Пандемия потребовала от современников небывалой доселе жертвы – самостоятельно ограничить в правах и потребностях самого себя. При этом никогда прежде враг не был столь незаметен, на взгляд неспециалиста – условен. Но как же дорого приходилось платить за скептицизм и беспечность: ухудшение здоровья при коронавирусе может происходить стремительно. Да, вирус ведет себя странно, непредсказуемо, но тем и опасен. Вот почему меры предосторожности, легшие на плечи государства и каждого гражданина в отдельности, не представляются чрезмерными. Береженого Бог бережет.
Ситуация с COVID-19, так или иначе, коснулась всех. Но если даже неспециалисты, мы, рядовые граждане, оказались в опасной зоне, под прицелом инфекционного заболевания, как оценить роль тех, кто всё это время оставался на фронте? Персонал «скорой помощи», сотрудники медучреждений, COVID-госпиталей, развернутых в Приднестровье, волонтеры, все они находились на передовой. Причем тяготы и лишения, пережитые ими, были несравненно большими. Многие медработники месяцами не видели близких, не были дома. Но они как никто другой знали, на что идут, сознавали себя нужными в деле борьбы с новой угрозой.
Для пациентов то были люди в оранжевых комбинезонах. Но у каждого из волонтеров – своя история.
Студент-медик Максим Ковальский записался санитаром сначала в Тираспольский, а потом в Слободзейский коронавирусный госпиталь. Санитар, в общем, выполняет достаточно простые задачи, с которыми может (мог бы, ибо нужно ещё решиться!) справиться практически каждый. Так, другой волонтер, Владимир Аникин, совсем не имел медицинского образования, однако едва ли не с первых дней борьбы с пандемией стал добровольцем в коронавирусном госпитале. Вот и Максим Ковальский понял, что не может оставаться в стороне. Для молодого человека, будущего врача, то был ещё и важный профессиональный опыт, суровая жизненная школа, которую надлежало пройти, проверить себя, свою, в первую очередь моральную, готовность.
Максим окончил два курса медицинского факультета ПГУ и уже имел представление о работе санитара. Знал он и то, что большинство санитаров – женщины, многие – в возрасте, и, значит, находятся в группе риска. Вдобавок какие-то работы для женщин просто в физическом плане тяжелы. Максим понял, что нужен. В семье сказал, что идет работать в лечгородок. Не сразу близкие оценили степень угрозы. Мама плакала, но всё равно поддержала решение сына, поняла, чем он руководствуется.
В Тирасполе Максим проработал два месяца, с 20 апреля и до закрытия COVID-госпиталя. Две недели провел на самоизоляции, а потом… потом пошел добровольцем в Слободзейский, где тоже провел уже около двух месяцев. Говорит, у него, одного из людей в оранжевых комбинезонах (защитных костюмах), самое яркое впечатление – это когда больные начинают чувствовать запах. В обычной жизни мы воспринимаем зрение, обоняние, слух (естественно, если с таковыми нет проблем) как нечто само собой разумеющееся. Однако когда человек, заболевший коронавирусом, перестает чувствовать запах, это может оказаться серьезным депрессивным фактором. В госпитале полы моют с хлоркой, и вот когда больной начинает чувствовать запах хлорки, да, хлорки, ему вдруг становится весело, радостно… Он понимает, что выздоравливает.
Пульмонолог Сергей Добровенко был командирован в Рыбницкий госпиталь из Тирасполя. У Сергея Ивановича тридцать лет профессионального стажа, в этом смысле он ровесник республики, в пульмонологическом отделении республиканской клинической больницы трудится с сентября 1990 года. В коронавирусный госпиталь отправился добровольцем. Работал в команде единомышленников. Говорит, получилась прекрасная бригада, где были собраны профессионалы, люди, верные врачебному долгу. Как пульмонолог Сергей хорошо видел, с каким сложным, во многом непонятным заболеванием им приходилось иметь дело. Он по достоинству оценил консилиумную работу в госпитале, в ходе которой принимались взвешенные, согласованные решения. Кроме того, в наличии всегда были необходимые оборудование и медикаменты, весь спектр весьма дорогостоящих антибиотиков, гормонов, противовирусных препаратов. Всего в коронавирусном госпитале Сергей провел около двух с половиной месяцев (два – в Тираспольском). Тяжелее всего, по его словам, – расставание с близкими. С домашними он держит постоянную связь по электронной почте и другим средствам коммуникации.
Анестезиолог-реаниматолог центра матери и ребенка Юлия Жекова также, как и её коллега Сергей Иванович, из Тирасполя добровольно отправилась в Рыбницкий коронавирусный госпиталь. К работе в экстремальных ситуациях Юлии Сергеевне было не привыкать. В Тирасполе она работала в детской реанимации. Но здесь ответственность никак не меньше. Больные бывают очень тяжелые, с сопутствующей патологией. Многие, по привычке
надеясь на самолечение, слишком поздно обращаются к медикам, болезнь, таким образом, оказывается в сложной, запущенной стадии.
Есть и определенная психологическая нагрузка на врачей. Это и ношение спецодежды, комбинезонов, масок с бактериальными фильтрами, очков, перчаток, и необходимость обособленного проживания в профилактории, территорию которого покидать запрещено. Естественно, скучаешь по семье, по дому. Сыну Юлии Сергеевны 12 лет. Со дня на день у него начнется учеба в школе. Но мама уверена, что сын справится.
Многие годы проработала медсестрой в отделении гнойно-септической хирургии республиканской клинической больницы Светлана Манойлова. К слову, Светлана Владимировна – дальняя родственница Андрея Пантелеевича Манойлова, одного из основателей республики, именем которого названа улица, на которой находится редакция «Приднестровья». Светлана Владимировна трудилась в Тираспольском коронавирусном госпитале с 17 апреля. Говорит, в отделении, где она работала до начала пандемии, многие санитарки моложе неё, у них дети. Решила, если не она, то кто. Да и опыт, знание профессии – общий стаж работы свыше тридцати лет.
Тяжелее всего, по словам Светланы Владимировны, было работать в защитных костюмах. Не только в плане нагрузки на организм, особенно в условиях летнего времени (благо, в новом корпусе, где разместился госпиталь, создана прекрасная система вентиляции). Сложность ещё и в том, что больные не чувствуют визуального контакта с медперсоналом. Ведь для пациентов они люди в оранжевых халатах. Тогда как человеку, помимо правильно организованного лечения, нужны ещё и чисто человеческая поддержка, забота, сочувствие на деле, словах и на лице. И, значит, нужно было каким-то образом, даже под маской, сохранить человеческое лицо, сделать так, чтобы человек почувствовал, что к нему не относятся формально, и сам увидел перед собой конкретного медработника, такого же человека.
С такой же задачей – задачей не только выполнить профессиональные обязанности, но и сделать это с душой – столкнулась и Светлана Домостроева, буфетчица инфекционного отделения Дубоссарской ЦРБ. И она добровольно поступила на работу в госпиталь едва ли не с первых дней, когда привезли первого больного. Особенно тяжело было в первые два месяца, когда у Светланы Владимировны не было напарницы. Сейчас ритм стал более размеренным.
А вот Иван Балан вовсе не относится к числу персонала медучреждений. Он – донор. Служит в МВД ПМР. Когда предложили всем желающим сдать кровь для пациентов, которые находятся в тяжелом состоянии, охотно согласился. По показателям (а критериев, подчеркнем, немало!) Иван Валентинович подошел. И очень доволен, что смог внести свой вклад в общее дело борьбы с пандемией.
P.S. Материал о добровольцах, медработниках и не только, стоявших единым фронтом на пути коронавируса, увидит свет в дни празднования юбилея приднестровского государства. Мы посчитали этот шаг не только в высшей степени справедливым, но и символичным. Так как Приднестровскую Молдавскую Республику создавали и защищали именно добровольцы.
Николай ПЛЮЩИНКО.
Фото Виктора Громова.