«Эльфийский» язык Дубоссар

Когда-нибудь, когда мне самому будет примерно столько, сколько было Бильбо Бэггинсу, я тоже напишу что-нибудь в духе «Моё нечаянное путешествие. Туда и обратно». Именно так. С той лишь разницей, что путешествие, затеянное нами, отнюдь не было нечаянным.

Спешу сообщить, что участники проекта «Имя на камне», побывав в Каменском и Рыбницком районах, благополучно достигли Дубоссар. Предмет наших изысканий – старые приднестровские кладбища, цель – сохранение бесценных генеалогических сведений и самого облика дошедших до нас монументов. А надо сказать, что сохранились они далеко не повсеместно. Дубоссарцам в этом отношении повезло, по крайней мере, больше, чем жителям Григориопольского и Слободзейского районов, и особенно тираспольчанам.

«Гарматы» на склоне

Первым селом, которое исследователи посетили в Дубоссарском районе, было Гармацкое. Хотелось верить, что здесь будут обнаружены следы польского присутствия. Как известно, в этих местах в XVII веке находились пограничные укрепления Речи Посполитой. В то время Ягорлык оказался под властью Крымского ханства, и оборонительные сооружения были «перенесены к скалистым пещерам и углублениям, поросшим лесом», на которых установили «гарматы» (пушки). Отсюда и название села. Однако найти польские надгробия нам не удалось. В самом селе никакого старого кладбища нет, оно за селом. Ехать нужно вдоль берега по очень скверной дороге. Года полтора назад, когда мы впервые здесь оказались, долго искали погост, непрестанно спрашивая дорогу у местных. Может, и не нашли бы вовсе, да сталкер-пастух, по счастью встретившийся на пути, махнул рукой: «Вот там, в зарослях, на холме».

И кто бы мог подумать, что на таком крутом склоне может находиться погост! С одной из сторон его ограждает овраг, сверху – остатки ограды из обломков ракушечника, снизу – Днестр. Большинство памятников опрокинуто, разрушено, скорее всего – результат оползней или землетрясений. Сохранилось до десятка достаточно крупных крестов. В овраге автор этих строк случайно наткнулся на фрагмент обелиска из черного мрамора. Надпись повествует о жене священника Анне Фоминичне Смолянской, преставившейся в 1897 году на пятьдесят третьем году жизни. Возникло предположение, что где-то рядом могла находиться и церковь. И действительно, пастух сообщил, что якобы кто-то из потомков священника, давным-давно служившего в ней, ныне проживающих за рубежом, интересовался возможностью восстановить храм и предлагал для этого спонсорскую помощь. Мы нашли одно из вероятных мест, где могла стоять церковь.

Мастер Спатарь и его «праправнучка»

Дальше по курсу – Цыбулевка. В Цыбулевке нашему взору предстали стелы, очень похожие на те, что мы видели в Бутучанах Рыбницкого района. Узнаваемый ансамбль символов и форма камня наводят на мысль о руке одного мастера или же о самобытной школе резьбы по камню, существовавшей в этом регионе в ХIХ веке. Ещё одна очень интересная и почти нигде больше не встречающаяся форма – крест в круге. Богословы нашли бы здесь богатую почву: крест, объемлющий весь мир. В Цыбулевке их десятки. Все монументы старательно побелены, так что с прочтением надписей испытываешь немалые трудности. Но датировка большинства памятников в основном ясна – середина ХIХ – начало ХХ века. Существуют и родовые, поминальные стелы, где выбито до десятка имен родственников. Фамилии сельчан на протяжении почти двух столетий одни и те же: Рознерица, Дзянган, Кобылянский, Левинский, Бурдила, Спатарь, Продан, Дацко…

С фамилией Спатарь у нас связана такая история. Сначала к нам на кладбище подошла местная жительница и, узнав о цели участников экспедиции, предложила, так сказать, утолить жажду. Попросила только потом занести кувшин и стеклянную кружку. Благо, живет добрая женщина неподалеку. Зовут её Любовь Спатарь. Мы пообещали всё вернуть, а сами, утолив жажду, вновь ушли в работу. Я сфотографировал самый большой на кладбище крест, разительно отличавшийся по размерам от остальных. Впоследствии (уже по возвращении домой) выяснилось, что он был вовсе не намогильным. Надпись гласила: «Сей крест сооружен обществом крестьян села Цыбулевка в память заложенного кладбища. 1884 г. Мастер Евдоким Степанов Спатарь». Так у нас появилась фамилия цыбулевского камнетеса, возможно, потомственного. Но узнали, повторю, мы об этом лишь во время обработки фотографий. Поэтому, когда возвращали кувшин, не могли поинтересоваться у хозяйки, не доводится ли она родственницей каменных дел мастеру, возможно, праправнучкой…

Профессор смотрит вдаль

Из Цыбулевки отправились в Ягорлык, вернее, в лес за селом. Место само по себе притягательное, мистическое. Здесь мы уже были, но в первый раз не успели всё как следует осмотреть и, главное, отснять. Помню, как сильно обрадовались, когда наконец нашли погост в лесных дебрях, а на нем – польскую плиту с фамилией Токаржевский и датой – 1831 год.

Узнав о нашей находке (как-никак Ягорлык – крайняя точка Речи Посполитой, её граница с Диким полем), один польский профессор (Ян Малицкий) связался с фотохудожником Александром Паламарем. Вместе они съездили в Ягорлык, осмотрели плиту. К сожалению, разобрать что-либо, кроме фамилии и даты, не удалось даже профессору. Другие плиты, если и уцелели, то поглощены лесом. По словам Александра Александровича, профессор, вероятно, надеялся найти некогда стоявший в этих местах пограничный столб. Еще в 1841 году, по свидетельству историка, на нем можно было прочитать: «Граница Польши». На столбе же кто-то приписал «Smotry lasze, póki wasze» («смотрите ляхи, пока еще ваше»). Но, разумеется, сей столб в Ягорлыке не обнаружился. На песчаном мысочке, крайней точке ягорлыкского выступа, по свидетельству очевидцев, польский профессор долго стоял и задумчиво смотрел вдаль.

Истории в именах и фамилиях

Может быть, профессора утешило бы то обстоятельство, что в Дубоссарском районе, как и во всем Приднестровье, достаточно распространены фамилии, напоминающие о временах Речи Посполитой. В Дубово, к примеру, нам впервые встретилась фамилия Панна (возможно, отсылка к польскому слову: панна – незамужняя дочь пана). Койково же удивило наличием армянской и немецкой диаспор. Вот уж чего никак нельзя было ожидать. Фамилии Маргарян, Мусаелян, Габабян, Риффель (немецкая)… В Койково что-то заставило меня остановиться у памятника с фамилией Цымбалюк. Вскоре я вспомнил эту историю: в ночь на 6 сентября 2011 года в ходе задержания нарушителя госграницы в районе села Дубово погиб пограничник Юрий Цымбалюк. Преступник открыл огонь на поражение, ранив его и прапорщика Николая Окиту. Для Юрия ранение оказалось роковым.

Ближайшее после Койково село – Дойбаны-2. Если верить справке из «Википедии», основан населенный пункт в 1928 году выходцами из Дойбан. Однако именно в Дойбанах-2 около года назад мы обнаружили две стелы с датами «1671» и «1704» (1784?). На одной из плит хорошо видна надпись на старославянском. Впрочем, прочесть её всё равно трудно. Предположительно, речь идет о рабе Божием Андреане, в прошлом(?) – жителе Крут (село с таким названием есть в Черниговской области Украины), служившем ктитором церкви.

Безусловно, надпись требует более вдумчивого, профессионального прочтения. Однако, даже если отталкиваться от даты (XVIII век), выходит, что поселение в этом месте существовало задолго до официального основания Дойбан-2.

Статский советник

Признаться, меньше всего надежд на открытие «старины» оставляли Дубоссары. В городе, правда, сохранилось большое старое еврейское кладбище, однако те два православных, что мы ранее бегло осмотрели, свидетельствовали о гораздо более позднем периоде. Так что, без особой веры в успех, решили просто перепроверить самих себя. И вдруг – массивное основание из черного мрамора, крест отбит: «Статский советник Владимир Александрович Кочергин. Родился 26 июля 1845 года, умер 19 июня 1911 года». Не может быть, чтобы уцелел всего один памятник. Статский советник заставил нас подойти к поискам со всем тщанием. И точно. Вслед за ним показалась жена коллежского секретаря Анна Яковлевна Рачковская (скончалась в 1870 году). А вот и сам Иван Петрович Рачковский (скончался в 1884 году), к тому времени дослужившийся до коллежского советника. А вот и совершенно, судя по всему, простая женщина Александра Бояроглова, преставившаяся, тем не менее, на 105-м (!) году жизни.

В Дубоссарах же я чаял найти родню по линии прабабушки, перебравшейся в Тирасполь на рубеже веков. В девичестве она Петрова. К сожалению, имен, указывающих на родство, я не обнаружил. Петровых в Дубоссарах много. Как, впрочем, и Ивановых…

Грек или эльф?

В Дубоссарах встречаются говорящие «исторические» фамилии: Каймакан (титул наместника крымского хана), Крымский, Кучук (достаточно вспомнить Кучук-Кайнарджийский мирный договор 1775 года). Всё это были приятные маленькие открытия. Но было и нечто выходящее за пределы нашего разумения.

Почти наполовину ушла в землю плита 1810 года с очень странными, почти «эльфийскими» письменами. Нам бы ни за что не прочесть ни словечка, да на обратной стороне оказалась надпись на русском языке. После того, как археолог Игорь Четвериков расчистил плиту, мы прочли: «1810 год. Здесь почивает раб Божий Стергия Константинов Спанос. Лет 29. Погребен август…». По всей видимости, это был перевод. Цифры совпадали.

Из Интернета узнали, что фамилия Спанос греческая. К примеру, в США до недавнего времени жил миллиардер Александр Спанос (в прошлом месяце его не стало), один из шестерых детей в семье греческих иммигрантов Константиноса и Эвантии Спанос из Каламаты (Пелопоннес, Греция). Итак, есть вероятность, что в Дубоссарах почил дальний родственник (предок) миллиардера, и, возможно, это очень ценная информация… Правда, коллеги уверяют меня, что буквы на камне не такие уж греческие… Какие же, эльфийские?..

Ненаглядная Катерина Матвевна

В Дзержинском особое впечатление на автора этих строк произвела плита с надписью в духе старорежимных оборотов товарища Сухова из «Белого солнца пустыни». После основательной расчистки замшелого камня читаем: «Здесь покоится прах милой жены титулярного советника Добронравова(?) Марии Павловой скончавшейся на 36 году своей жизни 14 февраля 1838 года». Подумать только, как просто и как трогательно: «милой жены». Многие бы сегодня могли так сказать?

Вот к какой культуре, к какому языку апеллировал герой всенародно любимой кинокартины: «А ещё скажу вам, разлюбезная Катерина Матвевна, что являетесь вы мне, будто чистый лебедь…». «Душа моя рвется к вам, ненаглядная Катерина Матвевна, как журавль в небо…».

«А ещё хочу приписать для вас, Катерина Матвевна, что иной раз такая тоска к сердцу подступит, клешнями за горло берет, думаешь, как-то вы там сейчас, какие нынче заботы, с покосом управились или как, должно быть, травы в этом году богатые, ну да недолго разлуке нашей тянуться… А ежели вовсе не судьба нам свидеться, Катерина Матвевна, то знайте, что был я и есть до последнего вздоха предан единственно вам одной…».

Учите язык!..

Николай Феч.

Фото автора.