– Слушай, у меня тут дед один работает. Калека. Фамилия такая. Орденоносец, тракторист, комбайнер, за рычагами дольше, чем ты на свете живешь.
– Познакомь.
Бодрый такой дед. Роста небольшого, хромает, но бодрый. Зовут его Андрей Владимирович. И как-то не похож он на Владимировича – видно, по молодости был из тех, кого называют «живчик»… А вот дед Андрей ему больше подходит. И не поймешь, сколько ему лет. Говорили, много.
Еня теперь посадят, да?
– Вы когда родились?
– В 1941 году.
– Здесь?
– Нет, в Славяносербке. Губерния была одна, мой батька отсюда в армию призывался, отсюда и на войну пошел. Батя у меня кузнец. Был в Германии, в Берлине! А мама просто крестьянка. А я, получается, по батиной тропе пошел.
– Послевоенные годы помните? Говорят, тяжело тогда было…
– Ну как помню… Вот помню 47-й, голодовка была. Я и постолы ел, и кожу, и макуху… Потом чуть получше стало, колхозы начали подниматься. Но в колхозах не давали денег, а были трудодни.
Вот люди работают, а я беру ведро и несу им воду. Мне – полтрудодня. А тому, кто на поле работает, – трудодень. А тому, кто на тракторе культивирует или еще что – 2-3 трудодня. У меня брат на «Универсале» (один из первых советских тракторов. – Прим. ред.) сеял кукурузу, хорошо зарабатывал.
– Потом в школу и на комбайн, да?
– В школу я пошел в 1950 году.
– А что так поздно? Вроде бы тогда с 7 лет брали – значит, вы в 48-м должны были учиться.
– Дело в том, что официально записали меня 25 декабря 1942 года. Нас у мамы 5 детей было, а отец в армии. Давали пособие – 5 рублей на каждого ребенка (это дореформенные советские деньги. Бутылка водки тогда стоила 100 рублей. – Прим. ред.). И мать-солдатка записывала нас позже, чтоб дольше получать пособие. Старший брат у меня 32-го года, писали, что 33-го, средний брат 37-го, писался 38-м. И только потом старший брат мне сказал, что я на самом деле в 41-м родился.
И тут же спрашивает с ухмылкой:
– Меня теперь посадят, да?
Надо подыграть деду:
– Конечно, раз государство обманывали, в Сибирь поедете.
Да я плевался деньгами!
Дед Андрей Сибири не боится:
– А я там был уже. Северный Казахстан, Советская Гавань…
– Ух ты. Это ж уже не Сибирь, а Дальний Восток. Туда-то как занесло?
– Был в Северном Казахстане, оттуда призвали в армию.
– А в Казахстан как попали?
– Целиноград. Тогда ж такое время было! Свобода! Комсомольский билет – и я везде ездил, без паспорта, без ничего.
Вот тебе и советская «страна запретов». Далеко сейчас без паспорта уедешь?
– На целину за деньгами поехали?
– Нет. Это ж 63-й год. Романтика! Там же одна молодежь! Чтоб вы видели, как там Новый год отмечали! Клуб совхоза «Нахимовский» – негде ступить!
Дед Андрей машет руками и прямо излучает восторг. И я вспоминаю – а ведь многие люди, говоря о начале 60-х, так же светятся. Видно, действительно что-то такое было в той эпохе. Что-то очень светлое и радостное, что потом залакировалось в 80-е и окончательно пропало в новые времена.
– А все-таки как на Дальний Восток-то уехали?
– Повестку дали. Прямо в поле. Я говорю: «Какая повестка, когда я смогу оформиться?», а они: «В отдел кадров иди, там все сделают». Прихожу – все уже готово, и уехал в Совгавань.
– А в армии тоже на тракторе?
– Нет. Попал я в школу младших авиационных специалистов, учился на водителя тягача. В ракетных войсках. А там надо было возить бочки с окислителем, 60 тонн. Тяжелый тягач у меня был – АТТ. А потом демобилизовался – и домой.
– В Казахстан не стали возвращаться?
– Нет. Сразу домой.
– А чего так? Слышал, на целине тогда хорошо зарабатывали.
– Это да. Там у меня деньги были. Я получал по 800, по 1000 рублей.
По тем временам это были просто огромные деньги – инженер получал 120 рублей. Но дед Андрей говорит о своих сверхдоходах как-то равнодушно.
– Да я плевался деньгами! Но работали мы до ночи, а в 4 утра уже бригадир: «Хлопцы, подъем!». Техника стоит, учетчики стоят – вперед! По 120 гектаров в день засевал.
– Да ну? На той технике? 120 в день?
– В день. Но день начинался у нас еще когда солнца не видно, а заканчивался, когда солнце в землю упиралось. Не то что сейчас – в 5 часов он уже домой идет. Куда? Солнце еще высоко!
– А чего ж с таких деньжищ уехали?
– А вот потянуло домой, и все. Вот не могу – домой надо. И уехал.
На кой ты мне этот флажок вешаешь!
– И как здесь?
– Да как. Вот пришел, председатель мне говорит: «Андрей, трактористов у нас много, иди на сварщика». Ну я месяц варю – 80 рублей, другой – опять 80… Да ну вас с вашей сваркой! Кинул резак и пошел на трактор. А потом получил комбайн. И 960 тонн намолотил. Всего 40 тонн до мотоцикла не хватило – за 1000 тонн давали мотоцикл бесплатно. И мне начальники не хотели давать. «Не может быть, – говорят, – что он столько молотит!». А был Олейников Виктор Николаевич такой, говорит: «Андрей молотит». И тогда начальники грузятся на машину, приезжают на поле. А тут у того комбайн поломался, у того.., а мой ходит. Ну, поверили.
И потом было от тех злыдней-начальников мне письмо с благодарностью. Я говорю: «а кой мне это ваше письмо? Дайте что-нибудь (материальное)». У меня с ними конфликт из-за этого был.
– Поругались с властями?
– Ага. Приходит такой ко мне и флажок вешает за то, что я норму перевыполнил. А я говорю: «На кой мне этот флажок, дай 3 рубля!». Взял да и кинул тот красный флажок под гусеницу. Боже, как они тогда! Что ты!
Дед Андрей суровеет лицом и отпускает несколько выражений, которые помогают завести комбайн. Видно, крепко его тогда парт-бюрократы достали.
– Так в следующий раз, когда план перевыполнил, я сам флажок повесил. Этот пришел, снимать хочет. Я говорю: «Снимешь – повешусь». Посмотрел он и ушел, не тронул.
Дед Андрей довольно смеется.
– Так сколько ж вы работаете?
– С 1959-го и по нынешнее время. 52 года получается на технике вообще и из них 37 – на комбайне.
– Летом – понятно, жатва. А что вы зимой делаете?
– Комбайны в бокс загоняем, перебираем. Когда выезжаешь на комбайне, он должен быть полностью исправен. Раньше было так: выводка комбайнов в Плоском, прогоняют все комбайны, как они готовы к уборке. Я себе на комбайн поставил сигнал жигулевский, жена шторки пошила. Вот смотрят, проверяют работу и говорят: «У Калеки комбайн подготовлен лучше всех!». А у меня всегда лучше всех было!
Дед Андрей расправляет плечи.
– То есть вы передовик получаетесь. Но тогда у вас ученики должны были быть.
– Были, а как же. И не один. И здесь, и даже в Монголию ездил учить. Я один из республики попал в 82-м году. На 45 суток. Там все комбайны наши были, ЗИЛы. Так, бывало, научишь монгола, как делать, он тебе: «О, кампан!» («товарищ» по-монгольски. – Прим. ред.). А ты ему: «Магарыч!».
– А вот если скажут: «Нет трактористов», сядете за рычаги?
– Проблем нет. Сяду – и вперед. Да если скажут: «Сделай трактор» – тоже нет проблем. Я – механик. Мне платят не за то, что я гайки кручу, а за то, что знаю, как крутить.
Мораль? А нет никакой морали. Вот человек. Андрей Владимирович Калека с Ближнего Хутора, Приднестровье. Он видел этот мир и видел эту жизнь. Он знает, что такое деньги и что такое работа по 20 часов в день. За рычагами армейского тягача и за штурвалом комбайна.
И мы знаем – нет никаких китов, на которых земля стоит. Нашу землю держат такие, как дед Андрей. Может, и не всю Землю. Но нашу страну – точно.
Сергей Ирошников.
Фото Виктора Громова.