Мы, журналисты, пишем о новых тарифах на услуги ЖКХ, о театральных премьерах и победительницах конкурсов красоты. Все это хорошо и важно. Наверное, важно. Но когда случается написать о настоящем, о том, что может для кого-то, хотя бы для одного человека, «сработать», необходимо, позабыв на время об очереди из прочих тем, браться и писать. В надежде помочь. Хотя бы словом. Рассказом, примером чьей-то жизни. Чтобы показать людям: посмотрите, как другой прошел эту дорогу, как справился с жизненными трудностями. Смог он, сможете и вы. Выход есть. Только ступайте следом. Вы можете порой чуть отклоняться от курса, ведь вы не копия, вы – это вы. Но верное, а точнее – спасительное направление вам укажут, поведав о сокровенном. О том, что пришлось пройти, преодолеть, превозмочь.
Не каждый может похвастать тем, что его начальство понимающее и отзывчивое. Я могу. Когда в редакцию звонят, пишут, приходят и предлагают тему для материала, который нацелен помочь, мое начальство молниеносно дает «добро». И начинается работа. Поэтому, когда от руководителя благотворительного фонда «Мир равных возможностей» Дмитрия Кузука пришло письмо с предложением рассказать на страницах газеты «Приднестровье» об одном из направлений деятельности его организации – о клубе по интересам «Инвапанспорт», я сразу поняла, что писать нужно. Когда же узнала о цели, которую ставит перед собой мой будущий собеседник, – привлечь людей с инвалидностью к занятию спортом, у меня появилась стопроцентная уверенность, что мое начальство не откажет, что материалу суждено случиться. Так все и вышло.
– Дмитрий, не люблю банальных вопросов, но с чего-то же начать нужно, вот и Вы расскажите, с чего начинался Ваш клуб?
– Начиналось все так. После травмы я лежал в постели, мало двигался. Это сейчас при наличии Интернета ты можешь сам стать для себя реабилитологом – как по медицинским показателям, так и по психологическим. А тогда такой возможности не было. И ты лежишь дома, у тебя нет коляски, вернее, принесли нечто, похожее на коляску, но она уличная, в дверной проем не вмещается. Ты живешь на 6-м этаже, выйти на улицу нереально. А если и реально, то ты должен мобилизовать кучу людей, чтоб тебя спустили, а потом подняли. Один раз это сделать можно. Но затем приходит понимание, что у людей своя жизнь, и они не могут каждый день таскать тебя по ступенькам. И тогда у меня появилась мечта – попасть в спортивный зал. Не знаю, но почему-то мне казалось, что если я попаду в спортивный зал, то буду хорошо себя чувствовать. Я думал, что если займусь спортом, то это перевернет мою жизнь и сделает меня самостоятельным и независимым. Мне повезло: я познакомился с массажистом, который стал со мной заниматься. После этого я стал тренироваться дома. Ложился под диван и поднимал его. Потом мне принесли самодельную штангу. Я сам себе дома оборудовал тренажерный зал, используя любую возможность, чтобы быть активнее. На тот момент я страстно мечтал восстановиться физически. До абсолютно здорового состояния. Это сейчас я уже меньше думаю о том, чтобы мне встать и пойти. Потому что я понимаю, что сейчас я могу сделать столько, сколько не сделают те, кто могут ходить. Не сделают, потому что найдут массу причин, чтобы не сделать. Поэтому, если я встану, то будет замечательно, но это не приоритет. Нет зацикленности.
– Слушаю Вас и понимаю, что Вы человек невероятной силы воли. Но случались ли у Вас острые моменты апатии в тот период?
– Наверное, нет. Было сложно, но не до уныния. Потому что после аварии врач в больнице сказал мне, что я буду ходить. И этого для меня было достаточно, чтобы не опускать рук. Каждый раз я ставил перед собой цели. И я стал думать, что хорошо бы было заниматься не дома, а в тренажерном зале. Я по натуре коллективист, и находиться в изоляции мне было очень сложно. А болезнь, тем более перелом позвоночника, когда ты ограничен в движениях, – это всегда изоляция. Ты не выходишь на улицу, ты становишься не интересен окружающим. И куча друзей, псевдодрузей, вдруг почему-то исчезли из моей жизни. Приходить ко мне домой, в мою домашнюю палату, мало кому хотелось. Посещения стали редкими. И это было очень неприятно мне. Поэтому нужно было куда-то выйти, туда, где есть люди и общение. И я решил, что это будет спортивный зал.
– Вы добрались до него?
– Да, спустя год знакомый рассказал, что в другом конце Бендер есть тренажерный зал. Он спросил хозяина зала, можно ли мне заниматься там, тот разрешил. Добираться до зала приходилось полтора часа на коляске. Но я испытывал огромное удовлетворение от спорта и от общения. А потом начался другой этап в моей жизни. Ведь я тратил на дорогу до зала три часа. Занятие тоже длилось пару часов. Летом ничего, а зимой, когда плохая погода, появлялись ограничения. И я стал задумываться: было бы хорошо, чтоб у меня был свой спортивный зал. Нашел подвальное помещение недалеко от своего дома. В советские времена там занимались настольным теннисом, затем атлетизмом, позже восточными единоборствами. А на тот момент помещение пустовало. У меня осталось двое-трое друзей, которые жили неподалеку, кто помогал мне, мы сделали там ремонт и принесли туда что у кого было: гири, гантели. Ходили по пунктам приема металлолома, покупали различные отягощения. Все сделали своими силами. Меня спускали в это подвальное помещение, потом помогали из него выбраться, и так у меня появилась возможность постоянно заниматься. Это было для меня своего рода окном в жизнь. Вот я проснулся утром, сделал утренние процедуры, а дальше я знал: у меня есть свое дело. Я мог проводить в зале по 3-4 часа.
– Откуда же вдруг взялось увлечение настольным теннисом среди тренажеров?
– Так вышло, что мне однажды принесли старый теннисный стол. До этого я никогда в жизни в настольный теннис не играл. Спустя какое-то время у нас появился новый теннисный стол. И я стал
подумывать о том, что где-то есть еще люди, которые сидят дома и не могут никуда выйти. Так собственный спортзал стал нынешним клубом «Инвапанспорт» для людей с ограниченными
возможностями.
– В свое время мы с Вами познакомились на почве книг и чтения, когда наша газета писала материал о буккросинге. Верно, что на какое-то время спорт и книги стали основными Вашими занятиями?
– Моя дорога в то время была такой: дом – зал, зал – дом. Долго я на улице не засиживался, потому что стеснялся людей. Случалось, те люди, которые меня знают, со мной не здоровались. У нас есть стереотип по отношению к людям на коляске. Но сегодня мы стараемся показать обществу, что мы такие же, что порой мы даже делаем больше, чем другие. А, может быть, наравне. А, может быть, ничего не делаем, но тоже, как и все. А, может быть, человек на коляске и выпивает, но так делает и человек без коляски. Но у нас общество ксенофобское, и если ты хоть чем-то отличаешься, то тебя как-то сторонятся. Поэтому я старался укрываться от человеческих взглядов. Выезжал в парк Горького, заходил глубже и часами читал. Когда я остался один, книги стали для меня спасением. На спортивный зал уходило 3-4 часа в день, все остальное время я тратил на чтение. Я знал, что книги от меня не уйдут и не предадут. Они мне давали знания, опыт, эмоции. Сейчас иногда я вспоминаю время, когда сидел в парке, читал, мне хорошо от одной только мысли, что это было. Но я уже не хотел бы возвращаться в то время. Может быть, позже, когда буду очень стареньким. А сейчас другой этап в моей жизни. Активный. Я чувствую свою нужность, вижу, что то, что делаю, кому-то необходимо, и другого мне не хочется. У меня сейчас времени даже на сон мало. И это кайф.
– Но для того, чтобы все было так, Вам пришлось перебороть себя и выйти к людям.
– Да, я подумал, что нужно выйти, потому что жизнь моя проходила за теми кустами, где я прятался. И я вышел. С большой боязнью, кротко. После того, как я в первый раз вышел в город, я сказал себе, что больше никогда этого не повторю. Потому что все взгляды были устремлены на меня. Сейчас я уже просто не обращаю внимания на это. У нас по городу достаточно много людей на коляске встречается сегодня. Но на тот момент я был один. Кто-то смотрел просто с жалостью, кто-то брезгливо, кто-то с грустью. А мне хотелось, чтоб на меня вообще не смотрели, не замечали меня, как не замечают других прохожих. И я вернулся домой. Подумал и решил, что все равно выходить нужно. Я замечаю, что и сейчас на меня смотрят.
– Люди всегда смотрят. Если стрелка на колготках. Если волосы неудачно причесаны. Если одет не по сезону. Они смотрят, но уже через мгновение забывают.
– Да, и еще я понял, что люди больше думают, что я о них подумаю. А я думаю: а что они обо мне подумают (смеется)? Каждый думает о себе, поэтому теперь я еду и ни на кого не обращаю внимания. Перебороть психологически это было очень сложно, настолько, что ты еще больше начинаешь закрываться. Ты начинаешь злиться на этих людей. Ведь я не вижу в себе коляску или небритость, я чувствую себя нормально. А люди во мне не видят человека, а видят – коляску. Общество рассуждает терминами различия, а не сходства.
– Думаю, чтобы это изменилось, должно пройти время. И немалое.
– И немалое. К нам приезжал человек из Голландии. А люди там толерантные, даже с перебором. Он посмотрел, что мы делаем здесь, чтобы поменять отношение общества к инвалидам, и сказал нам: «Ну, это еще не скоро». Он говорил и по своему опыту, и у себя в стране он не видит явных перемен. Этим страдают даже самые благополучные и обеспеченные страны. Страны, где терпимость к разным людям воспитывают с детства. Если ты на коляске, значит, это какая-то божья кара – так думают люди вокруг. И когда человек вдруг оказывается в такой же ситуации, то он не понимает, почему ему вчера еще руку протягивали, а сегодня уже нет. Потому что он на коляске, вот и все. Через это я прошел и теперь делюсь с другими своим опытом.
– Что должно произойти, чтобы общество, пусть и постепенно, но изменило свое отношение?
– Мы работаем сегодня с детьми. Проводим регулярно «Уроки доброты» для школьников. Потому что мое поколение уже стереотипно. Расскажу один случай. Однажды на рынке ко мне подошла девочка, пятиклассница, в классе которой мы проводили такой вот урок. Начала со мной бойко беседовать, спрашивать, как дела. И тут я боковым зрением вижу, как меняется взгляд ее мамы от того, что ее дочь подошла к инвалиду на коляске. Девочка разговаривает со мной непринужденно, мило, по-дружески, она не видит во мне коляску. Дети другие, открытые. Мы учим их, что люди на коляске – это не носители вируса инвалидности, что это просто люди. В 95 процентах дети это осознают. И вот уже новое поколение вырастет, станет президентами, архитекторами, врачами, учителями, и оно будет думать по-новому. И если когда-нибудь перед ними будет стоять вопрос, построить ли пандус или здание, удобное и для инвалидов, то они скажут: «Это нужно сделать, так как человек на коляске имеет на это право». Мы меняем взгляд будущего поколения. По городу я встречаю массу школьников, узнаю не всех, потому что их очень много, а они же не стесняются ко мне подойти, поздороваться, спросить, когда я снова к ним приду. И я понимаю, что это уже другие люди, это не их родители. Они не будут бежать ко мне и давать 20 копеек. С таким выражением лица, будто они купили мне дом. И если я не беру, жутко возмущаться. Но я же не просил у вас денег. Если раньше я злился в такой ситуации, то сейчас останавливаюсь и начинаю спокойно объяснять: «Вы не подумали, что таким жестом Вы могли меня обидеть?». И человек начинает думать, я это вижу, ему становится неловко: «Да? Ой, извините…».
– Люди, думаю, не виноваты…
– Конечно, виновата та система, которая сложилась еще в советские времена, когда общество позиционировало себя как абсолютно здоровое. И если у тебя был какой-то недостаток, то государство определяло, что тебе нужно давать пособие и изоляцию. Сиди дома. Ты не вписываешься в наше общество здоровых людей, ты не можешь здесь быть, у тебя есть недостатки. Это мы видим и по нашей архитектуре, она совсем не приспособлена для людей с ограниченными возможностями. А инвалиды были всегда, и их было немало. И это отношение сложно изменить, но постепенно все же изменения происходят. Это зависит еще и от активности самих инвалидов. Долго в инвалидах воспитывали потребительское отношение к обществу: возьми пенсию, сиди дома! И когда к нам приходят, то часто спрашивают: «Что вы даете?». Ничего, есть государственное общество инвалидов, идите туда, вы заплатите взнос, и вам будут выдавать паек. Если вас это устраивает – пожалуйста. Мы даем видение, возможность себя реализовать. Причем не я буду это делать. Вы идете со мной вместе, и вы это делаете. Не я. Когда человека тянешь, то он очень быстро к этому привыкает. Когда спрашиваешь: «Что ты хочешь делать?», то часто слышишь ответ: «Я не могу ничего, я инвалид». Но если так говорить, то ничего и не будет. Нужно понять, что никто за тебя не сделает, ты должен сам. Иди. Делай. Ты же хочешь доказать обществу, что ты один из них. Изначально мы хотели доказать именно это. Но обществу середина не нужна – оно хочет видеть крайности: либо ты инвалид и выпиваешь, ты никчемный, либо ты чуть ли не сверхчеловек, герой, ориентир. Промежуток неинтересен.
– А промежуток есть, и это основная масса людей.
– Верно. Но это никому не нужно. И получается, что ты выполняешь «заказ» общества. И ты идешь и ставишь для себя очень высокие планки. И никого не интересует, как ты себя чувствуешь, какое у тебя давление. Ты должен расшибиться в лепешку, чтобы что-то доказать, чтобы изменить отношение к людям с инвалидностью. Потому что порой по 2-3 людям судят обо всех остальных. И потому мы и спортсмены, мы и активисты, мы, мы, мы. Да мы уже и сами себе эту планку ставим высоко. Вот мы сделали это, а теперь давайте то. А если не получится? Да получится, всегда же получалось! И вперед. Всегда находятся люди, которые поддержат, помогут. Мы стараемся свои отношения выстраивать так: мы делаем, вы нас просто поддержите. Дайте нам площадку. Мы сами напишем сценарий, сами организуем и проведем концерт, например. С нами комфортно работать, нам нужен минимум. Мы так реализуемся. И мы не ждем, чтобы сделали за нас.
– Если к вам придут новые люди, то с какой мыслью они должны прийти: стать профессиональными спортсменами или просто заниматься спортом для себя?
– Они могут к нам просто прийти. Посмотреть. Решить, выбрать, чем они хотят заниматься. Каким видом спорта. Если они захотят заниматься спортом профессионально – пожалуйста. Если просто гимнастикой или на тренажерах для себя – пожалуйста. Не зря наш клуб называется «по интересам». У нас есть немалые успехи в настольном теннисе – нас знают, мы ездим на соревнования, нас побаиваются как соперников в спортивном смысле. К нам может прийти человек даже просто посидеть, провести время, пообщаться. Потому что этого не хватает людям с ограниченными возможностями. Любому человеку с какой-либо формой инвалидности наши двери открыты. Обычно к нам попадают через знакомых. У нас не все задерживаются на года, потому что спорт – это не развлечение, это работа. Когда я начинал, не было ничего. Сейчас условия есть. У нас хороший инвентарь, у нас можно заниматься настольным теннисом, атлетизмом, дартсом.
– Верно я поняла, что занятия бесплатные?
– Конечно. Занятия провожу я. Когда-то я мечтал, что кто-то будет со мной заниматься. И вот сейчас я реализую свою мечту для других. Находимся мы в Бендерах по улице Первомайской, 5. В подвальном помещении. Но сначала лучше нам позвонить, чтобы договориться о времени. Мой телефон 0(777) 5-76-59.
– Многие ли нуждаются в таком клубе, как Ваш?
– Многие, но не все решаются выйти из дома, что-то поменять в своей жизни, они уже привыкли к тишине.
– Может быть, они опасаются, что будет хуже?
– Все думают по-разному. Как можно думать, что будет хуже, пока ты не попробовал? Я ведь не просто человек, который теоретически говорит обо всем. Я ведь сам прошел через это и сейчас прохожу. Я знаю обо всем изнутри.
…В офисе Дмитрия Кузука, где и проходило интервью, постоянно звонил телефон. Решались вопросы. Наша беседа длилось более двух часов, время бежало стремительно, хотелось узнать, вникнуть, спросить еще и еще… Мы все равно расстались на полуслове. Двух часов не хватило. Договорились встретиться снова, потому что информационных поводов у благотворительного фонда «Мир равных возможностей» всегда много. Я уходила с интервью, совершенно забыв о своих профессиональных целях. Написать так, чтобы люди поменяли свое отношение к ситуации. Хоть немного сдвинуть, покачнуть стереотипы. Нащупать вместе ту самую золотую середину между чрезмерным состраданием, бестактностью и безразличием. Обо всем этом было забыто в то мгновение напрочь. Я думала лишь о том, что мне давно не встречался такой интересный собеседник, начитанный, образованный, харизматичный и цельный человек, как Дмитрий Кузук.
Татьяна
Астахова-Синхани.