Моей семьи война коснулось
С моей соседкой, добрым и отзывчивым человеком Татьяной Ефимовной Поято мы знакомы давно. Некоторые факты из её биографии мне известны по предыдущим нашим встречам, а вот этот рассказ о жизни-подвиге скромной сельской женщины в годы Великой Отечественной войны председатель Тираспольского общества бывших узников концлагерей Татьяна Ефимовна поведала нам впервые.
«В нашей жизни тётя Арина – Мигунова Ирина Филипповна – появилась после того, как фашисты арестовали почти всех членов Россонской молодёжной подпольной организации и их родных. (В первые дни гитлеровской оккупации на территории Россонского района Витебской области в Белоруссии начали действовать подпольные группы и организации. Одну из них возглавил Петр Миронович Машеров, в будущем – командир партизанского отряда имени Щорса, глава республики, а тогда – учитель. – Прим. ред.). Маму выдал сосед, живший во второй половине родительского дома. Её «взяли» на наших глазах, когда она возвращалась из тюрьмы, куда она носила передачу (бутылку молока) Машеровой Дарье Петровне, маме бывшего молодого учителя Россонской школы. Это он создал подпольную организацию в Россонах и партизанский отряд, позже разросшийся в бригаду, державшую в страхе немецкий гарнизон.
На следующий день к дому подъехала огромная машина. Из дома вынесли всё – от посуды до штор, и погрузили в неё. Соседка тётя Ядя (крайняя на фотоснимке) шепнула Лиле, моей старшей сестре: «Попроси, чтобы оставили тёплые вещи, зима на носу». Лиля, усадив меня (младшую, Томочку. Позже хозяева в Латвии, у которых мы работали, окрестили меня, дав имя Таня) себе на шею, подошла к машине: «Дяденька, отдай нам валеночки». «Дяденька» толкнул её ногой в грудь, мы упали, и я, ударившись виском о камень, пробила череп, проболев полгода.
Тётя Арина в то время жила по соседству с нами у дальних родственников, к которым пришла после неудавшейся эвакуации, где во время бомбёжки переправы потеряла двух сыновей-подростков, оставшись с младшим, Шуриком, которому на начало войны едва исполнилось три года. Муж к тому времени погиб на фронте. Вероятно, партизаны поручили ей опекать нашу «троицу». Так и образовалась наша многодетная семья: тётя Арина (уже не очень молодая женщина), её сын Шурик и девочки, круглые сироты Дерюжины: Лиля, Рая и Тома. Из дома немцы нас выгнали, заняв его под комендатуру. Благо, пустых домов было в посёлке много (все, кто мог, ушли в партизаны), так что бездомными мы не стали.
Через какое-то время, возможно, дней через 10, нам разрешили свидание с мамой. Это «свидание» я хорошо помню: мамино лицо появилось за решёткой подвального окошка. Меня пронзила мысль: «Какая красивая!». Не понимала только, почему у неё всё лицо синее. Рванулась к ней. Немец-охранник выставил автомат, мама в окошке исчезла. Так повторялось несколько раз. Это я потом поняла, что мама теряла сознание и падала. Со мной началась истерика. Тётя Арина удерживает меня, я кусаюсь, кричу: «Дурная тётка, отпусти, я хочу к маме!». На меня льют воду, потом набрасывают какую-то тряпку, заворачивают в неё, как дикого зверька, и всё! Мама только успела крикнуть: «Девочки! Никогда не разлучайтесь!». Это были её последние слова.
Их расстреляли 18 сентября 1942 года на берегу озера Россонь. Среди погибших была девочка-семиклассница Глаша Езутова. Через 2 недели выбили немцев из Россон. Могилу раскопали. У мамы с Машеровой Дарьей Петровной руки были связаны вместе колючей проволокой.
За время оккупации Россоны несколько раз переходили от немцев к нашим. Так вот, когда у партизан дела шли хорошо, они нас троих забирали в отряд , там откармливали, баловали, вспоминали своих детей. Остальное время жили с тётей Ариной, мы все были её детьми, равными. Вместе мёрзли, прятались в погребах во время бомбёжек. Не было лекарств, и мой огромный нарыв на виске смазывали дёгтем. Иногда тётю Арину вызывали в комендатуру делать уборку, она приносила оттуда бинты (возможно, воровала) жёлто-зелёного цвета, вероятно, пропитанные антисептиком.
Стирали и купались в растворе золы – щёлоке. Чтобы не было вшей, тёте Арине приходилось часто стричь нас. Эта процедура особенно ненавистна была для Раи: ей постоянно состригали кончик уха, так как она ни минуты не сидела спокойно и постоянно вертелась во время стрижки. Но особенно приходилось мучиться от голода. Из комендатуры тётя Арина пару раз приносила помои, помню, очень белые кислые макароны. Однажды партизаны привели нам чудесную корову, кормилицу, дававшую 3 ведра молока в день. Но вскоре немцы забрали её на мясо. Помню день, когда единственным блюдом был котелок кипятка, в который раздавили несколько клюквинок.
Когда мы проказничали, и это требовало наказания, тётя Арина командовала: «А ну выбирайте себе лучины!». Лучина всегда была заготовлена для освещения – наклонно втыкалась в стены и поджигалась. Мы с удовольствием бросались выполнять задание, несли ей понравившиеся лучинки, а она обнимет нас и заплачет.
Но самым страшным были облавы: нас троих, неблагонадёжных, детей коммуниста и подпольщицы, надо было уничтожить или «перевоспитать». Уж как только тётя Арина ни ухитрялась спасать нас: то объявляла своими детьми, то тифозными больными, то прятала под перину, а сверху Шурика сажала. Однажды настал и наш черёд: за нами пришли. И вот мы стоим перед этой страшной дорогой. Нас сфотографировал немецкий священник. Почему-то только на Шурике тёплые штаны в клетку, сшитые из женского платка. Хотя Лиля говорит, что тётя Арина нам всем сшила такие, она нас никогда не разделяла.
Она пошла в лагерь с нами, со своим маленьким сыном, чтобы и там спасать людей, а может, вместе и погибнуть. Немного позже я узнала, что всех детей из Витебской области фашисты увозили в Освенцим, а позже в Саласпилс (концлагерь в Латвии для детей. – Прим. ред.). Пока же нас поместили в пересыльный лагерь в городе Идрица Псковской области. Узники почти всё время лежали на земляном полу в длинном сарае. Было очень холодно, голодно, заедали вши. Кормили раз в день: чуть тёплый «кофе» – коричневая вода из канавы, окружавшей лагерь, и гороховый суп с червями. От него очень вкусно пахло, а старшие дети почему-то морщились и отворачивались. Тётя Арина их ругала и всё отдавала мне.
Не помню, чтобы мы хоть раз купались, правда, утром умывались ледяной водой. Какая-то женщина непрерывно громко призывала: «Ратуйте, ходзiце, работаць вазьмiце!». Говорили, что во время обыска она спряталась в печь, а когда её обнаружили там, она потеряла рассудок. Рядом умирали люди. То ли от холода, то ли от голода. В нашей семье старшие – тётя Арина и Лиля – лежали по краям, согревая малышей.
Периодически на середину помещения выходил немец-офицер с огромной собакой и переводчиком, который вызывал узников по фамилиям. Их уводили куда-то. До нас очередь долго не доходила. И только с последними узниками, покидающими Идрицу в поезде, оказались и мы. Поезд до Германии не дошёл: советские войска активно наступали. Где-то в поле нас выгрузили и погнали пешком по глубокому снегу. Ослабевших, упавших даже не расстреливали, экономя, наверное, патроны. Так что до школы в деревне Берлишки, уже в Латвии, дошли немногие, и мы впятером в числе их. Там нас распределили по местным крестьянам в качестве батраков. Все мы попали в разные семьи, но одинаково хлебнули горя: тяжёлый крестьянский труд от рассвета до заката, голод, побои.
И опять спасла нас тётя Арина: нашла и выкрала у хозяев обманным путём. А потом сумела определить в детский дом, где мы снова оказались вместе, где нас откормили, обогрели в прямом и переносном смысле, дали возможность учиться. Это было в 1948 году, а через три года мы нашли Машерова Петра Мироновича, работавшего тогда первым секретарём ЦК ВЛКСМ Белоруссии, и он забрал нас на родину, в Минск, поближе к нашим партизанам.
Кем бы мы были, если бы не тётя Арина, светлая ей память. Да и были ли бы вообще. В жизни мне везло на хороших людей, а тётя Арина, наш ангел-спаситель, занимает, бесспорно, почётное место, первое среди лучших, и я чувствую себя в неоплатном долгу перед памятью этой святой женщины».
Подготовила
Валентина Михайлова.
Красноармеец Попов – мой дедушка
В моей семье бережно хранят память о дедушке – Попове Василии Никоноровиче, солдате Красной Армии. Биографических данных о нём у нас немного. Родился он в Астрахани, но волею судьбы попал на Украину, в село Долинское, где встретил будущую жену, мою бабушку Усенко Евдокию Семёновну. После войны у них родилось двое детей – дочь и сын. Мама моя об отце немного помнит, и то лишь по рассказам мамы и бабушки. Василий Никонорович умер, когда ей было всего 5 лет.
Сохранилось у нас только одно, уже послевоенное, фото, пожелтевшее от времени и со следами ржавчины (возможно, в деревенской хате приколото оно было канцелярской кнопкой к стене). На снимке – уже немолодой дедушка Вася, рядом с ним маленькая кудрявая девочка, его дочь – моя мама.
Есть у нас и документ, изрядно потрёпанный временем, но от этого он становится лишь ценнее. Это Благодарственная грамота, подписанная самим Маршалом Советского Союза И.Коневым. В историческом документе говорится: «…В суровые годы войны Вы честно выполнили свой патриотический долг – достойно несли службу в доблестных войсках 1-го Украинского фронта, заслуживших своими ратными подвигами всеобщую любовь нашего народа.
На знамёнах боевой славы войск 1-го Украинского фронта записаны выдающиеся исторические победы. Могучими ударами они разгромили врага в районе среднего течения Дона, нанесли гитлеровцам поражение в районе Курской дуги, героически форсировали реку Днепр и освободили от фашистских оккупантов древний русский город – столицу Советской Украины Киев.
Стремительно наступая, окружая и уничтожая крупные группировки врага на правобережной Украине, освободили города – Житомир, Ровно, Проскуров, Винницу, Каменец-Подольский, Ковель, Тернополь, Черновцы, Станислав, Дрогобыч и Львов.
С жестокими боями прошли южную Польшу, форсировали реки Сан и Вислу, освободили вторую польскую столицу – город Краков и важнейший промышленный район – Верхнюю Силезию.
Ворвались на территорию Германии – логово фашистского зверя, форсировали реки Одер, Нейссе, Шпрее и, выйдя нареку Эльба, в центре Германии соединились с войсками наших союзников.
Вместе с доблестными войсками 1-го Белорусского фронта наголову разбили берлинскую группировку немцев и водрузили над Берлином знамя Победы.
Сокрушительными ударами уничтожая остатки вражеских войск, заняли город Дрезден и, завершая окончательный разгром фашистской Германии, освободили столицу союзной нам Чехословакии – город Прагу…».
Семьдесят четыре благодарности за отличные боевые действия объявил тогда Сталин войскам 1-го Украинского фронта.
А ещё от дедушки нам достались рукописи его стихотворений, которые мы бережно храним. На пожелтевших от старины страницах сложным почерком написаны стихи и несколько поэм. Под каждым произведением указана дата и местность, когда и где оно было написано – Астрахань, 1937 г.; Каспийское море, 1937 г.; Дагестан, 1941 г.; Венгрия, 1944 г.; Румыния, 1944 г.; Бессарабия, 1944г.; Австрия, воен. городок, 1945г., Одесская обл. Долинск, 1948 г.
…Пройдут года,
как в сновиденье.
Все равны будут как один,
Вспомнят грядущие поколения,
Как штурмовала Русь Берлин! («Под двумя флагами», Венгрия,
1945 г.)
А вот отрывок из стихотворения «В обороне» с пометкой внизу «Правый берег Днестра, 1944г.»:
Ночь. Темно. Я в окопе сижу,
Наблюдаю врага появление,
И за каждым движением
зорко слежу,
Внемля шорох, травы
шелестение.
Неприветлив, суров
правый берег Днестра.
Плавни, топь, комары
донимают.
Впереди на бугре враг,
траншеей пестря,
То румыны нам путь
преграждают…
В послевоенных стихах Василий Никонорович пишет о голодном времени, когда стране, испепелённой войной, только предстояло восстановление: «…Мы почти голодные, для нас голод настал…». Есть произведения о любви, нежности, о природе, о работе в колхозе. Из них мы узнаём, как он жил, о чём думал, о чём мечтал. Все они нам дороги как память о дедушке.
Рассказать о своём предке хотелось бы больше, но, к сожалению, информации о нём крайне мало. Но мы гордимся, что наш солдат Красной Армии прошёл всю Великую Отечественную войну и живым вернулся домой.
Надежда Пирогова.