сверхкапитал начинает проникать во власть и стремиться сам стать властью. Параллельно со сращиванием с властью капитал начинает разлагать государство. Происходят попытки приватизировать самые привлекательные активы. Сверхкапитал разлагает госаппарат, предлагая крупные взятки, покупает решения судов и назначает «своих» людей на ответственные посты.
Олигархия всегда стремилась и будет стремиться приватизировать часть государственной власти и собственности. Не потому что есть плохие или хорошие олигархи. Классовое поведение любого олигарха одинаково: украинского, молдавского или приднестровского.
Более того, вся постсоветская олигархия активно общается и ведет совместный бизнес. Это для нас с вами есть границы и неудобства, из-за которых приднестровцев отрезают от Одессы, а для олигархии и крупного капитала границ нет. Также, как нет национальных паспортов и прочих ограничений, которыми разогнали по национальным стойбищам народные массы — разночинцев, рабочих, крестьян, менеджеров, госслужащих и другие социальные группы.
Причем интересно, что поведение сверхкапитала и национальной олигархии всегда реализуется по одной и той же схеме: сначала частный капитал снижает налоговые отчисления в госбюджет и выводит крупные транши в оффшоры, чем провоцирует кризис в финансовом секторе экономики. Затем частные корпорации пробуют на фоне экономического кризиса приватизировать государственную власть с помощью парламента.
– Как это с помощью парламента? Верховный Совет Приднестровья – это законодательный орган власти. Как его можно приватизировать?
– Конечно же, «приватизация парламента» – это образ той самой «гибридной войны». Понятно, что приватизировать в прямом смысле слова Верховный Совет, Раду или Думу нельзя. Однако получить политическое влияние на часть законодательной власти возможно.
Парламент – это коллегиальный орган власти, где полнота полномочий разделена между сотней людей, а то и меньшим числом. То есть отдельно взятый парламентарий обладает ничтожной властью, однако парламентский коллектив уже обладает политической волей. Соответственно парламентское большинство – это уже своего рода монополия.
То есть сверхкапитал (корпорация, олигархия) стремится к своему естественному состоянию — монополии. Олигархия не может жить без частных монополий, а частные монополии всегда порождают олигархию. Такая вот диалектика «гибридной войны».
Единственный способ борьбы с олигархией есть построение государственной монополии. Потому что только государство как обезличенный субъект может противостоять частному капиталу, который основан на частных мотивациях своих инвесторов.
Действительно, в ПМР так и происходит. Корпорация «Шериф» уже давно имеет «своих» депутатов в Верховном Совете и часто лоббирует необходимые ей законопроекты.
Это естественно. Это нормальное поведение любой олигархии. Искушение приватизировать часть государственной власти с помощью парламента – это величайшее искушение. Об этом, собственно, нам рассказывает политическая история любой страны.
К тому же надо учитывать национальные особенности. Приднестровский народ являет собой смешение русского, украинского и молдавского народов и культур. А в украинской и особенно молдавской истории олигархизация – это постоянное явление. Молдавией много лет правили фанариоты – греки-откупщики, которые грабили молдавский народ под «крышей» Османской империи. Украинская казаческая республика выродилась в магнатские семьи, которые растащили Украину между Польшей, Россией и Турцией.
В русской истории была Февральская революция, в ходе которой к власти пришла национальная олигархия. Смутное время было порождением боярщины. А боярин – это и есть олигарх, только на языке XVI-XVII веков.
– То есть приватизация государственных институтов и приход к власти олигархии неизбежны? Этого нельзя избежать?
– Почему же? Наоборот. Этого надо всячески пытаться избежать. Для этого необходимо усиливать влияние государства во всех секторах: и в экономике, и в политике, и в культуре, и в идеологии.
Государственной власти необходимо опираться на народные массы. Потому что единственно эффективно работающая модель власти на постсоветском пространстве – это «верховный правитель», опирающийся на народные массы. Так работает система в Белоруссии, Казахстане, Узбекистане и России. Можно быть критиком этой системы и симпатизировать, например, китайской модели — коллективной власти в лице Политбюро, но нельзя не признать, что российско-белорусско-казахско-узбекская модель работает. Как бы мы к ней ни относились.
Не думаю, что Приднестровье является исключением.
PS от Семёна Уралова: Приднестровье – это моя любимая республика, последний осколок СССР, который, я, когда работал в Одессе, изучил от Бендер до Каменки.
– Спасибо Вам, Семён, за откровенный разговор и развёрнутые ответы.
ИА «Новости
Приднестровья».