Судьбы реальных людей не раз ложились в основу литературных произведений. Наверняка и Михаил Шолохов не на пустом месте написал свою «Судьбу человека». И, судя по всему, людей, прошедших те же круги ада, немало. С одним из них недавно довелось пообщаться и автору этих строк.
Узником концлагеря бывший воспитанник детского дома в нынешнем курортном городке Хмельнике (Винницкая область) стал в 12-летнем возрасте. Причём попал он не куда-нибудь, а в лагерь смерти Освенцим. «Я вместе с другими детьми из Хмельника был помещён в переполненный барак. Стоило кому кашлянуть, как в барак врывалась немка – надзирательница и стреляла в него из пистолета, чтобы никого не заразил», – рассказывает о лагерных порядках бендерчанин Иван Григорьевич Брус.
Он побывает ещё раз там. В год 40-летия Победы над нацизмом. Довольно неплохо владея польским, немецким и французским языками, даже непродолжительное время водил экскурсии. Трудно сказать, какие чувства его тогда переполняли. Он даже попал на страницы нескольких советских и иностранных журналов. Иван Григорьевич Брус показал мне статью из одного из них с заголовком на английском языке Mitting from many years («Встреча через многие годы»). На фото у лагерной колючей проволоки изображён мужчина средних лет в очках и с тростью в руках. Несмотря на прошедшие с момента съёмки годы, мой собеседник узнаваем на фотографии.
Вообще сами топонимы, всплывавшие по ходу беседы, вызывали оторопь: Освенцим, Бухенвальд, Дахау… Из узников этих трёх лагерей смерти мало кто остался жив. Нацистским изуверам потребовались дети – доноры. «После Освенцима и Бухенвальда я попал в военный госпиталь в Кобленце. Туда меня перевезли с другими детьми. У нас брали кровь и спинномозговую жидкость. Не все выдерживали. Рядом находился крематорий. Тех, кто терял сознание, относили прямо туда», – вспоминает Иван Григорьевич. Выжить помог случай. В госпиталь наведалась комиссия Швейцарского Красного Креста. Дабы скрыть совершаемые там преступления, командование переодело заключённых и сняло с них охрану, чем и воспользовался «KL 146747». Так тогда по лагерным документам проходил Иван Брус.
Это был первый, но не единственный его побег. Позже, уже работая на шахте по добыче свинца в Бад-Эмсе и на заводе по производству красителей в Оберланштайне, он тоже найдёт возможность бежать. Не раз приходилось и менять имена. «Я назывался то Иващуком, то Рудневым. Это были реальные фамилии реальных людей. Но их к тому времени уже не было в живых. Так мне удавалось запутывать немцев, представляясь отставшим при бомбардировках, пока после очередного побега я не оказался в концлагере Флоссенбург близ Мюнхена», – рассказывает мой собеседник.
Он посетит этот городок в Баварии в том же 1985 году. И так же, как и в Освенциме, будет водить посетителей мемориального комплекса, рассказывая и о себе, и о тех, кто был тогда с ним рядом. «На плите было написано, что через лагерь прошло 96 тысяч заключённых (из 96 тысяч узников Флоссенбурга погибло более 30 тысяч. – Прим.). Мне в нём присвоили новый номер 41369. Пробыл там недолго. Был истощён. Шансов, что выживу, не было никаких. Помогла моя подушка. В ней кроме сена я нашёл и подсолнечный жмых. Благодаря ему остался жив», – вспоминает Иван Григорьевич.
Флоссенбург в Баварии был предпоследним его концлагерем. С приближением фронта гитлеровцы сворачивали своё чудовищное хозяйство. 20 апреля 1945 года узников Флоссенбурга построили в колонны и погнали на запад. Дошли не все… «Многие, получив по дороге хлеб, набрасывались на него и затем умирали от заворота кишок…Один упал, потянул за собой ещё нескольких человек. Пьяные охранники всех перестреляли из автоматов (всего за время того перехода погибло около 700 человек. – Прим.). Нас привели в Дахау», – свидетельствует бывший узник нацистских концлагерей.
29 апреля Дахау был освобождён американскими войсками. Помнит, как на него надвигался танк с белой звездой и как его на боевую машину подняли темнокожие танкисты в незнакомой форме. Вскоре и он наденет такую же. «В танке уже было несколько человек. Привезли в Мюнхен. Попал я в военно-полевой госпиталь. Лечили до декабря. Потом с меня сняли мерки. Принесли американскую военную форму и удостоверение на полгода. Перевезли в Гамбург, где погрузили на самолёт и отправили в Северную Африку, в Бизерту на военно-морскую базу. Там я и прослужил два года, – вспоминает мой собеседник. – Ужасно тянуло на Родину. Я был не единственным русским в Бизерте, прошедшим концлагеря. Как-то я и мои друзья Ваня Титякин, Володя Головко и Сеня Селезнев сговорились, что надо бежать. «Мы русские люди. Зачем нам эта Америка?» – говорили мы тогда себе». Дезертировать решили на самолёте, доставлявшем провиант в Европу. Друзья по воздуху добрались до Парижа, где их пути разошлись. Форма и выплаченное вперёд жалованье военнослужащего американской армии позволили Ивану Григорьевичу с относительным комфортом добраться до Вены. Тогдашняя Австрия, так же, как и Германия, была разделена на зоны оккупации. После того, что он прошёл, перебраться в советский сектор было несложно. Дело было в 1947 году. Дальше были принудительные работы на шахте в Караганде, куда Иван Григорьевич был направлен с формулировкой «за позднее возвращение на Родину» и «самовольная отлучка», что, по его словам, после неоднократных побегов в Германии было вовсе не сложно. Ему опять повезло. В послевоенной неразберихе его не очень тщательно искали. До сих пор жалеет, что подвёл своего наставника, который ему всецело доверял. Зато в Москве, куда карагандинский беглец умудрился добраться, нашлись отзывчивые люди. Затем была работа на фабрике, ФЗО (фабрично-заводское обучение) и срочная служба уже в Советской Армии, которую Иван Брус проходил в наших краях. Тут он встретил будущую жену Надежду Николаевну, с которой живёт вместе уже 64 года. Долгое время работал на Бендерском шёлковом комбинате. В Бендерах у него родилось два сына, которые в свою очередь подарили ему четырёх внуков. Есть и правнуки.
То, что пережил герой этой публикации, конечно же, бесследно не прошло. У Ивана Григорьевича целый букет болезней. Если бы не сын (второй сын погиб в автокатастрофе), то, говорит, пришлось бы и вовсе тяжело. Медикаменты бывшему узнику нацистских концлагерей зачастую не по карману, а городские власти и государство не всегда проявляют внимание. Недавно, правда, он прошел полный курс лечения в республиканском госпитале инвалидов Великой Отечественной войны.
Сергей Стелемах.