Этого переулка, не по-городскому тихого и неприметного, в городе уже нет. Теперь вместо неказистых, слепленных когда-то из лампача домов поднялись девятиэтажки.
В конце переулка, где протекал мелкий, но всегда живой ручей Гапчучка, жили Екатерина Степановна и Екатерина Ильинична. Тёзки были подругами, и им было лет по 45, может, чуть больше. И судьбы были схожие. Обе вдовы. Их не раз пытались сватать, но они оставались верными памяти единственных в своей жизни мужчин.
Женщины души не чаяли в дочерях, воспитывали их в строгости, мечтали, чтобы они жили счастливо – и за себя, и за них тоже. Девочки-одногодки учились в пединституте на филологическом факультете. Было в них что-то поэтическое и романтическое. Обе любили читать, писали стихи. За глаза каждую называли Ассоль – мол, ждали они принца на корабле с алыми парусами.
Если девушки жили в ожидании любви, то их мамы, пусть и недолго, но испытали это чувство, и теперь жили лишь одними воспоминаниями.
Упавший ветхий забор, разделявший их дворы, не думали восстанавливать – так было удобнее ходить другу к другу в гости. За чаем женщины часами говорили о прошлом, мечтали о будущем. И, казалось, ничто не могло нарушить их дружбы.
…Любовь к Маше, дочери Екатерины Степановны, не пришла, а ворвалась вместе с тревожной и долгожданной весной. В институте был вечер, на него студенты пригласили молодых офицеров-авиаторов. Среди них оказался Вадим, который сразу дал понять, что девушка ему нравится. По окончании вечера он помог ей надеть пальто и попросил разрешения проводить домой. Ну что могла ответить тогда лейтенанту Маша? Улыбнуться, и только.
Дорога к дому была долгой как никогда. Вадим оказался интересным собеседником, они о многом говорили: о Борисоглебске, откуда молодой офицер приехал служить в Тирасполь после окончания военного училища, о стихах Анны Ахматовой, которые наводят на раздумья о смысле жизни, о предстоящих гастролях в городе кишинёвского театра…
– А вот и моя деревня, – сказала в шутку Маша, сворачивая к тёмному и разбитому переулку.
– Деревня как деревня, – ответил Вадим, – мне это хорошо знакомо. Правда, у вас в саду фруктовые деревья, а у нас – одни берёзы и черёмухи, и окна со ставнями.
Прощаясь, условились встретиться в воскресенье. Не получилось. Вадим на свидание не пришёл, и раздосадованная Маша ругала себя за то, что раньше времени прибежала на встречу и ещё полчаса простояла на углу, дожидаясь кавалера. Совсем другим представляла она первое свидание. Чувство досады и обиды неизвестно сколько бы ещё терзало девушку, если бы в один из вечеров не раздался стук в калитку. Это был Вадим.
– Извини за воскресенье, не смог предупредить, – были его первые слова. – Неожиданно назначили полёты. Вот только вернулся.
– Прямо с небес, с самолёта? – сострила Маша.
– Почти, – также шутя ответил Вадим.
– Ну проходи, гостем будешь.
Вадим вошёл во двор, не догадываясь, что это его первый шаг в новую жизнь. Таким, каким увидела его в тот день Маша, – сильным, сдержанным, в лётной кожаной куртке с планшеткой через плечо – он ей понравился больше, чем в первый раз. И Екатерина Степановна тоже была рада. Она первой протянула гостю руку, предлагая пройти в комнату, и обратилась к дочери:
– Маш, спроси у Вадима, любит ли он чай с айвовым вареньем? А можем и медку майского предложить…
Вадима быстро полюбили за доброту, скромность и уважительное отношение, за умение выполнять по дому любую мужскую работу. Надо наколоть дров, отремонтировать табурет – пожалуйста, и с электрикой, и с сантехникой был на «ты»… Маша с матерью так привыкли к Вадиму, что однажды Екатерина Степановна даже шутя возмутилась:
– Куда, дружок, ты пропал? Неделю не видели – мы с Машенькой беспокоились, соскучились… В следующий раз давай о себе знать.
Спустя полгода молодые расписались. Свадебных торжеств не устраивали, а отметили событие в узком семейном кругу. Со стороны жениха из Казани приехали его мать со старшей сестрой, а со стороны невесты были соседки тётя Катя и Лена. И началась семейная жизнь: молодожёны выстраивали отношения, притирались характерами. В один из вечеров Вадим неожиданно спросил у тёщи:
– Мамаша, – он так её начал называть, что ей не совсем нравилось, – а почему между вашим и соседским двором нет забора? Порой чувствуешь себя неловко. Вы, может, привыкли, а я так не могу… Нельзя жить коммуной. Вы не будете возражать, если я забор или палисадник поставлю? Не думаю, что Ильинична станет возражать: женщина неглупая, поймёт, чья это инициатива.
В воскресенье пришли на помощь два солдата, и к обеду забор был готов.
– Вот теперь другое дело, – потирая ладони, произнёс Вадим. – По такому случаю, мамаша, можно и сливовицу вашу попробовать.
У зятя было приподнятое настроение. Только вот Екатерина Степановна чувствовала себя виноватой. Она хотела первой объясниться с соседкой, но та уже на следующее утро опередила:
– Ну что, соседка, перечеркнула ты своим забором годы нашей дружбы. Думаешь, зятя твоего сглажу, больно нужен он мне…
– Честно говоря, я тоже не рада этому, – призналась Екатерина Степановна, – но не хочу с ним конфликтовать – всего месяц, как живём вместе. Он уже раз намекнул, что может получить комнату в Красных Казармах, а я бы этого не хотела, рановато ещё Машеньке от меня отделяться.
А через несколько дней Екатерина Ильинична категорично заявила:
– А забор все же надо будет передвинуть – не на своём месте стоит. Загляни лучше в план участка. И любимому зятьку передай, что он на полметра заскочил на мой двор. С виду, вроде, парень скромный, простой, а на самом деле… Знаешь, я могу и обратиться кое-куда, к командиру его, например… Мне чужой земли не надо, но раз вы так захотели…
Екатерина Степановна не выдержала, убежала в дом и проплакала весь вечер.
…Ссора «вышла» со двора, обросла сплетнями, стала достоянием всего переулка. Вадим перенёс забор, но и это не привело к примирению. Конфликт, подогреваемый ещё и некоторыми «доброжелателями» – сторонниками Екатерины Ильиничны, нужно было остановить. Но как? И Вадим придумал.
Он купил билеты в кинотеатр и пригласил Лену, которая, как он с Машей, переживала из-за конфликта. Так вышло, что рядом с Леной в соседнем кресле «случайно» оказался сослуживец Вадима Олег, тоже лётчик, лейтенант и симпатичный парень. Позже Лена признается, что он ей понравился с первого взгляда.
…Спустя год эскадрилью перевели в другое место, и молодые лётчики вместе с жёнами уехали в новый гарнизон. Быстрокрылых ястребков город больше не видел. Екатерина Степановна и Екатерина Ильинична, оставшись в Тирасполе, перестали ссориться, их разговоры теперь больше были о дочерях и их мужьях, мужчинах очень мужественной и героической профессии. Ещё и о будущих внучатах.
А на их воротах ещё долго красовалось слово «Лётчицы», которое мы, мальчишки, тайком написали мелом в ночь на 8 Марта. Зачем – и сейчас до конца не могу понять. Наверное, все-таки из-за большого уважения к тем лейтенантам, на которых хотели быть похожими, и ещё потому, что они сделали счастливыми наших соседок Машу и Лену. Тёти Кати за это нас не ругали, и нам даже казалось, что они вот-вот попросят, чтобы мы вместо мела написали краской не одно слово, а больше: «Здесь живут лётчицы!». Пусть знают об этом не только в праздник.
Александр ДОБРОВ, г. Тирасполь.
Фото из открытых источников