Долго, долго мы с моим другом, журналистом ИА «Новости Приднестровья» Александром Корецким, подбирались к загадкам Севера. А тем временем Север подбирался к нам. Экспедиции участников проекта «Имя на камне» в Рыбницкий и Каменский районы показали: Северное Приднестровье по-прежнему исполнено таинственного сияния. Одно село Рашков чего стоит!
С неудержимой силой, словно Китеж-град, Север манил нас, погружал в озеро неизвестности и вдруг возникал перед взором исследователей во всей красе, заставляя лишь разводить руками. Что ж, никуда не денешься, как поется в песне, «колдовское озеро, голубой магнит».
Утро. Точнее, несусветная рань. Выезжаем из Тирасполя затемно с целью добраться хотя бы часам к восьми. Первая точка на путевой карте – Большой Молокиш. В нем мы договорились встретиться с заведующей музеем Марией Михайловной Поросеч. Тема встречи вот какая. В Большом Молокише поисковики обнаружили древние стелы, установленные, скорее всего, задолго до строительства в селе первого дома (по крайней мере – любого из сохранившихся). Александр Корецкий связался с хранителем Большемолокишского музея, желая получить если не точные сведения, то, по крайней мере, отсылку к местным легендам, рассказам старожилов. Неменьший интерес вызвала у нас величественная мраморная колонна ХIХ столетия с полностью (и притом – целенаправленно!) уничтоженной надписью. Заведующая музеем обещала, по мере возможностей, пролить свет на темную историю.
И вот мы в Большом Молокише. Ещё на подступах к Рыбнице погрузились в полосу туманов, как ежик. Словно бы существует невидимая граница: в Дубоссарском районе тумана нет, в Рыбницком – есть. Приехали даже раньше, чем планировали. Поднялись к церкви на холме. Но и она утопала в прохладном, бархатистом мареве, объемном, пушистом, точно хвост лисы.
Полустертые письмена при таком освещении и вовсе затерялись в трехсотлетних морщинах камня. Но, прибегнув к помощи боковой вспышки с радиосинхронизатором (не путать с синхрофазотроном!), мы выжали из камня живую воду, подобно великану в небезызвестной сказке братьев Гримм. Буквы контрастно выступили из небытия, подтвердив наши догадки о почившем здесь в 1763 году рабе Божием Григории.
Увы, местные жители не смогли припомнить легенд, связанных со стелой. Возможно, р. Б. Григорий был ктитором (покровителем, старостой) первой церкви, ещё деревянной, сож-женной в 1770 году татарами (нынешняя, каменная, построена в ХIХ веке).
Встреча у музея. Хранитель Мария Поросеч щедро делится информацией и версиями по поводу того, чье имя было старательно стерто с поверхности мраморного обелиска. В селе принято считать, что это генерал-майор Константин Куликовский, владевший селом. В 1867 году его стараниями в Большом Молокише открылась школа грамоты для взрослых. А в 1872-м, также на средства Куликовского, построена школа для крестьянских детей. Всё это вроде бы говорило в пользу барина. При Куликовском, кстати, была построена и церковь.
Считается, что надпись уничтожили вовсе не крестьяне, обуянные классовой ненавистью, разбуженные революцией. Как думают, это сделали румынские солдаты в годы оккупации. Прочитываются только две буквы «ге…», словно бы кто-то хотел написать: «генерал». Угадывается заглавная буква «К». Впрочем, есть версия, согласно которой здесь почивает не Константин, а его отец – Александр Куликовский (штаб-ротмистр).
Прекрасный музей села и его хранитель рассказали нам ещё много всего. Ну, например, о том, что в Большом Молокише родился будущий председатель ЦИК МАССР Евстафий Воронович, репрессированный в 1937-м. Фонды хранят огромное количество личных вещей участников Великой Отечественной войны, предметы быта минувшей эпохи, включая, кстати, и посуду из помещичьей усадьбы (сохранились большое блюдо с голубой росписью и кувшинчик для сметаны).
Покидаем Большой Молокиш нехотя – многое хотелось бы ещё узнать и посмотреть, но нас ждут в Белочах. А время не ждет.
В Белочах встречаемся с краеведом, старожилом и при этом энергичным (84 года!), колоритным человеком Максимом Еремеевичем Галясом. К нему у нас масса вопросов. В первую очередь – относительно одной белочинской (мифической?) плиты, установленной, как говорят, чуть ли не во времена Великого княжества Литовского или даже Киевской Руси. Ждем Максима Еремеевича на пятачке у Дома культуры, построенного под очевидным влиянием Парфенона.
Пока ждем, подходит глава сельской администрации Виктор Порфирьевич Тихолаз. С ним мы успели познакомиться во время прошлых поездок. Глава охотно присоединяется к поиску древних артефактов. А вот и Максим Еремеевич! Здороваемся. И вместе отправляемся к дяде Коле (Николаю Козловскому), у которого, как уверяет проводник, прямо в огороде стоит то, что нам нужно.
Вообще Максим Еремеевич чем-то напоминает мне одессита. Он дружелюбно улыбается, тонко и метко шутит, одну за другой выдает на-гора остросюжетные истории и азартно отвечает вопросом на вопрос. «Вот вы, конечно, не знаете, где похоронена Руксанда, жена Тимофея Хмельницкого, владевшая Рашковом в ХVII веке, – говорит он с лукавым прищуром в духе Ходжи Насреддина. – А я вот знаю». Вариант: «А вы вот, конечно, не знаете, где стояла польская крепость Калавур. Тю! А ещё историки!». Мы внимательно слушаем, слушаем, как мальчик Джоэль дядюшку Римуса, впитываем. А если перебиваем, сказитель осаживает: «Не лезь поперек батьки в пекло!». Или, если просим конкретизировать, сослаться на источники: «Много будешь знать – скоро состаришься!».
Не скрою: в какой-то момент мы начинаем сомневаться, а существует ли вообще «архидревний» камень (не тот ли, что изобразил на распутье Васнецов?), который якобы стоит у дяди Коли в огороде? А дядя Коля, он-то существует?.. И скепсис разъедает нас, как ржавчина турецкие и казацкие сабли: «Вже сабли заржавели, мушкеты без куркив, а що сердце казацьке – не боится туркив!».
Тем временем всё сказанное Максимом Еремеевичем материализуется. Вот и смиренный белочинский труженик дядя Коля, и его огород, посреди которого, как основание стрелки на циферблате, стоит она… стела… с текстом на старославянском потрясающей сохранности. О таком можно только мечтать. Дата хорошо видна: 1738. Надпись повествует о рабе Божием Иордане (?) Бондаре, погибшем от татар (так и написано: «погибшего от татар») года Божьего 1738 июля 17 дня. Последняя строчка – имена: Иордан (?) и Штефан. Возможно, имена тех, кто установил стелу. Но почему снова Иордан? Что-то не сходится. Загадка.
Николай с женой обсадили камень с письменами тюльпанами. Говорят, мы далеко не первые, кто приезжает на него поглазеть. Все как один, охают, ахают. А одни так даже пробовали копать. Да их быстро осадили – могила ведь! А если не могила, а, скажем, просто памятник, столб, чего, спрашивается, в земле искать? Неужто рассчитывали снять с Иордана Бондаря нательный крест? Нет-нет, в такое невозможно поверить! Татары убили, а мы, православные (как бы) потомки, снимаем кресты… Словом, тема раскопок (к счастью, несостоявшихся) несколько омрачала нашу радость, а в остальном – не камень, а жемчужина, просто фантастика!
Максим Еремеевич продолжает рассказывать. И осмелюсь доложить вам: того, что он нам успел порассказать, хватило бы на целую книгу. Сам сказитель – настоящий кладезь легенд, преданий. Не человек, а гора самоцветов. И мы, грешные, посмели ещё усомниться, не поверить ему, старожилу, краеведу, связанному с родными местами духовной пуповиной, кровными узами. Нет, Максим Еремеевич не просто краевед, он сам часть истории и природы села Белочи, одна из его достопримечательностей. Он – проводник в дивный мир на стыке времен. Требуется лишь пойти по стопам и увидеть всё самому, словно ты студент-антрополог Кастанеда, а рассказчик – дон Хуан, хранитель сакрально-этнографических знаний.
Таким образом, чаша исследовательского любопытства была переполнена уже в Белочах. Но я не удержался и убедил коллег заскочить ещё в Рашков. Ну не могу я без него, а раз уж мы всё равно оказались поблизости…
В Рашкове порешили отойти от привычной исторической направленности путешествий, сосредоточившись на красотах природы, особенностях жизни. И всё-таки не удержались. Увлеклись надписью, выбитой на плите у колодца. Оказалось, сей колодец был сооружен церковным старостой Симеоном Трафимчуком в 1910 году «В память освобождения крестьян от крепостной зависимости 19 февраля 1861 года его императорским величеством государем-императором Александром II в Бозе почившим в 1881 году».
Впрочем, плита, колодец – это то, что ближе всего к дороге. Надлежало сойти с «почтового тракта». Поэтому, вместо того, чтобы, как водится, свернуть налево (к костелу, синагоге, Троицкой и разрушенной Покровской церкви), мы свернули направо, к редким домикам, забравшимся высоко на каменистый склон. Проводником выступил уроженец приднестровского Севера, представитель историко-географического общества Александр Горносталь. Благо, он довольно быстро сориентировался, и мы начали восхождение. Вернее, сначала спустились в лощину, на дне которой бодро журчал родник. Дальше – вверх, по каменным ступеням…
Иные из попадавшихся нам домов оказались заброшенными. Где-то уже провалилась крыша, где-то выбиты окна. Дверь в старинный, служивший не одному поколению погреб – настежь.
Но есть и очень приличные усадьбы. Во дворе одной встречаем хозяина. Мужчина средних лет поначалу ведет себя настороженно – всё-таки мы чужаки, все как один здоровые, рослые, под два метра, а народу вокруг, можно сказать, совсем нет. Но, разговорившись, Андрей (так зовут хозяина) охотно соглашается показать свои владения. Александр Горносталь интересуется «бάшкой». «Есть такая, сейчас покажу», – и хозяин ведет нас в дом. Оказывается, бάшка – это жилое помещение полуподвального типа с арочным потолком. Летом прохладно, зимой тепло. Даже вход в бάшку какой-то закругленный, наподобие дверей в домах хоббитов из знаменитой саги «Властелин колец». Есть в бάшке у Андрея и печка. Уютно. Не хватает только суетливого Бильбо Бэггинса и упирающегося головой в потолок Гэндальфа. Мы в сказке!
Кругом тишь да благодать. Вид, как в Швейцарии (по стечению обстоятельств на мне была красная кепка со швейцарским флагом). Андрей говорит, что уже, наверное, не смог бы жить в другом месте. А красивее Рашкова вообще ничего не видел, хоть немножко мир посмотрел, доводилось. Дочурки ходят в Рашковскую школу. Отношения с соседями нормальные. Впрочем, соседей, забравшихся, как и Андрей, на склон, всего-то человек пять. Но зато живут душа в душу. На праздники собираются за одним столом.
Андрей знакомит нас с соседкой, бабой Леной (Еленой Дмитриевной Безик). Женщина она энергичная, приветливая. Говорит, одна из дочерей – в Португалии. Но ей с родными местами страх как не хотелось бы расставаться. Даже отправляясь к родственникам и знакомым в центр села («беру палку та йду»), торопится поскорее вернуться. А если засидится, всё равно идет, хоть и дело к ночи, а добираться – через лощину, по лесистому склону. «Вот, сказывают добрые люди, и волка в окрестностях видали». Но всё же волки близ Рашкова – редкость. Зато косули, зайцы, лисы, кабаны – частые гости. А мы видали коршуна, легко парившего над отрогами, озиравшего свои владения с головокружительной высоты.
Простившись с хозяевами, устраиваем привал на поляне. Столом служит большой плоский камень. В дело идут бутерброды с овечьей брынзой, вкусная родниковая вода (эх, зря я с собой кофе в термосе таскал!). Поляна наша порядком выше уровня моря. С высоты птичьего полета, аки коршун, глядим на рашковскую сурово-элегическую панораму.
День прошел чудесно. И лишь одно обстоятельство сперва омрачило его, а потом заставило меня просиять николаевским червонцем. В Рашкове я потерял свой любимый старенький перочинный ножик с S-образной рукояткой, которым нарезал во время перекуса парниковый помидор (где я его мог посеять – загадка). Но потом я решил, что теперь он будет лежать в одной земле с киммерийскими наконечниками стрел, турецкими ятаганами, литовскими кордами и тесаками, польскими саблями и пр., и пр.
Значит, ткань истории, terra incognita (или, по выражению Александра Корецкого, Tiras Incognitus) перестали быть такими уж недоступными, непостижимыми для нас. Ибо мы стали причастны к этому полотну, вплелись в него или, точнее сказать, впутались в историю. Дело за археологами из будущего!
Николай Феч.
Фото автора.