Кабачковая икра, мелко нарезанные на тарелке лук, сало и, конечно, то, что к ним прилагается… Мне, как полагается, наливали виноградный сок.
По легенде, как только я научился ходить, мы с папой пошли в гараж. Поехать туда мы не могли по той простой причине, что уже в те годы отцовская «копейка» была основательно разобрана и законсервирована для грядущих поколений. Так что, полагаю, легенда не врет. Фактическое отсутствие собственного транспорта, однако, ничуть не мешало папе приобщать меня к эстетике гаражного натюрморта.
Как сейчас помню чуть сыроватый воздух в гараже, нагромождение таинственных предметов, начиная от запчастей (неизвестно от чего) до лыж, барочной рамы, алюминиевого якоря и плаката «Пьянству – бой!». Помню самое главное: долгие затрапезные разговоры с соседями по гаражу. Сейчас бы мама обрывала телефон, а тогда… как позвонишь? Мобильных не было. Гараж находился на Правде, жили мы на Юности.
Особенно почему-то запомнилась часто обсуждавшаяся с мужиками тема НЛО. В конце 80-х летающие тарелки были у всех на слуху. О них говорили в телепередаче «Очевидное – невероятное», писали в газетах. Мой папа, на тот момент редактор многотиражки «Консервщик», тоже писал. Много лет спустя на глаза мне попалась его заметка «НЛО над Тирасполем» о том, как двое тираспольчан в вечернее время, в районе гаражного кооператива по ул. Правды, видели в небе загадочный объект… В обществе соседей по гаражу отец рассказывал об упомянутом эпизоде примерно так: «Вечером, когда мы с Юркой уже закрывали ворота, вдруг в небе показалась непонятная точка, быстро увеличивавшаяся в размерах. Двигался объект зигзагообразно, то и дело меняя направление, из чего мы немедленно сделали вывод, что это НЛО…».
Дальше я не помню. А может, папе так ни разу и не дали дорассказать. Мужики покатывались со смеху, иронизировали на тему количества выпитого. «Ну, Николаич, молодец, могёшь, одним словом – газетчик». Дальше следовал тост за советскую прессу, самую правдивую прессу в мире.
Прошли годы. В свой черед я вступил во владение недвижимостью. С трудом поддались долго не открывавшиеся ворота гаража. «Копейка», почти не поржавев, безмолвно дожидалась своей участи. Всё было решено. Восприняв от папы некоторую склонность к журналистике, я не унаследовал его любви к технике.
Но об отце в гараже напоминала не только машина. Лет тридцать до и лет тридцать после моего рождения он сносил сюда всякие полезные вещи. Руки у папы были золотые – так что, в принципе, всё могло послужить для чего-то…
Примерно через два года каторжных работ я, наконец, освободил верхний ярус и, как заправский археолог, спустился в камеру под землей. Фонарик едва прорезал сгустившуюся тьму. А стоило мне начать какие-то манипуляции, видимость и вовсе падала до нуля – поднималась вековая пыль.
Милостью Божьей и этот рубеж был взят. В «Спецавтохозяйстве» я заказал пятикубовый контейнер для мусора, едва ли не больший по размеру, чем сам гараж.
Но тут случилось невероятное. То ли нервы мои были на пределе, то ли в подвале я надышался каких-то ядовитых паров, но в какой-то момент мне открылось нечто. Под грудой из проволоки, кусков пенопласта и детского трехколесного велосипеда что-то тускло светилось.
Испугавшись, что папа таки сконструировал ядерный реактор, я отпрянул. Потом, собравшись с духом, осторожно отодвинул ржавый скелет велосипеда, убрал в сторону пенопласт. Фосфоресцировавший предмет обнажил закругленные края. По периметру его мерцали какие-то лампочки. Сам он, пролежав тут ни один десяток лет, выглядел так, словно только сошел с конвейера.
Передо мной была совершенная копия летающей тарелки, какой мы её себе представляем. Только уменьшенная. Я попробовал сдвинуть «модель» с места – она не поддалась. Вес, как оказалось, был несопоставим с размером.
«Так, хорошо, – рассуждал я, – допустим, папа сделал макет. Допустим, это как-то связано с авиа- и судомоделированием, которыми он тоже интересовался. Но какой смысл в неподъемной тарелке? Наконец, из какого материала она сделана?
В полной растерянности я вышел на свет Божий, глотнул воздуха и закурил. И тут меня осенило. Когда папа с дядей Юрой закрывали гараж (о чем всегда пытался рассказать отец), во дворе кооператива приземлился НЛО, тот самый, летевший зигзагообразно. Дальше ситуация могла развиваться по двум сценариям.
1) Состоялся первый межпланетный контакт. Папа стал первым человеком, пожавшим руку инопланетянину. Они, инопланетяне, роста совсем не высокого, не больше тех гномов, которых люди ставят на своих приусадебных участках, только менее уродливые. Гуманоидам нужно было повращаться среди «двуногих», возможно, предостеречь от чего-то. Так что, тарелку они припрятали у папы в гараже и обещали за ней вернуться, как Карлсон.
2) Межпланетный корабль потерпел крушение. Папа с дядей Юрой хотели известить руководство города, страны… Но поскольку дело было поздним вечером, и сами они были слегка навеселе, решили дождаться утра. Но утром по радиоточке (трансляцию оборвал механический, нечеловеческий голос) их предупредили: «Никому ни слова! А тарелку хорошенько спрячьте в гараже. Мы за ней прилетим». Причем сообщение слышали только папа с дядей Юрой.
Итак, я не имел морального права разглашать тайну, унаследованную от отца. О том, чтобы продать НЛО и сдать гараж в аренду, не могло быть и речи. Отныне я становился хранителем космической капсулы и её саркофага. Делая вид, что ничего не случилось, я буду сидеть у ворот гаража, буду беседовать с соседями, нарезать лук, сало и смотреть на звезды: такие низкие, крупные, родные…
– Вот, – заключил я, складывая лист бумаги вчетверо. – Как думаете, мужики, напечатают рассказ?
Воцарилось молчание. Первым нашелся Митрич: «Рассказ-то неплох. Только одну неточность ты допустил, – сказал он деловито. – НЛО спрятан не в твоем, а в моем гараже…».
Ну, Митрича, конечно, подняли на смех. Чтобы не быть голословным, он, не отвечая на колкости, тут же повел всех в свой заповедный подвал. Включил свет… В полупустом помещении находились трое: бочка, графин и граненый стакан. На стенках последнего я заприметил характерный красноватый оттенок. Никакой тарелки, разумеется, не было и в помине.
«Улетела!» – догадался Митрич.
Петр Васин.