-Сергей, сегодня кон-трольная по математике, ты помнишь? Я жду от тебя только «пятерки»! Не болтай и не отвлекайся на других, пусть сами решают.
У входа в школу стояли женщина и мальчик, укутанный так, что был виден лишь кусочек лба, а больше ничего. Из его ранца торчал термос, а в глазах читалась обреченность. Мальчик угукнул. Мы с сыном только поравнялись с ними, как услышали позади себя другой разговор.
– …Если снова будет одна «четверка» в четверти, нам с мамой придется с тобой говорить по-другому. Подарков на Новый год ты точно не увидишь.
Отец делал внушение дочери. Дочь, опустив глаза, молчала. И так явно запахло «четверкой» в четверти. Мне хотелось подмигнуть девочке. Хотелось раскутать укутанного по самые «не хочу» мальчика. И сказать, что взрослые, конечно, не всерьез. Но я не могла сделать ни того, ни другого – это были чужие дети и уж совсем чужие взрослые. Прав у меня, ясно-понятно, – никаких. Сын посмотрел мне прямо в глаза, он ждал. Видимо, тоже каких-то наставлений. Ну как же, я ведь мать. Я взрослая, я могу отругать-наказать-повелевать. Просто потому что – могу. А он ребенок, он должен молчать и слушать, слушать и молчать. Наши с ним взгляды встретились, и мне понадобилась доля секунды, может, чуть больше, чтобы найти единственно верные слова.
– Никитос, повеселись хорошенько! – сказала я и хлопнула по ранцу, подталкивая сына к двери младшего корпуса и одновременно подмигивая ему. В его глазах появились озорные лучики, а в уголках моих глаз морщинки. Мы улыбались. И нам обоим сразу стало легко и понятно. Понятно, что жизнь, такая большая и прекрасная, многогранная и любопытная, не ограничивается оценкой в дневнике. Скорее всего, жизнь пахнет не учительскими красными чернилами, а книжками о приключениях редкого белого тигра. И бумагой из-под папиных чертежей с планетами и созвездиями, и завораживающими историями о космосе, рассказанными на ночь глядя. Именно так пахнет жизнь. Настоящая жизнь, разумеется. А еще она состоит из немного скучных уроков, которые вдруг принимают форму кукольного представления. И сын начинает взахлеб декламировать длинный стих, превращая его в рэп, хохоча и, наконец, оказываясь от смеха под стулом. Случается у жизни и запах «двойки». Это запах разочарования, обиды, досады, а порой даже страха. Тогда я мчусь за ребенком в школу быстрее молнии, хватаю его за руку, и вот мы уже вместе несемся в ближайшее кафе – нужно скорее перебить этот запах другим. Ароматом пирожного «Чокэрлия». Оно лучше прочих справляется с этой задачей…
…Мне жутко нравится быть неправильной мамой. Даже немного бунтаркой. Я уверена, что, с точки зрения педагогики, это плохая идея. И о да, я уже слышу цоканье за спиной, вижу неодобрительное покачивание голов и мысленно сталкиваюсь со стеной непонимания. «Тыжемать!» – твердят мне со всех сторон люди, которые уж наверняка отлично знают, какой матерью быть нужно, а какой – преступление. Но мне не стыдно. Ни капли. И сыну моему не стыдно. И его друзьям тоже – они запросто водятся с мамой моего сына. А я – с ними. И мы больше всего на свете обожаем идти вместе до остановки и болтать обо всем подряд. Я спрашиваю, как у них прошел день в школе, хорошо ли вели себя учителя, не баловались ли…. Мы смеемся и жуем школьные булочки. Я, сын и его друзья, мы отлично знаем, что именно это и есть жизнь. Об оценках почти не говорим. О них – скучно. Однако так было не всегда. Увы.
Когда-то я была… «правильной». Внимательно слушала замечания в адрес моего сына воспитателей в саду. Расстраивалась, делала ребенку серьезные внушения и «вырванные годы». Спустя время выяснялось, что в ряде случаев, когда мой ребенок «вел себя плохо», он плохо себя не вел. Он вел себя хорошо, достойно. Чего не могу сказать обо всех воспитателях. Ситуации случались всякие. И, поверьте, я не из тех мам, у которых ее дети всегда правы, а остальные – не ее дети. Но со временем я научилась смотреть на все, что касается моего ребенка, критически. И однажды в моей жизни появилось золотое правило – говорить с ним, со своим ребенком. Выслушивать его версию чего бы то ни было, да всего на свете. А не орать еще за километр до садика/школы/кружка, какой он, такой-растакой, что вот «я тебе сейчас покажу Кузькину мать», и «ты у меня узнаешь, где раки зимуют», и вообще «не видать тебе компьютера, как своих ушей». Ох… Такие неинтеллигентные методы приводят только к отдалению «тыжматери» от ее несчастного запуганного ребенка. Но, что хуже всего, такое поведение самого близкого в мире человека, мамы, делает из сына/дочери «моллюска», которому комфортнее в раковине. Комфортнее и лучше. Лучше промолчать, утаить, выкрутиться, даже соврать – лучше…
А жизнь, она сегодня. И она такая, какой мы покажем ее нашим детям. С заломанными от переживаний руками и сгрызенными на контрольных ногтями? Или, быть может, лучше с золотыми осенними листьями в волосах, со снегом, вместе с заливистым смехом посыпавшимся за воротник? И счастьем в каждом мгновении. Без страха и сомнения в том, что тебя, такого еще маленького, считают большим, умным, многое умеющим. Считают и считаются. С тобой советуются, спорят, обсуждают все на свете. А главное – тебя любят и понимают. И можно даже не прислонять градусник к горячей батарее, а подойти тихонько к маме, обнять ее до мурашек за шею своими детскими ручками и сказать: «Мам, а давай нарушим правила и в школу сегодня не пойдем? Устроим день непослушания, а?».
А давай!
Татьяна Астахова-Синхани.
