Быть на этом пути –
Наша судьба!.. Ты не один.
Юрий Шевчук.
Непостижимо, но порой даже ошибки помогают сделать самые невероятные открытия. Так, в одном издании по истории Приднестровья я обнаружил информацию о своих бабушке и дедушке. Под фотографией было написано: «Н.Ф. Феч и М.Ф. Феч, известные в послевоенные годы учителя Тираспольской школы №3». От всей души благодарю авторов за то, что они вспомнили Николая Федоровича и Марию Федоровну. Весь казус в том, что с фотографии на меня смотрели вовсе не мои дедушка и бабушка.
Конечно, всё можно было бы объяснить какой-то нестыковкой, возникшей в процессе работы над книгой. И поставить точку. Однако что-то подсказывало: возможно, люди на фотокарточке не такие уж посторонние? Но если это не бабушка с дедушкой, то кто? Помните, как во всенародно любимой киноленте: «Не надо меня щадить, пусть самая страшная, но правда… Я знаю, у тебя там не закрытый перелом, а что, что у тебя там?..».
1.
Так начиналась моя новая вылазка вглубь собственной биографии. «Кстати, Ватсон, я сейчас отправляюсь именно туда, не хотите составить мне компанию?»
Роль Ватсона охотно согласился исполнить мой двоюродный брат Коля. Несмотря на то, что родились мы с разницей почти в 20 лет (он до, а я – после исторического материализма), назвали нас в честь одного и того же человека, того самого, чье имя значилось под фотографией.
Коля порасспросил маму, я порасспросил папу, и мы сошлись во мнении, что люди на снимке действительно могут быть нашими родственниками, но только не теми, а совсем другими. Вопрос: какими? «Тень чего-то мелькнула где-то (Анна Ахматова)». Ничего более определенного никто сказать не мог. И, значит, наше расследование имело шанс закончиться, едва начавшись. Но, как всегда, вмешался его величество случай. Хвала Всевышнему!
В «Иллюстрированной истории Приднестровья», изданной коллегами из Союза фотохудожников, мне на глаза попался тот же самый снимок, но с другой подписью: «Петров Василий Федорович («Петрович») с женой Марфой. Большевик-подпольщик». Фотография сделана в 1919 г. Известно, что В. Петров был участником гражданской войны, членом подпольных групп Дубоссар и Одессы. В 1905-10 гг. перевозил партийную литературу из Бессарабии в Херсонскую губернию. Участвовал в освобождении Одессы в 1920 г. и 1944 г.».
От отца я знал, что в Дубоссарах у нас есть дальние родственники по фамилии Петровы. Петровой была наша с Колей прабабушка Анна Павловна. Мы кинулись перерывать семейные архивы. И точно: на одном из снимков (предположительно – 20-х годов) нашли мужчину и женщину, как две капли воды похожих на Василия Федоровича и Марфу Васильевну.
Оставалось выяснить, кем они нам приходятся. Колина мама предположила, что это отец бабушки Лизы из Одессы. А вот в каком родстве состоял с Фечами сам Василий Федорович, наши родители сказать не могли. Мой папа, родившийся в 1934г., застал его уже очень пожилым человеком (поэтому и не узнал сразу по фотографии). Это было в 1941 году в Одессе, куда семья эвакуировалась из Тирасполя. Дальше уйти не успели. Началась оккупация. Дедушка Вася, по словам отца, работал в то время сапожником где-то недалеко от порта. Фечи жили у других родственников (тоже Петровых), но к дедушке Васе в мастерскую папа заходил. Вообще, туда всё время приходили какие-то люди, причем, казалось, вовсе не для того, чтобы починить обувь. Как отец узнал позже, Василий Петров (в Одессе он изменил свою фамилию на Петрович), выполнял обязанности связного в одесском подполье. Был связан с катакомбами. Вероятно, его как старого большевика оставили перед отступлением наши. Такая практика существовала и в других населенных пунктах. Хотя, по правде говоря, практически все участники сопротивления из числа старой гвардии были выявлены и ликвидированы фашистами уже в первые месяцы оккупации. Люди их хорошо знали как партийных активистов, поэтому достаточно было найтись одному предателю, чтобы вскрылась вся сеть. Такая участь постигла и тираспольских подпольщиков, тесно связанных с одесскими и дубоссарскими.
Но Василий Петров (Петрович) уцелел. Его дочь Елизавета Васильевна (бабушка Лиза) была замужем за другим участником сопротивления – Валентином Здановичем (в музее обороны Одессы ему был посвящен отдельный стенд). Я знал дочь и жену героя как бабушку Лизу, хотя никогда не задумывался: по какой линии она нам приходится родней? Бабушка и есть бабушка! Но теперь дело обстояло иначе.
Коля (Ватсон) сказал, что на свете, вероятно, есть всего один человек, который способен пролить свет на эту детективную, очень запутанную историю. Это наш дедушка, Петров Анатолий Васильевич, житель с. Дзержинское Дубоссарского района. Представьте, каково было слышать такое мне, человеку, не заставшему ни одного из своих дедушек (мамин папа Геннадий Алексеевич Панов умер в 1976 г., Николай Федорович Феч – в 1975-м). Так, значит, у меня тоже есть дедушка? Да ещё такой, который может помочь в расследовании…
Ватсон стал хлопотать о встрече.
2.
И вот мы в Карантине-Дзержинском. Поистине неисповедимы пути Господни. Совсем недавно я написал целую статью об этом месте, записав со слов Нины Александровны Иванишенко историю её семьи (см. «Приднестровье» №51 от 26.03.2016 г. «150 лет в Карантине»). Вот тебе и республиканская акция, вот тебе и «Моя семья в истории края». Стоило только копнуть… «Ватсон, с тех пор, как вы стали биографом Шерлока, мне нет отбоя от вопроса – родственник я или однофамилец знаменитого Холмса?».
Жизнь дедушки Толи заслуживает отдельной статьи, а ещё лучше – книги. Родился он в 1932 году в многодетной семье, которая тогда жила в Красноокнянском районе Одесской области. По семейной легенде, Петровы – потомки московских купцов, осваивавших наш край после присоединения Приднестровья к России и осевших в нем. С шестилетнего возраста Анатолий Петров с родителями в Дубоссарах. Здесь пережил оккупацию. Перед глазами разворачивались все ужасы «нового порядка»: массовые расстрелы, террор, длившийся 2,5 года. Потом – разруха, голодные послевоенные годы. Отец погиб на фронте. Семья жила очень бедно. Анатолий был старшим. Помогал матери по хозяйству. Поехал к родственникам в Одессу, пытался найти работу. Но из-за юного возраста его не приняли. Толю решено было отправить назад в Дубоссары. Он сел в вагон, попрощался с одесской родней и… никуда не поехал.
Вернее, поехал совсем в другом направлении. Пересаживался с поезда на поезд. Ездил «зайцем». Ночевал на станциях и полустанках. Естественно, неоднократно попадал в поле зрения милиции. Связался с плохой компанией. Но Бог миловал. Приехав в Тирасполь, поступил учиться в автошколу. Стал шофером. Дальше – служба в армии (Северный флот), четыре года на целинных землях Казахстана, возвращение в родные Дубоссары, первый брак, ранняя смерть жены, оставшиеся на иждивении четверо детей, второй брак с Марией Васильевной, у которой тоже к тому времени было трое детей. Всего получалось семеро. Жили дружно, в тесноте, да не в обиде. Анатолий Петров крутился как мог: работал водителем, занимался подсобным хозяйством. Многое повидал и претерпел на своем веку, немало хлебнул горя. «Третью жизнь за рулем, три века без сна. Заливает серым дождем наши сердца…». Но не растерял мужества, не утратил энергичности, жизнелюбия и чувства юмора. Впрочем, всё это я узнал позже, а пока…
Калитка в частном домовладении по ул. Уральской отворилась, и я увидел деда: невысокого роста, сухощавого, загорелого, с кожей, дубленой ветрами и палящим солнцем, пропитанной морской солью (по-моему, так принято описывать моряков, а мой дед – моряк). Лицо прорезали морщины. 84 – это возраст. Но глаза… «Глаза были цветом похожи на море, веселые глаза человека, который не сдается» (Эрнест Хемингуэй). Мы пожали друг другу руки. «Рад с вами познакомиться. Кстати, Шерлок, я ждал тебя на прошлой неделе».
Как выяснилось, в Дзержинском-Карантине ждал меня не только дед. На встречу с объявившимся тираспольским «внуком» собралось человек пятнадцать (потом родственники ещё подтягивались, и, как мне объяснили, это были далеко не все). На такой прием нельзя было и рассчитывать. Да что там! Кто мог предположить, что акция «Моя семья в истории края» поможет обрести мне такую большую семью. «Я узнал, что у меня есть огромная семья» («Брат-2»).
Ты не один! Дедушка Толя самоотверженно объяснял детям, их женам, внукам и правнукам, кем я им всем прихожусь. Это была задача не из легких, с учетом, что моя прабабушка Анна Павловна Петрова покинула Дубоссары и перебралась в Тирасполь к прадеду Федору Христиановичу в последнем десятилетии уходящего ХIХ века. Так что… мы сошлись на том, что все мы родственники, а уж какие – второй вопрос. Как говорится, было бы желание.
Но и помимо родственных чувств нашлось то, что нас объединяло. Присутствовавшие подмечали и некоторые черты физиогномического сходства (Фечей с Петровыми), и присущее всем Фечам и Петровым чувство юмора, и связующие нас мирововоззренческие основы, а также… склонность к публицистике.
« – Ватсон, я думаю, здесь свою роль сыграла наследственность.
– А разве в вашем роду уже бывали сыщики?»
Выяснилось, что дедушка Толя не раз публиковался в районной газете «Заря Приднестровья». Буквально на днях в «Зорюшке» вышла его статья ко Дню освобождения Дубоссар от фашистской оккупации.
И вот, улучив минутку, я, наконец, спросил всесторонне талантливого родственника, вдобавок обладающего прекрасной памятью: «Кем же всё-таки нам приходится участник освобождения Одессы, подпольщик Василий Федорович Петров?». Анатолий Васильевич глубоко задумался, а потом сформулировал: «Василий Федорович был родным братом моего дедушки Николая Петрова, двоюродным братом твоей прабабушки Анны Павловны Феч (в девичестве – Петровой)».
Таким образом, выходило, что с Петровыми (Петровичами) из Одессы и Петровыми из Дубоссар мы, Фечи, примерно в одинаковом родстве. Я понял только одно: просто так, с ходу в таких хитросплетениях ветвей родового древа мне ни за что не разобраться. Пришлось вернуться к накрытому столу и разбираться, разбираться…
«Ветви старых дорог хлещут тебя по лицу. Нас гоняют по свету ветер и рок… Ты не один!».
Возвращались мы с Ватсоном в Тирасполь глубоко за полночь. Впечатления переполняли нас. Стало быть, вот она какая, «Моя семья в истории края».
Мы, приднестровцы, – одна семья.
Николай Феч.