До чего же мы скучно живем. Мы, кажется, поражены обыденностью настолько, что уже не замечаем этого. Нет, мы больше не убиваем время с помощью однотипных игр в телефоне или просматривая чужие свадебные фотографии в соцсетях, не укрываемся от будней в чертогах «фабрики грез», мы просто существуем в этом измерении. И если едем в Париж, то лишь для того, чтобы «на фоне Эйфелевой башни с айфона селфи…» и т.д.
А есть другая реальность, которая, может, не столь презентабельна, но, ведь, и не иллюзорна. Непрезентабельна же она лишь потому, что мы сами сделали её такой, а если и приняли по наследству, то, видимо, не разглядели «плюсов», не научились отделять зерна от плевел, даже не попытались что-то изменить…
И вот, мы сидим на берегу Днестра, смотрим, как течет вода, ругаем, как водится, власть, жалуемся, что нет порядка, естественно, сравнивая с «очагами культуры и цивилизации», мечтаем побывать в Венеции, посмотреть Дворец дожей, познакомиться с обходительными гондольерами, но, уходя, оставляете после себя горы мусора. Дескать, пусть «власти» убирают – на то они и власти. А нам бы… в Венецию.
Я люблю тебя, Тур Хейердал!
«Наш плот был точной копией древних перуанских и эквадорских плотов, мы добавили только бортик на носу, да и тот оказался совершенно излишним…». Я читал книгу Тура Хейердала об экспедиции на плоту «Кон-Тики» во время службы в армии и горячо мечтал о том дне, когда мы с друзьями сами построим плот и спустимся на нем по Днестру. Друзья тоже мечтали. Впрочем, знаменитый норвежец был не единственным нашим вдохновителем. Мой папа, не то в 50-х, не то в 60-х, путешествовал на плоту со своими друзьями. Эту историю я знал с детства.
И вот долгожданный день настал. На правом берегу, недалеко от паромной переправы в Тирасполе, мы собрали плот. Но не из бальсовых деревьев, как «Кон-Тики», а из пластиковых бутылок, валявшихся во множестве на берегу. Бутылками мы набили 24 мешка (каждый в среднем вмещал по 25 штук). Соорудили каркас из досок, покрыли его фанерой. Мешки (4×6) закрепили под настилом.
В субботу, 18 августа 2007 года в 13.15 плавсредство было спущено на воду. Результат превзошел все ожидания – плот настолько уверенно держался над уровнем воды, что при желании на нем можно было даже танцевать.
К сожалению, в запасе у нас было всего два выходных дня. Мы успели доплыть только до Чобруч, да и то последние несколько километров гребли самодельным веслом. Но зато какие это были два дня!
Мы прыгали в воду прямо с плота, ловили рыбу прямо с плота, вялили её прямо на плоту и почти сразу ели, по молодости совершенно не опасаясь гельминтов (это потом я узнал от жены, врача-лаборанта, как страшно жить, мы поженились спустя всего несколько месяцев). На ночевку встали где-то под Слободзеей. Варили уху. Смотрели, как взвиваются искры костра в темнеющее небо, слушали тихий плеск волн, ударявших в борт нашего… «Володи» (так мы назвали плот, потому что на одном из приспособленных мешков было написано «Володя»).
Ночь была теплая. Я вообще спал прямо у костра, не опасаясь комаров. Встали рано. В этот день во время сплава мы стали свидетелями удивительного явления. Где-то за Слободзеей мы видели водяной смерч. Сначала услыхали, как сильно шумят прибрежные деревья. Потом заметили, что в одном месте, как фурункул, поднялась вода. Затем фурункул превратился в палец, двигавшийся по поверхности, словно живой. Секунд тридцать палец шел одним с нами курсом, а потом распался на искрящиеся брызги. К сожалению, сфотографировать не успели, потому что сами были в воде (купались), а фотоаппарат находился в герметичном пластиковом судке на плоту.
Но были у нас и другие попутчики. Дело в том, что по реке плыли не только бутылки, державшие плот, но и такие, что оказались в воде без определенной цели. В иных местах они образовывали целые острова – и всё это наших, человеческих рук дело. Бросив мусор в реку, можно быть уверенным, что здесь он и останется… на тысячелетия. Вот такое послание потомкам в бутылке. Вопрос: будут ли они рады, получив его? Не проклянут ли своих отдаленных предков, живя на обломках земной цивилизации или в космической эмиграции, где-нибудь на Амауропии, планете в созвездии Циклопа?
Предвижу резонный вопрос: что сделали мы с бутылками, доплыв до Чобруч? Родом из Чобруч мои друзья Дима и Андрей, двое из четырех членов экипажа. Дом их стоит примерно в километре от воды. Вот мы и решили не бросать «Володю» – иначе какая польза была бы реке? То, что одни выбросили в Тирасполе, другие просто транспортировали в Чобручи. Сценарий вполне в духе акции «Убей бобра – спаси дерево!».
«Володя» нехотя расставался с рекой. Он чувствовал, что его миссия выполнена, что он больше никуда не поплывет. Мы провожали его в последний путь. Мы подняли его на руки, как героя, и мы несли его километр до самого дома, где впоследствии, в огороде, «Володя» был разобран по запчастям, а шестьсот бутылок направлены на нужды хозяйства.
Многонациональный приднестровский экипаж «Володи» тоже распался. Утром в понедельник всем нужно было быть на работе – каждому на своей (я, например, только-только устроился в «Ольвию-пресс»). А потом… а потом кто-то уехал в Москву, кто-то остался, но в силу тех или иных житейских причин не поддерживал отношений все эти годы. Думаю, плот остался в памяти каждого из нас одним из самых ярких воспоминаний о безвозвратно ушедшем времени.
Добавлю, что мама Димы и Андрея к нашему долгожданному появлению с «Володей» на руках приготовила роскошный ужин. Само путешествие она, надо полагать, считала пустой тратой времени, ибо все выходные должна была справляться с хозяйством без помощи сыновей, как, впрочем, и в будние. Но мама – она и есть мама. Приготовилась тетя Дуся на славу и, здраво полагая, что пользы от такого заплыва – ноль, сама купила на базарчике рыбу (ту, что мы поймали, съели по пути) и раков. Мы же, ступив на берег, как самые настоящие морские, пардон – речные, волки, истосковались по фруктам. Поэтому лучше всего расходились брынза, фаршированный перец и молдавское вино.
Искры в ночи
Труднее всего – собраться (вместе, с силами, с мыслями, с духом). Ещё труднее – не потерять (друзей, себя, смысл). Для того чтобы объединиться, нужна почва или, при отсутствии таковой, – плот, дабы пересечь на нем бурное житейское море, где каждый, как известно, со своими тараканами, пардон – мыслями, где каждый для себя и сам по себе, и потому смертельно одинок. Вот, может быть, потому-то люди и ехали поднимать целину – чтобы обрести почву, чтобы почувствовать себя вовлеченными в общее дело, чтобы вместе… И в этом, как ни крути, был особый жизнеутверждающий пафос. Человек немыслим без социума, он нуждается в коммуникации (да не в поверхностной, технической, а по существу). И если таковой нет, общество распадается на атомы, а люди вспыхивают, разлетаются и гаснут, как искры в ночи.
Прошло одиннадцать лет со дня путешествия на плоту. Ровно столько я и работаю в СМИ. И вот, верите ли, за всё это время мы с коллегами почти никуда и не выбирались, ограничиваясь общением на работе. С одной стороны, а чего ещё желать? Работа есть работа. Но, с другой, организация досуга и труда неразрывно связаны. Это хорошо понимают японцы, у которых отдых также корпоративен, как и труд. Там трудовой коллектив – одна семья. А кто может усомниться в результативности труда японцев?
Вот мы с коллегами и решили хоть раз выбраться на природу. Долго собирались. Настолько долго, что прошло лето, наступила осень, приготовилась неожиданно, впрочем, как и всегда, нагрянуть зима. Но ничего не поделаешь: у всех дела, семьи. В какой-то момент мы осознали, что нужна дополнительная мотивация… В качестве таковой выступила… правильно, её величество бутылка. Нет, вовсе не в том смысле. Большинство из нас вообще не пьет. Просто пластиковая (по преимуществу) тара, повсеместно разбросанная на берегу, и послужила необходимым стимулом.
Редактор договорился со «Спецавтохозяйством» насчет мешков и вывоза мусора. В пятницу после обеда, закончив дела в редакции, мы, шестеро её сотрудников, прихватив с собой кто мужа, кто детей, кто собаку, а ещё – бутерброды и чайник, двинулись вниз по ул. Манойлова к окраине города и в сторону дамбы. По дороге, в районе высохшего озера, видели горы строительного и бытового мусора, целые терриконы. В такие минуты опускаются руки, но нас не сломили многократно превосходящие неприятельские силы. Никто не посетовал на бессмысленность противостояния злу, в котором погряз наш многострадальный мир. Мы продолжали путь.
День выдался пасмурный, подлинно ноябрьский – это же надо, пропустить такое красивое, долгое бабье лето… Но, как говорится, лучше поздно. Наконец, пришли на заранее выбранное место. Дефицита в мусоре на берегу не было, так что работали, засучив рукава. Работа согревает. Собрали 16 мешков. Больше у нас просто не оказалось. Сложили мешки на дамбе, рядом со стихийной мусоркой. Вскоре приехала машина «Спецавтохозяйства». Всё увезла.
После ухода последних рыбаков мы остались на берегу совершенно одни. Температура быстро падала, и её приходилось как-то подымать. Для этого разожгли костер, поставили на решетку чайник. За чаем оживленно беседовали, радовались возможности хоть что-то сделать для родной природы. Кто-то заметил, что во время уборки мусора впервые за день проглянуло солнце. Сам берег на участке в 150-200 метров радовал девственной чистотой. На ум приходили всяческие пасторали в духе Рубенса или Лоррена. Кажется, сатиры и нимфы, завидев результат нашего труда, должны были незамедлительно вернуться в давно покинутые места.
Должен сказать, что здешний пейзаж я фотографирую уже лет десять. И вот заметил: в последнее время дивный пляжик как-то потускнел, скукожился. Словом, не хочется его фотографировать. Долго не мог понять, почему. А потом понял – кругом мусор. Конечно, «фотошоп» позволяет заретушировать всё, что угодно, даже слона. Но вдохновения, искры нет.
Не в этом ли причина нашего скептического отношения к самим себе? Рассказываешь, бывало, как у нас хорошо, как красиво, что, мол, не хуже, чем в Швейцарии, а сам чувствуешь: люди не верят.
Спускались ранние осенние сумерки. Мы смотрели, как взвиваются искры костра в темнеющее небо, обсуждали планы на будущее.
Бывалые свадебные фотографы говорят: для того чтобы в глазах портретируемых появилась искорка, нужно налить им по рюмашечке коньячка. Ну что ж, профессионалам виднее. В наших глазах отражались звезды на прояснившемся ночном небе. Почему-то вспомнилось: «Пусть перед нами дороги земные, слышим мы дальних миров позывные». И подумалось: нет, никогда человек не отправит в космос ни одного стоящего послания, если для начала не наведет порядка в своем собственном доме.
Надежда есть. Вот и наш плот, как поется в песне, вовсе не так уж плох.
Николай Феч.
Фото автора.