Сцена. Хотя нет. Нет никакой сцены, потому что нет отгороженности от зрителя. Мы находимся в малом зале Приднестровского государственного театра драмы и комедии. Сцена как возвышенность тут не предусмотрена. Она и не нужна сегодня. Нужны камерность и интимность обстановки. С глазу на глаз. Один на один со зрителем. Здесь же, рядом, но, не отделив зал от той истории, что уже вот-вот будет рассказана актерами. Мы словно случайные свидетели происходящего. Нет, пожалуй, мы даже невольные участники. Вот здесь, в шаге от нас сейчас будут жить, плакать, смеяться. Любить. Мы даже можем почувствовать их дыхание. И перед нашими глазами уже через мгновенье будут мелькать судьбы. Вопросы и ответы о том, что такое счастье, любовь, жизнь. Смерть, в конце концов. Размышления о жизни. В которых мы будем узнавать свои ответы и свои размышления. И потому наличие сцены, кажется, было бы нелепо, абсурдно. Позже мы, зрители, поймем это. А пока перед нами серое кресло и пару ступенек в виде некого возвышения, изображающего подоконник. Вот и все, что есть. И этого достаточно. Скоро мы, зрители, не будем замечать и этого. Ничего, кроме них. Двух актеров спектакля «В молчании». Героев пьесы на двоих.
– Ты давно здесь?
– Как и ты.
– А я давно?
Он пожимает плечами.
– Я не заметила, как ты пришел.
– Я всегда был здесь.
– Ты здесь живешь?
– И да, и нет.
– Снимаешь угол?
– Почти.
– Ты странный.
– Как и ты.
– Да, мне часто говорят, что я странная. А тебе?
– Мне? Пожалуй…
С этого диалога двух молодых людей – девушки и парня – начинается спектакль. Диалог поначалу кажется странным, вроде ни о чем даже, но ты не можешь оторваться. Слушаешь. Понимаешь интуитивно, что за этим «ни о чем» слишком многое. И нет той легкости, пустяшности, которые читаются в словах. А есть только внутренний нерв, напряженность, глубина, которые ты считываешь с лиц, интонаций, взглядов, вскинутых вверх рук, голоса, с шепота, переходящего чуть ли не на крик. А есть ощущение того, что вот-вот все станет понятно. И еще, что это «вот-вот» не стоило бы и спешить приближать. Но ты уже всецело в плену героев. Ты уже не можешь оторваться – и слушаешь, слушаешь, слушаешь. Что дальше? О чем они говорят? Почему о простом так сложно? Что знают они, чего пока не знаешь ты? И когда же, наконец, пазл начнет складываться? В конце. Только в конце спектакля зритель все поймет. В один какой-то момент. В одно мгновение – и именно тогда мурашки побегут по коже, и слез уже не сдержать. Но до этого момента еще далеко. А пока мы видим хрупкую нежную девушку с открытым лицом и харизматичного парня, сильного и в то же время невероятно ранимого. А пока мы слушаем их. И временами – себя. Часто – себя. В те моменты, когда слова цепляют за живое. Когда слова понятны, потому что они не просто слова, а знакомые переживания. Скоро все станет на свои места, и каждое слово, до единого, каждый поворот головы, каждая интонация будут иметь смысл. И тогда, прокручивая в памяти все то, что казалось непонятным и случайным прежде, но таким наполненным и глубоким теперь, ты ощутишь тишину. Спиной почувствуешь, как вместе с тобой замер и зал. И вроде бы ты здесь, среди прочих зрителей. И совсем рядом с этими молодыми актерами, герои которых у тебя прямо перед глазами. И ты по-прежнему можешь чувствовать их дыхание. Но находишься в полном внутреннем молчании. Молчании с самим собой… А пока на сцене только эти двое. И твои воспоминания.
Перед нами незнакомые друг другу парень без имени и девушка Тата. Но они не удивлены тому, что не знакомы, и тому, что оказались вдруг в одной квартире. Да и сам разговор, словно оборванный некогда и начатый вновь сейчас, их не удивляет. Они говорят обо всем подряд, но только не о том, кто они друг другу. В беседе выясняется, что у Него совершенно не было счастливых моментов в жизни. Или он их не помнит. Тата уверяет, что счастливые мгновения должны быть у каждого, что Он просто должен хорошенько постараться и вспомнить. Она помогает Ему окунуться в прошлое, спрашивает о детстве, но ничего не получается. Выясняется, что Он вообще практически ничего не помнит о своей жизни. Да и не хочет вспоминать, так как считает, что в этом нет смысла. Тату это поражает. «Первый раз вижу человека без прошлого, – говорит она. – Я бы так не смогла. Забыть лицо матери…» Но на Его вопрос, помнит ли она лицо мамы сейчас, ответить не может, и постепенно осознает, что нет, она его не помнит: «Перед глазами лишь смутные очертания лица. Ни цвета глаз. Ни формы губ. Как я могла! Как я могла забыть лицо родной матери! Это же самое важное!». И это первый раз, когда твою душу дергают за самые главные ниточки, когда разговор вокруг «слишком личного» становится чересчур откровенным. В зале начинают вытирать слезы. Справа от меня. И слева. Растроганы и молодые, и взрослые люди. И ты ловишь себя на мысли, что это все. Что с этого момента твоя душа полностью принадлежат этим двум начинающим актерам. Но оказывается, что начинающие вовсе не они, а ты. Уже не ты «ведешь» их, аккуратно реагируя на реплики, боясь пошевелиться, чтобы не сбить. Теперь они совершенно покорили тебя, сломали все преграды. И нет никакого барьера между вами. И ты абсолютно беспомощен в своем старании скрыть слезы. И только ждешь, о чем они будут говорить дальше. О чем они будут говорить с тобой.
Иногда, слушая их беседу, их поиски того, что такое для каждого счастье, и попытки вспомнить прошлое, ты улавливаешь что-то странное. Что-то такое, что подсказывает тебе: это не посторонние друг другу люди, случайно встретившиеся, чтобы говорить о прошлом и о счастье. Оказывается, что они оба любят воздушных гимнастов. Оказывается, что когда Он смотрит на Тату, то Ему «даже чуть-чуть хочется испытать счастье». Только вот – почему эти совпадения? Он пытается вспоминать снова. Дальше. «Я выхожу на улицу. Дождь. Вижу белый кроссовок, оступившийся в грязь. Ветер. Листья срываются с веток. Проехала машина, синяя, нет, темно-зеленая. Обрызгала женщину впереди меня. Я обхожу лужу. Плачу, но мне не грустно. Неужели, я все-таки расстроен по поводу работы? Понял, это начинается дождь. Холодная капелька стекает по моей щеке и становится теплой – я согрел ее. Вижу дом. Он стоит в поле. Вдруг из земли вырастают еще дома, и еще. Я знаю, это мой дом, я здесь живу. Снова ветер подул, так сильно, что мне пришлось зажмуриться. Открываю глаза, вижу – дверь, желтую. Рука сама тянется в карман. Звякают ключи. Они точно подходят к этой двери. Открываю. Вижу комнату. Справа большое окно. На подоконнике сидит Она, отвернувшись от меня. Подхожу близко-близко. От нее исходит тепло. Наклоняюсь к самому уху. Ее волосы пахнут жасмином. А ушко такое маленькое, аккуратное. Я хочу что-то сказать, но не знаю что. Нет, знаю. «Как тебя зовут?» Она не оборачивается. Я слышу ее дыхание. Пытаюсь дышать в такт. «Как тебя зовут?» Молчание. Но в этом молчании я отчетливо услышал промелькнувший в моей голове звук. Это было ее имя. Она назвала себя. Тата. Ее зовут Тата».
С этого момента пазл начинает складываться отдельными фрагментами, между которыми еще много пустот. С этого момента зал притихает больше прежнего. Тата кричит, что этого не может быть, что она сама собирала свою жизнь по осколкам воспоминаний, но Его там не было. И все же она начинает понимать, что это Он. Что Он всегда был рядом, всегда. Все эти годы. Но потом пропал. Почему Он пропал? Тата настаивает, что теперь тем более они должны, просто обязаны вспоминать дальше, чтобы пройти весь путь заново, чтобы Он снова обрел себя. Она уже знает, что когда-то они были вместе, но вдруг потеряли друг друга. Почему? И почему Он все забыл? Он не знает и не хочет вспоминать. Он говорит, что так бывает, что пришло время забыть. Но Тата уговаривает его продолжить путешествие. И раз они многое не могут вспомнить, то решают придумать, выдумать, додумать Его прошлое сами. Он рисует в воображении свою маму: «Она очень красивая. Она смотрит на меня и улыбается. И от нее исходит абсолютная любовь, как от Бога. Я знаю это, потому что еще не успел забыть, потому что только недавно расстался с ним. Мама гладит меня, целует, а губы теплые-теплые. Она вся светится и похожа на яркую звезду. Тата, а где твоя мама?». Тата отвечает, что Ее мамы уже нет. Она тоже теперь как звезда. Светит издалека.
И еще оказывается, что Его папа и папа Таты работали в цирке. Оттого оба они любят воздушных гимнастов. Оттого они так часто в детстве и затем, став взрослыми, приходили в цирк. Оттого именно здесь когда-то они и познакомились. Была шестая годовщина со дня смерти мамы Таты. Она всегда приходила в этот день в цирк и ждала воздушных гимнастов в надежде увидеть отца. А Он пришел на представление своего отца. Они встретились, познакомились и влюбились. Так, что мечтали, как вместе состарятся и умрут в один день. Раньше Он искал ее в других женщинах, но оказалось, что она всегда была рядом. Наконец он вспомнил, как был счастлив – с ней. Как они были счастливы – вместе. Но… «Но ты забыл кое-что. Что все кончилось! Мы не состарились вместе – это лишь мои фантазии, которым не суждено было сбыться. Ты говорил, у большой любви нет прощания. Почему же все так получилось? Я не хочу, чтобы ты любил меня, потому что любовь приносит только боль и страдания! Отец говорил, что любит меня, а потом бросил! Мама говорила, что любит меня, а потом умерла! Зачем ты говорил про любовь? В молчании гораздо больше смысла, чем в этих словах!» – Тата уже кричит. Она все вспомнила. И это был всего лишь сон, выдумка, желаемое. А Его, осязаемого, больше нет рядом. Он умер. Актеры замерли. Замер зал. «Любовь или смерть – что сильнее?» – думала я и не находила ответа. Нужного мне ответа. Того, который устроил бы меня и успокоил душу. Потому что все равно никто из нас не знает наверняка, что там, за чертой? Все хотят верить, что продолжение, что бесконечность. Все убеждают себя – кто более, а кто менее искусно, – что смерть еще не точка. Свой ответ дает автор пьесы Игорь Журавихин. Он вкладывает его в слова главного героя: «Любовь не кончается, не исчезает! Никто и никогда не сможет нас разлучить: ни время, ни расстояние, ни жизнь, ни смерть! Открой глаза и посмотри на мир! Этим миром буду я. Я обниму тебя небом, я поцелую тебя ветром, я укрою тебя ночью, а разбужу солнцем… А в молчании скажу, что очень сильно люблю тебя!».
…Когда-то очень давно, лет 15 назад, будучи гостьей Санкт-Петербурга и абсолютно влюбленной в театр, я побывала на спектакле экспериментального театра с очень маленькой сценой. На спектакле для двоих актеров. Впечатления были сильные. Оттого, в первую очередь, как умело всего двое держали внимание зрительного зала на протяжении всего представления. Сегодня, посетив премьеру спектакля «В молчании» по пьесе современного российского драматурга Игоря Журавихина в постановке главного режиссера театра Дмитрия Ахмадиева, я испытала еще более сильные чувства – оттого, как умело двое начинающих юных актеров держали внимание зала на протяжении всего спектакля. Это волшебство какое-то, когда ты забываешь, что пришел в театр, что ты сторонний человек здесь, что созерцатель. Когда нет в игре актеров лишнего (да вообще никакого) пафоса, порой принимаемого за выразительность. А только правда жизни – такая, как она есть. Порой тихая, полушепотом, порой взрывная, эмоциональная, на грани возможного. Такая, которая вокруг тебя. Вокруг всех нас: возможно, всего лишь через стенку твоей квартиры. Или в соседнем кабинете. И двое молодых актеров, Антонина Васильева и Владислав Гресь, исполнители главных ролей в спектакле «В молчании», с первых минут влюбляют в себя правдивостью своей игры. Они не кричат, не лезут из кожи вон, не принимают заученных поз. Они просто живут на сцене. И ты им веришь. Не сопереживаешь их героям. А переживаешь вместе с ними. Двое молодых ребят с сильной актерской энергетикой, в чьей игре и любовь, и страх, и обида, и душевный надрыв. И кажется, словно автор пьесы писал ее именно для них. Настолько они убедительны. Настолько игра их не поверхностна, а наполнена абсолютным пониманием и проживанием каждого слова.
Песни группы «Високосный год» в качестве музыкального оформления премьеры словно сплелись вместе с бесконечными исканиями главных героев, с их философией. Аскетичная сценография спектакля оправдана: она не отвлекает от главного. «В молчании» в постановке Дмитрия Ахмадиева затрагивает разные вопросы и помогает зрителю дать на них ответы. И все же, сколько ни ходи кругами, сколько ни рассуждай о счастье или разлуке, главные герои все равно то и дело возвращают зрителей к главному. Этот спектакль о любви. И весь пронизанный трагичными моментами, у зрителей он не оставляет ощущения тяжелого. Ты не покидаешь зал с чувством безысходности. И вот когда смолкают зрительские аплодисменты, и ты выходишь на улицы вечернего, почти уже ночного Тирасполя, то не хочется ни смеяться, ни плакать, ни говорить. Хочется шагать домой в тишине с самим собой. В раздумьях. В молчании. Ведь порой в молчании намного больше силы, чем в словах…
Татьяна
Астахова-Синхани.