Недавно исполнилось ровно 75 лет со дня освобождения Бессарабии советскими войсками от румынских захватчиков. Увы, отношение к этой дате в самой Молдове крайне неоднозначно. В том смысле, что руководство страны активно «конструирует» собственную псевдоисторическую интерпретацию событий 1940 года, решительно отказываясь называть вещи своими именами, говорить о том, как всё было на самом деле.
Столь откровенно выраженная позиция кишинёвских властей фактически предоставила Приднестровью весомые юридические аргументы, подтверждающие наше право на воссоздание своей государственности наряду с бесспорными историческими, демографическими, экономическими, социально-культурными и прочими фактами.
Тем не менее, не замечая столь досадного промаха, власти Молдовы продолжают настаивать на «незаконном присоединении Бессарабии к СССР в 1940 году», что, по их мнению, якобы было совершено на основании пакта Молотова-Риббентропа. Этому лживому по своей сути тезису в соседнем государстве придают такое значение, что в тех или иных вариациях он повторяется буквально во всех официальных учебниках по «Истории румын», или так называемой «интегрированной истории». Сомнений в том, что население Бессарабии жаждало процветать и благоденствовать в составе «румынской матери-родины», даже не допускается, и значит только коварство сталинской России, сговорившейся с гитлеровской Германией, разрушило эту идиллию.
Вопрос о том, с какими чувствами жители Бессарабии встречали Красную Армию и с какими провожали убирающихся восвояси румын, конечно же, не праздный, тем более что он стал камнем преткновения в современной внутриполитической жизни Молдавии. Исторические факты свидетельствуют, что советские войска были встречены местным населением как долгожданные избавители от оккупационного гнета. Молдаване выходили им навстречу с красными флагами. Повсюду срывали «триколоры». В Варнице, Сынжере, Меренах, Кетросах, Тодирештах, Кирке, Калфе и других селах, через которые проходила дорога на Кишинёв, местные жители, как во время свадьбы, перегораживали дорогу столами с вином и закусками, останавливали военные колонны и не пропускали их до тех пор, пока солдаты не отведывали угощения. Эти встречи перерастали в стихийные митинги, в праздник каждого села. Крестьяне от всей души говорили приветственные речи и тосты. Первые слова были сказаны крестьянином из Кицкан: «Дорогие мои братья! Мы ждали вас! Давно вас ждём! И вы пришли, слава Богу, что пришли. Земля наша выжата, наша жизнь горька, как полынь. Земли у нас нет, и жизни тоже не было! Вы пришли, и теперь мы создадим одну семью!».
Конечно, бессарабцы делали свой выбор не на референдуме, поскольку в политической практике той эпохи такие формы опроса населения были достаточно редким явлением, а в условиях разгоравшейся Второй мировой войны − просто невозможными. И тем не менее, такой «референдум» практически состоялся. Он был весьма своеобразным: не имея возможности голосовать руками, население «голосовало ногами». Каждый мог либо уйти в Румынию, присоединившись к обозам румынской армии, администрации, беспрепятственно покидавших Бессарабию, либо остаться дома и встретить «оккупационную» Красную Армию многодневными праздниками и весельем. Огромное количество бессарабцев, по разным причинам покинувших в годы румынской оккупации пределы края, тоже сделали свой выбор, вернувшись на Родину.
Прорумынские власти в Кишиневе и их обслуга сегодня почему-то не вспоминают, что «благодеяния» румынского оккупационного режима вынуждали население края к массовому бегству. Только за первые 10 лет румынской оккупации эмиграция из Бессарабии в СССР составила 300 тыс. человек, в страны Западной Европы – 150 тыс., в Южную Америку и США – 50 тыс. человек. Румыны превратили регион Пруто-Днестровского междуречья не только в источник дешёвого сырья, но и в поставщика практически бесплатной рабочей силы. Как отмечали сами румынские исследователи в 1938 году, «выход за Прут крайне обнищавших сельских пролетариев и полупролетариев Бессарабии принял особенно значительные размеры». А бухарестская газета «Темпо» в те годы рисовала такую живописную картину: «Ежедневно поезда из Бессарабии выбрасывают на улицы столицы сотни голодающих молдаван, русских, болгар, евреев… В бюро по найму, на улицах, на скамейках в общественных местах, в ночлежках, в окраинных трактирах, под мостами столицы – всюду, где скапливаются эти несчастные, преобладает молдавский язык или русский, смешанный с еврейским… Девушки, женщины, мужчины, бросившие на произвол судьбы свои поля и мастерские в Бессарабии, в поисках работы предлагают себя жителям Бухареста за любую сумму, не за нищенское жалованье, а только за пищу, хотя бы один раз в день» .
Эти люди, оказавшиеся за её пределами родины к июню 1940 года, тоже имели право голоса на том своеобразном «референдуме»: вернуться в Советскую Бессарабию и принять гражданство СССР или остаться в Румынии и в тех странах, куда их забросила судьба. Уже 28 июня 1940 года в советское посольство в Бухаресте поступило около 250 заявлений от бессарабцев с просьбами о возвращении на Родину. А затем со всех концов Румынии в сторону Прута устремились потоки людей, направлявшихся домой несмотря на все препятствия и зверства, чинимые румынскими властями.
Одна из таких безнаказанных расправ произошла в Галаце 30 июня 1940 года, где на площади перед железнодорожным вокзалом собралось свыше 2 тыс. докеров, членов их семей и других выходцев из Бессарабии, ожидавших поезда ни родину. Площадь была оцеплена румынскими жандармами и солдатами. Людей держали на жаре, лишив воды и пищи, превратив ожидание в пытку. А потом по безоружным людям открыли огонь. Тогда на площади погибли около 600 человек и вдвое больше были ранены. Это была неприкрытая месть румын за сочувствие столь ненавидимым ими Советам. Ветеран труда, жительница Бендер Людмила Горенко − участница круглого стола «Бендеры – форпост Приднестровья в переломные моменты истории» − была очевидцем событий в Галаце, откуда в тот день возвращалась с семьей на Родину. По её словам, крови было так много, что она буквально ручьями заливала мостовые города. Это злодеяние румынских властей, по своей жестокости и масштабности не уступавшее страшным преступлениям гитлеровцев, почему-то осталось почти незамеченным современниками и почти забыто потомками.
Подобные расправы с репатриантами происходили и в Яссах, и в других румынских городах, сёлах и пограничных пунктах. Но несмотря ни на что, репатрианты возвращались. Менее чем за месяц в Бессарабию из Румынии вернулось 150 тыс. беженцев. К концу 1940 года, когда репатриация в основном закончилась, из-за границы на родину вернулись примерно 300 тыс. бессарабцев, в том числе 220 тыс. из Румынии. Характерно, что бессарабские эмигранты, возвращавшиеся в родные места из Франции, Италии, Венгрии и Югославии в своих обращениях к советскому правительству буквально умоляли ни в коем случае не реэвакуировать их через Румынию, прекрасно понимая, что их там ожидает.
Однако вернёмся к тому потоку беженцев, который направлялся из Бессарабии за Прут. Помимо румынских чиновников, жандармов, торговцев и прочих выходцев из Старого королевства, преобладали в этом потоке, конечно же, офицеры и солдаты румынской армии. Но покидали они оккупированный край не строем, а убегали поспешно, разрушая и уничтожая то, что не могли забрать с собой, отбирали у населения скот, продовольствие, ценности, имущество.
Сами молдаване, служившие в румынской армии, массово дезертировали. Только за 10 дней, с 28 июня по 8 июля 1940 года, по данным румынского генштаба, из румынской армии дезертировало 61 тыс. 970 военнослужащих, что можно считать рекордным показателем. Едва ли какая-то другая армия в условиях мира теряла столько солдат за такой короткий срок.
Таким образом, совершенно очевидно, что основная часть населения страны и не думала её покидать, с ликованием и цветами, фруктами и вином встречая воинов-освободителей. Край покинула лишь незначительная часть его уроженцев, численность которых в совокупности (т.е. выехавших и в 1940, и в 1944 гг.) не достигала и 2% населения.
Напрашивается совершенно очевидный, и более того – естественный, вывод: тот официально не объявленный «референдум», о котором мы говорили в начале статьи, тем не менее фактически состоялся. Абсолютное и подавляющее большинство жителей освобождённой Бессарабии и Северной Буковины свой геополитический выбор сделали. Они проголосовали за освободителей, за Молдавию − против оккупантов, против Румынии, даже несмотря на то, что платить за такой выбор часто приходилось собственными жизнями.
Поэтому-то решение руководства Молдовы объявить светлый день освобождения Бессарабии от румынских оккупантов в 1940 году «Днём советской оккупации» выглядит более чем странно. Трудно назвать что-либо более противоречащее историческим реалиям, чем подобные решения и документы, принимаемые властями республики, исповедующими догмы румынского шовинизма и ненавидящими собственный народ.
Политические цели нынешних властей Молдавии и их политика агрессивного румынизма, очевидно, определяются не в Кишинёве, а в других столицах. Печально, что эти цели и эта политика вступают в глубокий конфликт с миропониманием и менталитетом большинства жителей республики, с этнической и политической самоидентификацией её населения. А это значит, что Республику Молдова ждут новые трагические катаклизмы, общественное неустройство и гражданское противостояние. При полной неопредёленности её политического будущего.
Николай Бабилунга.
