Невозможно рассказать историю, не углубившись в историю. Читатель, быть может, помнит, как приднестровские фотопутешественники обнаружили таинственные знаки на стенах скального монастыря в с. Роги, а затем, благодаря археологу Игорю Четверикову, вышли на средневековую каменную стелу, ныне установленную во дворе григориопольской церкви Вознесения Господня.
Впоследствии вопрос о происхождении знаков из заброшенного монастыря в Рогах натолкнул нас на мысль об изучении символики старинного армянского кладбища в Григориополе, где неожиданно внимание путников привлекла могила титулярного советника Еремия Елизарова, предположительно – первого российского должностного лица, похороненного в Приднестровье ровно 200 лет назад (надпись на плите свидетельствует о том, что по долгу «коронной службы» чиновник направлялся из Оттоманской Порты в столицу).
Итак, нить вопросов и ответов, порождавших всё новые вопросы, разматывалась. Провидение дарило нам весьма необычные подарки, помогало сделать настоящие открытия там, где этого никто не ожидал, но, увы, не подпускало к главной загадке – тайне за семью печатями. Как говаривал Дж. Р.Р. Толкин, «спору нет, если ищешь, то всегда что-нибудь найдешь, но совсем не обязательно то, что искал».
В лабиринтах минувшего
А главным вопросом, не перестававшим всецело занимать наше воображение, как в начале цикла путешествий, так и теперь, в преддверии новых изысканий, оставалась загадка роговских знаков.
Вкратце напомню: на сводах уцелевших келий в Рогах выбиты символы, судя по всему, религиозного происхождения. Иные из них – такие, как христианские кресты, легко поддаются интерпретации. Впрочем, здесь тоже не всё однозначно. Так, не вполне ясным представляется широкое распространение мальтийских крестов (в православии именуемых – георгиевскими). Почему именно такие кресты высекали иноки, жившие в пещерах? Какой традицией это обусловлено? Обнаружение точно таких же крестов на замшелых плитах армянского кладбища отнюдь не помогло делу. Ведь доподлинно известно, что монастырь в Рогах был основан по благословению Проилавского митрополита в 1748 году. И, следовательно, был православным. Тогда как сами армяне, жившие с конца ХIХ века в Григориополе, безусловно, принадлежали к Армянской апостольской церкви.
Но даже если признать обилие «мальтийских крестов» характерной особенностью времени, и таким образом, не вдаваясь в подробности, закрыть тему, что делать с загадочными антропоморфными символами, также являющимися одной из характерных особенностей обители в Рогах? Аналоги таких изображений не были обнаружены нами ни в специальной литературе, ни в Интернете. И, по всей видимости, факт обнаружения подобных знаков в Приднестровье можно признать уникальным.
Небольшая, но важная ремарка: никакого произвола в религиозной символике Церковью не допускалось и не допускается. Это значит, что просто заниматься абстрактным творчеством, импровизировать на тему Крестной жертвы Спасителя насельники монастыря не могли. И знаки, которые они наносили на своды своих келий, судя по всему, должны были быть хорошо известны, «канонизированы». Но тогда почему их нет среди известной современному православному миру символики?
Нет смысла говорить, что в церкви ничего так просто не принимают и ни от чего запросто, по чьей-то прихоти не отказываются. Но факт остается фактом: таких знаков больше нигде нет. По крайней мере, автору статьи и его коллегам об этом ничего не известно. Нет аналогов – нет возможности сравнить, объяснить, интерпретировать. Круг замкнулся.
И всё же мы не теряли надежды. Возможно, последней соломинкой, за которую хватались утопающие в море информации, гипотез и откровенно фантастических версий, оставалось место, где, собственно, и была обнаружена лет 10-15 назад каменная стела с высеченным на ней «двойным шестиконечным крестом». Как я уже говорил, мы вышли на неё, пытаясь разгадать природу роговских символов. Вернее, не вышли бы совсем, если бы о каменном кресте не упомянул наш археолог, видевший его во время одной из экспедиций, ещё когда крест лежал на берегу близ Теи. Как помнилось ученому, на кресте и был изображен знак, очень похожий по стилистике на знаки из скального монастыря. И хотя наша попытка связать эти артефакты оказалась безуспешной, кое-что мы, благодаря коллеге из НИЛ «Археология» и заведующему кафедрой отечественной истории ПГУ Николаю Бабилунге, всё же выяснили.
А именно то, что стела с крестом, скорее всего, является памятником средневековья, притом – единственным, дошедшим до нас со времен вхождения территории края в состав Великого княжества Литовского. Об этом свидетельствует крест, высеченный с двух сторон на плите, – типично литовский крест, символ королевской династии Ягеллонов. В настоящее время такой же крест можно видеть на государственном гербе Литвы. Учитывая ряд известных науке исторических фактов (об этом более подробно в серии публикаций под названием «Крест Ягеллонов), можно ориентировочно датировать появление стелы с королевским крестом на берегах Днестра концом ХIV века.
Несмотря на то, что обнаружение плиты со знаком королевской династии является поистине сенсационной находкой, приходится признать: прямого отношения к Рогам она не имела. Однако связь могла быть в историческом плане более сложной, не столь явной. Так возникла версия о существовании много лет назад в нашем регионе некоего духовного центра, святого места, возможно – скального монастыря, вблизи которого, как опознавательный знак, и была установлена стела. Нельзя исключать также то, что камень, установленный в ХIV столетии на берегу Днестра как пограничный знак (а Днестр действительно на определенном этапе служил границей между Молдавским княжеством и Великим княжеством Литовским), впоследствии мог приобрести новое значение. Много позже слияния Литовского и Польского государств и даже после того, как земли южнее Ягорлыка окончательно перестали контролироваться Речью Посполитой, стелу с крестом, происхождение которой к тому времени забылось, могли установить вблизи такого религиозного центра.
В пользу этой версии косвенно могло говорить то, что и в наше время камень с крестом идентифицировали как объект религиозного происхождения. Однако на сей раз почему-то посчитали, что стела как-то связана с армянами. Как нам потом объяснял председатель армянской общины Приднестровья Николай Сеферьянц, один из тех, благодаря кому камень был перевезен с тейского берега реки в районный центр, «в кресте, изображенном на стеле, было нечто такое, что роднило его с крестами на армянском кладбище». Вот и решили перевезти святыню в Григориополь. Правда, армянской церкви там уже нет, да и самих армян осталось не так много, поэтому установили плиту во дворе православного храма Вознесения Господня.
Как видим, вне связи с литовским аналогом (кстати говоря, не единственным) крест легко мог быть помещен в новый контекст. Что, по нашему предположению, и имело место несколько веков тому назад, например – в ХVII или ХVIII веке. В этот период, весьма плодотворный в смысле умножения по берегам Днестра и Реута скальных монастырей и отдельных скитов, близ Теи в мощном слое ракушечника, как в Рогах, Бутученах или Сахарне, могли быть вырублены кельи. Здесь спасалась братия, либо здесь жил всего один подвижник. На зато какой! Слава о его духовном подвиге могла распространяться далеко за пределами региона. К старцу приходили издалека. Соседством с ним гордились в близлежащих населенных пунктах. И для того, чтобы обозначить место, где жил святой (за кого подвижника почитали в народе), набожные селяне поставили на берегу камень с крестом. Благо такой камень (некогда стоявший здесь как пограничный столб, впоследствии кем-то опрокинутый в Днестр, а спустя столетия показавшийся из воды) как раз оказался под рукой.
Так, во всяком случае, думали мы, не сильно сдерживая полет фантазии и почти не обременяя себя доказательной базой. Но каково же было всеобщее удивление, когда один тейско-токмазейский житель поведал нам удивительную историю про «Борта кэлугэрулуй», по его словам, находившуюся неподалеку.
«Борта кэлугэрулуй»
В переводе с молдавского – пещера отшельника. Наш респондент Юрий сообщил, что, по воспоминаниям старожилов, когда-то давным-давно недалеко от Теи и Токмазеи жил анахорет. Он сам вырубил себе келью в высоком береге Днестра, высоко над уровнем воды. Попасть туда было не так-то просто, даже найти келью требовало немалого труда. С правого берега увидеть её было совершенно невозможно, а с левого – только в период, когда опадала листва. Скорее всего, отшельник сам спускался к искавшим его по крутому склону, потому что, не зная тропы и не обладая достаточной выносливостью, попасть в келью мог далеко не каждый.
Местные жители, понятное дело, знали о «Борта кэлугэрулуй» и, судя по всему, не оставляли сурового подвижника без помощи, особенно в зимнее время, когда добыть пропитание было очень тяжело. Имел ли к монаху какое-то отношение крест на камне, Юрий не знал. Дело в том, что стелу с крестом вымыло совсем недавно, и вскоре после этого её перевезли в Григориополь. Старики об этом камне ничего не знают. Возможно, в их время стела по какой-то причине вновь оказалась в Днестре, что могло произойти, к примеру, в первые годы после утверждения Советской власти, в контексте борьбы с «церковными мракобесами». Получается, крест сначала оказался в воде как пограничный символ Русско-Литовского государства (Великого княжества Литовского), а второй раз – как религиозный символ, указывавший на некий церковный комплекс или одну-единственную келью почитаемого отшельника «Борта кэлугэрулуй». В любом случае, его связь с кельей в народной памяти не прослеживается. Да и теперь о существовании плиты с крестом в Тее и Токмазее мало кто знает, за исключением узкого круга лиц, причастных к истории с транспортировкой камня в районный центр. Наш респондент, к примеру, об этом не знал. Но зато Юрий хорошо помнил, что в келье должна находиться написанная маслом на стене икона. Словом, и в этом отношении пещера (коль она, и правда, существовала) должна была оказаться незаурядной.
Так в географии наших поисков появилась ещё одна точка, пока – гипотетический, легендарный объект под названием «Борта кэлугэрулуй». Для его поисков была снаряжена новая экспедиция в составе троих фотографов и одного, уже известного вам археолога.
Предполагая, что поиски могут занять много времени, в село мы приехали рано утром. Воспользовались помощью местных жителей, которые уже не раз выручали путешественников, и раздобыли лодку. С воды удобнее было рассматривать берег – так появлялось больше шансов обнаружить келью в прибрежных зарослях. Но, увы, увидеть её с воды в это время года так и не удалось. А, может быть, никакой «Борта кэлугэрулуй» в действительности и не было? Пришлось расстаться с лодкой и искать пещеру самостоятельно, руководствуясь весьма расплывчатыми ориентировками, которыми нас снабдили рыбаки.
…Тот день был явно не наш день. Метр за метром мы изучили берег, однако заросли были столь непроходимыми, склон – таким крутым, а грунт – зыбким, что любая вылазка очень быстро наталкивалась на непроходимые препятствия.
Пот катился градом, со склона сходили волны грунта, осыпались камни, наша одежда, и особенно обувь, явно не подходили для таких нагрузок. А следы пребывания отшельника и не думали попадаться нам на глаза. В конце концов наше внимание привлек большой плоский камень, лежавший у воды и образовывавший подобие пристани. Здесь мы остановились на привал. Первым делом искупались в Днестре, показавшемся каким-то особенно чистым: вероятно, благодаря пустынной местности и каменистому дну. Потом немного подкрепились, опустошили походные фляги и продолжили поиски. На сей раз внимание нашего археолога привлекла едва заметная тропка, вившаяся вверх по склону среди кустов колючего кустарника, под низко нависавшими ветвями деревьев. Игорь Анатольевич первым поднялся по ней и на какое-то время исчез из виду. Мы, затаив дыхание, ждали внизу. И вдруг услышали: «Поднимайтесь скорее, пещера здесь!».
Да, это была она, «Борта кэлугэрулуй».
Одна-единственная келья оказалась совсем небольшой, но зато достаточно аккуратной по форме, да ещё и со всевозможными «приспособлениями» – нишами и камерами, вырубленными в скале, подобных которым мы не видели в Рогах. Эти камеры при ближайшем рассмотрении оказались… «холодильниками», использовавшимися по своему прямому назначению. Выдолблены они были так глубоко, что, просунув руку, можно было почувствовать, насколько внутри ниже температура. В наибольший по размеру «погреб» слазил наш археолог. Пробыв там всего несколько минут, он совсем озяб. И это при господствовавших снаружи +30°. Другая камера, похоже, служила печью.
К сожалению, икона, о которой нам рассказывали, сохранилась очень плохо. О её существовании свидетельствовали лишь остатки голубой и охристой краски на идеально ровной, специально обработанной стене. Кто был изображен на иконе – определить не удалось. Но зато тут же, в небольшой нише, стояла маленькая иконка преподобного Сергия Радонежского, купленная в церковной лавке, а рядом с ней – крест, сложенный из двух обструганных веточек. Неподалеку лежала и крышечка от лампады. По-видимому, кто-то из местных, ощущая особое значение пещеры, счел необходимым помолиться здесь. Так, по прошествии многих лет, спустя столетия внутри многометрового слоя ракушечника, под сводами кельи вновь зазвучала православная молитва, затеплилось пламя лампады.
Впрочем, не все современные паломники ведут себя в келье подвижника столь же благочестиво, сообразно её высокому духовному статусу. Об этом говорят и варварски соскобленная икона, и сами стены «Борта кэлугэрулуй», словно посеченные осколками. Кстати, сравнение оказалось неслучайным. Как мы выяснили позже, после окончания Великой Отечественной войны в пещере подростки взрывали найденные боеприпасы. В этом нам чистосердечно признался один из участников подобных «шалостей», с которым мы познакомились в Тее. Мальчишки же, как водится, исписали стены своими именами и прочими уравнениями со знаком «+», наличие коих, несомненно, является большим минусом для пещеры и всех нас, утерявших зримое духовное свидетельство, живую связующую нить со временем, когда в келье жил настоящий подвижник.
К счастью, даже рвавшиеся в келье снаряды не смогли уничтожить всех символов на её стенах. А среди них было немало уже известных нам по кельям в Рогах и армянским надгробиям «мальтийских крестов» и также ранее виденных на григориопольском кладбище крестов с дополнительными поперечными перекладинами (по перекладине на каждой из сторон). Антропоморфного символа, схожего со знаками в Рогах, в «Борта кэлугэрулуй», к большому сожалению путешественников, не оказалось. Таким образом, можно было говорить о единовременном существовании монастыря, кладбища и удаленной кельи отшельника. И только сами «таинственные знаки» по-прежнему оставались уникальными, неподдающимися расшифровки.
Ну что ж, мы сделали всё, что могли. Время было возвращаться. Обратный путь оказался вдвое короче, но и в два раза труднее пути к пещере. Назад мы решили идти не по гребню утеса, как шли утром, а вдоль его подножия, по берегу. Вначале путь стлался перед нами мягкой, сочной травой – идти было одно удовольствие. Но затем скала так близко приблизилась к реке, что пришлось разуться и идти по колено в воде, по каменистому дну, усыпанному острым щебнем, больно ранившим ноги. Картина не менялась на протяжении нескольких километров. Продвигались же мы крайне медленно. Так что к месту, где наконец можно было выбраться из тисков реки и многометрового слоя ракушечника, мы добрались уже в сумерках. Здорово претерпев за время экспедиции, путешественники, однако, были сторицей вознаграждены по её окончании. Местный крестьянин взялся подвести нас на «каруце», и, как вы это сами понимаете, так просто и так быстро никого не отпустил. После чего, распрощавшись с гостеприимным хозяином, мы сели в автомобиль, и минут через 40 были уже в Тирасполе.
Из «Борта кэлугэрулуй» мы возвращались, испытав смешанные чувства восторга, вызванного находкой пещеры, и разочарования, связанного в первую очередь с безвозвратной утратой иконы. Остается только надеяться, что уничтожена она была сравнительно недавно и, быть может, кто-то ещё в советское время успел её сфотографировать или хотя бы помнит, как она выглядела, кто был на ней изображен.
Интересно, что в тех краях, где некогда стояла стела с двойным шестиконечным крестом, ныне (только на противоположной стороне) тоже стоит крест. Огромное распятие из обтесанных стволов деревьев высотой до десятка метров венчает обрывистый берег, покровительственно возвышаясь над Днестром.
Странно: почему именно здесь нашими верующими современниками был поставлен крест (судя по тому, каким свежим оказалось дерево, установлен он совсем недавно)? Что притягивало и притягивает людей к этому месту? Вот вопрос, на который, быть может, никогда не будет дан рациональный, достаточно убедительный для научного мира ответ. Мы же вправе предположить, что место сие небезосновательно считается сакральным. И хотя явная духовная преемственность была уничтожена, молитвенный дух до сих пор не покидает «Борта кэлугэрулуй», равно как и окрестности пещеры, притягивая не только странствующих фотографов, но и пока немногочисленных паломников.
Николай Феч.