Ты прав, Уилл, я не могу этого доказать, а ты можешь. Лучше бы я тебя никогда не встречал. Мне не пришлось бы шастать со знанием, что есть кто-то такой, как ты. И мне не пришлось бы смотреть, как ты раскидываешься. Это безумие — закапывать талант.
«Умница Уилл Хантинг».
Юрий Чеславович
Понедельник, 16 апреля 1894 года, город Бендеры. Погода уже благоволила к весенним пикникам, а в семье адвоката Чеслава Неймана и Казимиры Лутославской родился будущий обладатель национальной научной медали США Ежи Нейман. Они познакомились, когда Чеслав изучал право в Киеве и снимал комнатку в доме матери будущей жены. Ежи родился, когда семья переехала в Бендеры. Старшему сыну было уже 16, так что все внимание доставалось младшему. На тот момент Польши как отдельной страны не существовало, но сложное политическое положение не мешало семье считать себя польскими католиками, коих в Бендерах жило немало. Да и самого Ежи в русской среде вплоть до окончания университета звали более привычно нашему уху – Юрий Чеславович.
Когда Ежи не было и десяти, семья переехала в Херсон, а затем в Крым. В 1906 году его отец умер от сердечного приступа, и мать переехала с ним в Харьков к родственникам. Там же Нейман поступил в университет в 1912 году, решив, что станет выдающимся учителем математики. Он еще с детства имел невероятную память, выучив к 12 годам не только польский, русский и украинский языки, но и французский с немецким.
Разрушительница авторитетов
Судьба благосклонно отважила Неймана от участия в Первой мировой войне – его комиссовали в связи с ужасным зрением. И правда: чем быть убитым в первой же схватке из-за того, что принял вражеского солдата за кустарник, пусть лучше сидит Ежи под лампой и занимается криволинейными интегралами. В это время на молодого математика особенно повлиял флагман российской и советской психиатрии Александр Бернштейн, который приехал в их университет с лекциями и рассказывал о «Грамматике науки» Карла Пирсона.
«Мы были группой молодых людей, которые потеряли интерес к религии и веру, но не просто так, а из-за глупости наших священников, – пишет Ежи Нейман. – Но мы не освободились от догматизма и вместо Бога теперь верили в авторитет. «Грамматика науки» ошеломила меня, разрушила все мои представления об авторитетах. Мы не привыкли к такому вольному, жесткому тону ученого, но Бернштейн настаивал на том, чтобы мы прочли эту вещь».
В 1917 году Нейман закончил обучение и стал проявлять больше интереса к статистике – тому, чему он посвятит всю свою жизнь. Но с приходом революции ученым Харькова оказалось не до науки. Сам Ежи тяжело заболел туберкулезом и отправился в Крым лечиться, где и познакомился со своей будущей женой Ольгой. Ирония судьбы: Польша и Россия находятся в состоянии войны, а поляк женится на русской! Человеческие проблемы подчас намного драматичнее государственных. Через десять дней после свадьбы Нейман был арестован на шесть недель. Для порядка.
Из огня да в полымя
После освобождения Ежи, казалось бы, вернулся к привычному ритму: так же преподавал высшую алгебру и интегралы, но в его душу закрался непреодолимый страх повторного ареста. Он видел, как быстро садят и отправляют в неизвестном направлении соседей, жить с этой мыслью математику было невыносимо. В 1921 году он уехал в Польшу и больше никогда не возвращался в СССР…
Это уже была совсем другая история. Сначала, ожидая университетский пост, он работал статистиком в сельскохозяйственном институте в Быдгоще. Пробиться в университетскую среду в Варшаве оказалось не так-то просто. Докторскую степень он получил в 1924 году за работу о применении теории вероятности в сельском хозяйстве. Тогда он мечтал поработать с Карлом Пирсоном, автором той самой повлиявшей на него книги, однако именитый Пирсон вовсе игнорировал всех математиков. Это не помешало поляку сдружиться с сыном своего кумира Эгоном, который также трудился на ниве статистики. «Что я помню… это когда мы провели уик-энд вместе с Ежи в нашем семейном коттедже весной 1926 года, – вспоминал Пирсон-младший. – Я зачарованно слушал его истории о жизни в России и о том опыте, который он претерпел вследствие разрушительных сил революции».
Ежи (немногие помнили его как Юрия Чеславовича) разъезжал по университетам Парижа и Лондона, а в 1928 году вернулся в Польшу и организовал лабораторию биометрики (науки на стыке биологии и математики). Но Польша на тот момент была отнюдь не самой богатой страной и на биологическую статистику денег выделять точно не собиралась. «В Польше кризис во всех сферах, – жаловался он Эгону Пирсону. – Я не знаю, чем буду кормить своих детей. Я просто не могу работать, борьба за существование забирает все мое время и энергию». Кстати, дети ученого числились в лаборатории научными работниками! Все новые уловки – хорошо забытые старые.
Эгон помог другу в 1933-м, когда его отец Карл ушел на пенсию, и кафедру прикладной статистики в Лондонском университете возглавил уже сын. Естественно, место нашлось и Ежи Нейману. Вот такой путь из Бендер в Лондон! Впрочем, это далеко не конец долгой дороги. Весной 1937 года Нейман отправился в США читать лекции по статистике и теории вероятности, а через год его пригласили работать в Калифорнийский университет в Беркли. Это оказалось весьма кстати, потому как Нейману все же не давали в Лондоне научную кафедру.
Атомная бомба и статистика
Американцы всерьез заинтересовались польским ученым. «В течение 1934-38 гг. Нейман разработал четыре приема в статистике, и каждого из них достаточно, чтобы создать себе международную репутацию», – говорится в письме от 1970 года, когда ему вручали почетную степень. Его работы будут вряд ли понятны неспециалистам, но в научной среде они оказались революционными. Разработал он, например, метод доверительных интервалов (его сейчас учат на всех физматах), развивал бихевиористскую статистику (методы принятия решений в условиях неопределённости). Позже ее применяли не только в биологии, но и в медицине и астрономии – везде, где необходимо снижать частоту ошибок. Читаем рекомендательное письмо профессора Неймана дальше и узнаем, что он изучал «типологическую выборку населения». Звучит довольно размыто и неопределенно. До конца жизни он так и работал бы в Беркли в своей уютной статистической лаборатории, если бы не началась Вторая мировая война. Пионера современной статистики включили в круг ученых, разрабатывавших атомную бомбу. Не думаю, что математики были в этом проекте на последних ролях – стоит ли объяснять, зачем при разработке бомбы нужна статистика с «выборкой населения»? Не случайно и Роберт Оппенгеймер, руководитель Манхэттенского проекта, которого называют отцом атомной бомбы, работал в том же Беркли.
Оппенгеймер вспоминал, что в момент первого испытания бомбы в Нью-Мексико ему пришли в голову слова из Бхагавадгиты: «Я – смерть, разрушитель миров». По другую сторону океана тем же скорбным делом занимался Игорь Курчатов, который также впоследствии всю жизнь стремился перевести ядерную энергию в мирные цели. В архивах можно найти сотни две-три фамилий ученых, которые приложили руку к смертоносному оружию. Интересно, что они сами думали о своих разработках?
Скорее всего, мы этого никогда не узнаем – секретную информацию никто не отменял, и Нейман ни в каких своих записках о сотрудничестве с Оппенгеймером не обмолвился. Ученый погрузился в сладостный мир статистики и теории вероятности, а в 1955 году его счастью и вовсе не было предела – в Беркли его стараниями открыли целый департамент статистики! В конце карьеры он, можно сказать, отвоевал статистическую теорию у математиков. У ученых свои войны! Из наград Ежи Неймана особенно выделяются Национальная научная медаль США 1968 года, а также медаль, врученная им президентом Штатов Линдоном Джонсом годом позже.
…И в кинематографе тоже
Реальная история из жизни Неймана-преподавателя попала в сюжет фильма «Умница Уилл Хантинг» (1997). В 1939 году студент Джордж Данциг опоздал на одну из лекций Неймана и увидел на доске две задачи. Он решил, что это домашнее задание и вспоминал, что задачи решались «немного сложнее, чем обычно». Впрочем, Данциг с ними справился и принес их профессору. Через полтора месяца взволнованный профессор Нейман сообщил аспиранту, что «домашним заданием» оказались на самом деле две самые известные нерешенные задачи в статистической науке. Через год, когда Данциг задумался о теме докторской диссертации, Нейман пожал плечами и посоветовал аспиранту просто переложить для своей работы эти самые задачи. Две задачи, которые не мог решить не только сам профессор, но и остальные выдающиеся умы того времени. Так Нейман стал частью известнейшей мотивационной притчи о том, как иногда полезно опаздывать.
Профессор Нейман умер в возрасте 87 лет в Окленде. Так распорядилась судьба – родился в городе на берегу Днестра (как потом и говорил – «я из России»), переехал на свою этническую родину в Польшу, а завершил свой путь закоренелым американцем. Что было бы, если бы Ежи не стал Ежи, а Юрием Чеславовичем Нейманом и остался в Советском Союзе? Может быть, все и обошлось, и он не меньше потрудился бы на ниве советской статистики, а может, познал бы все «прелести» ГУЛАГа и валил лес где-то на Амуре.
Эмиграция умов – дело нехитрое. Но на нее были известные причины. Гистолога Александра Максимова, автора понятия «стволовые клетки», в 1922 году заставили убирать метлой двор. В том же году он переехал в США и стал профессором Чикагского университета. Владимир Зворыкин и вовсе считается отцом телевидения (патент на изобретение он подал, естественно, уже в Америке). Умы, взращенные в России, делали ярчайшие открытия в практически всех научных сферах. А опыт, как известно, – сын ошибок трудных. Сколько чудных открытий готовят нам современники? Возможно, гениальным изобретателем станет какой-нибудь десятиклассник из Слободзеи, который не может получить на пробных ЕГЭ по русскому языку оценку выше двойки, но в физических вычислениях заткнет за пояс любого профессора…
Андрей ПАВЛЕНКО.