Сразу поймал себя на мысли, что с ним раньше встречался: уж больно знакомым показался он. «Тирасполь хоть и столица, – улыбнулся Анатолий, – а город небольшой, местные обычно все друг друга знают. Да разве это важно? Главное – земляки, а коль так, значит понимаем друг друга». Я согласился.
С белым флагом идти, сами понимаете, что означает, – говорил Анатолий Васильев, – воспринимается как перемирие, как предложение переговоров. Ну это как будто ты парламентарий. Не помню, как все вышло, но флаг нести дали мне. Когда шел, совсем не думал о том, что могут пристрелить. Бояться было некогда, да и дорога короткой какой-то была… В глазах почему-то мама стояла, ее слова вспомнил: «Храни Господь тебя, сынок. Раз решил идти на войну, иди, ты знаешь, что делаешь. Я тебя только об одном прошу: береги себя, возвращайся живым, ты нам всем нужен – мне, жене, детям, а у тебя их трое».
Это было под Дубоссарами у КПП. «Опоновцы сами не понимали, за что воюют,– продолжал Анатолий Борисович. – Их послали на нас, запудрили мозги всякой неправдой, наобещали всего. Вот я и пытался им объяснить, что нам нечего делить, незачем убивать друг друга, жизнь прекрасна, она не вечна. Стоит ли ее делать еще короче?».
А потом был бой под Коржево, рядом с гребной базой. Они хорошо замаскировались в зелени, вдоль дороги, в ложбине вырыли окопы. Укрепились серьезно: не только автоматчиков выставили, были еще и гранатомёты. Разведгруппа Васильева оказалась тут вместе с нашими и российскими бойцами. «Много тогда там полегло ребят, – вспоминает Анатолий, – эта схватка мне еще долго снилась… И подбитый БТР с российским флагом на броне, и мой товарищ Петр Добрянский, которого контуженным захватили в плен… Меня ранило, потом был медсанбат, родной Тирасполь, лечгородок. А о том, что атаку отбили и не дали опоновцам создать плацдарм, узнал в тот же вечер. Облегчение получил такое, будто никакого ранения и не было, можно снова в строй».
На больничной койке о многом передумал – было время. О наградах мысли даже не было. Он позже их получит: медали, ордена Почета и «За личное мужество», их потом больше будет хранить в шкатулке, чем носить. Анатолию не хотелось верить, что такое жуткое время настало, ведь только вчера, кажется, спешил в свой «Главснаб», заводил погрузчик, на котором работал и с которым как с другом делил часы рабочей смены. С детьми ждал воскресенья, чтобы сходить на рыбалку, в парк… Сколько было планов! С тем, что жизнь изменится, и условия диктовать станет тот, кто первым в руки взял автомат и пошел на мирный народ, согласиться никак не мог. Только раздались над Дубоссарами первые выстрелы, он добровольцем направился туда. «Кто-то в больнице говорил, что раньше, когда была война в Афгане, туда тех, у кого семья и не один ребенок, направлять воздерживались, – продолжал Васильев, – но у нас другое дело, никто никого не проверял и не направлял. Все здесь совестью заканчивалось. Я часто задавал себе тогда вопрос, почему так поступил? Иногда тоже себя об этом спрашиваю. Не могу найти ответа. Просто, наверное, так надо было, туда душа звала, мысли о себе, родных, что дальше будет с нами. Конечно, еще служба в армии сказалась: служил в группе советских войск в Чехословакии, в знаменитом 210-м мотострелковом полку. Полку была посвящена известная песня: «Ты с любовью сшитая, пулями пробитая, у костра прожженная серая шинель». И мама Вера Гавриловна примером была: она войну зенитчицей прошла, многое рассказывала такого, что не могло не отложиться на сердце, на характере. И вообще, в мое время в Союзе о воспитании, в частности патриотизма, меньше говорили, а больше делали. Это сейчас, к сожалению, молодежь больше думает о своем благополучии, квартире, машине, отдыхе в заморских странах. Вот тот девяносто второй год во многом проверил нас всех».
После Дубоссар и после ранения Анатолий, как говорила мать, должен был «остепениться», дать возможность патриотизм передать другим – пусть они теперь его проявят, но у него так не получалось. Заполыхало в Бендерах, и он уже с первых дней был там. Ему есть что рассказать о том жарком лете 92-го. Каждый уголок города, где проходили бои, знает он как свои пять пальцев. В то время там было все не так, как сегодня. Васильеву поручили возглавить группу по вывозу раненых и убитых в Тирасполь. Трудно было тогда разобраться, кто свой, а кто чужой – имена, принадлежность к тому или иному воинскому соединению выясняли позже. Одного такого человека Анатолий запомнил – это был следователь молдавской прокуратуры. Выяснив личность убитого, его, не задумываясь, отвезли в Бендеры, где и похоронили. А потом, как рассказал сам Анатолий Борисович, он долго еще нес в себе этот груз, думая, как сообщить его родным, ведь у него тоже была мама, семья. Он их разыскал. «И причем тут война, мы люди, и все должно быть по-человечески», – так заключил он историю, о которой я каким-то чудом узнал от его товарищей.
Завтра – праздник. Сотни, тысячи людей в приподнятом настроении выйдут на улицы города. Мемориал Славы будет утопать в цветах. Розы, гвоздики, ромашки лягут на плиты героев, не доживших до сегодняшнего дня, защищая тогда только родившуюся республику. Здесь вы обязательно встретите и Анатолия Борисовича Васильева. Для него этот день больше, чем для кого либо, праздничный. Такие, как он, создавали и отстаивали республику, на них она сегодня и держится.
…Так и не вспомнил я, где раньше мы могли встречаться. Но светлое и радостное чувство поселилось у меня в душе после этого разговора. Наверное, все сильные и добрые люди похожи друг на друга.
Александр ДОБРОВ. г. Тирасполь.