Родной брат поэта Константина Батюшкова, именуемого ни много ни мало предтечей Пушкина, также прославился как государственный деятель, историк этнограф, собиравший бесценные сведения, в том числе и о приднестровском крае. Сегодня картина прошлого предстает нашему взору сквозь кристалл его «Подолии».
Родился Помпей Николаевич в 1811 году (насчёт точной даты есть сомнения). Семья занимала видное положение при дворе – дядя по линии отца был сенатором. Помпей рано остался без отца, воспитывался известным педагогом Дружининым. Окончил артиллерийское училище. Около десяти лет находился на военной службе. Затем служил в министерстве внутренних дел чиновником особых поручений при хозяйственном департаменте. Занимал пост вице-губернатора в Ковно. В 1858 году получил чин действительного статского советника, был пожалован в звание камергера Высочайшего Двора. В 1866-м произведён в тайные советники.
Батюшков руководил церковно-строительным комитетом в Западном крае, в результате деятельности которого было построено более двух тысяч православных церквей и улучшено материальное положение духовенства. В 1887-м произведён в чин действительного тайного советника (соответствовал званию генерала).
За труды по изданию «Памятников русской старины в западных губерниях» Помпей Николаевич удостоился благодарности от самого Александра III. Среди его произведений «Атлас народонаселения западнорусского края по исповеданиям», «Холмская Русь», «Волынь», «Белоруссия и Литва», «Бессарабия». А в 1891-м, примерно за год до смерти, увидела свет «Подолия. Историческое описание».
Значительное внимание в книге уделено национально-освободительной борьбе. И здесь Батюшков буквально повторяет мысль Эвлии Челеби о регионе как казачьем крае. Интересно, что Гоголь в «Тарасе Бульбе» также отмечал связь водных артерий с казаками, которыми усеялись «все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места».
По свидетельству Батюшкова, казачий атаман Северин Наливайко в конце XVI века просил польского короля «отвести казакам пустую землю для населения между Бугом и Днестром». Период этот был далеко не мирным. В регионе противоборствовали поляки, казаки, турки и татары. Однако в полной мере казацкие восстания захватывают Подолию где-то со времен Богдана Хмельницкого. «На юге, – читаем, – казачество занимало степи до Бессарабии или до Белогородских татарских кочевьев» (то есть до Аккермана, Белгород-Днестровского). Против панов активно выступали «забужане и поднестряне, самый бойкий и отважный народ в южной Руси, отличавшийся расположенностью к буйству и неповиновению. Они составляли шайки, называемые в том крае ватагами левенцов» (опришков или гайдамаков).
«Поднестрянам» приходилось вдвойне тяжело, учитывая, что биться в середине XVII века нужно было не только с поляками, но и с южными, степными хищниками: «Крымская и ногайская орды рассеялись по Брацлавскому и Подольскому воеводствам и сожгли до основания несколько селений и местечек, а из других увели в плен всех жителей».
На страницах «Подолии» нет-нет, да и мелькают Рашков, Ягорлык, Дубоссары, Бендеры… Рашков, наверное, упоминается до десятка раз. Например: «Вместе с поляками разоряли русских татары, которым сами поляки назначили 20 населённых местностей для содержания: в Могилёве на Днестре, в Сороках, Рашкове и в прилежащих к этим городкам сёлах». «В январе 1664 года Серко с запорожцами, по призыву левобережного гетмана Брюховецкого, отправился на правую сторону, за две реки за Буг и за Днестр, где, напавши на турецкие сёла повыше Тягина (Бендер), многих бусурман побил и добычу великую взял». Чуть ниже читаем и о том, что в этом же году жители Рашкова присягнули на верность московскому государю – бесконечно важное свидетельство!
Интересно, что, как считает Батюшков, при турках всё же людям жилось лучше, чем при поляках. «При турецком господстве личная и имущественная безопасность обеспечены были несколько более, чем во времена господства поляков… К тому же турки, как можно судить по некоторым остаткам их владычества здесь, в виде, например, крепостей, башен, шоссейных дорог, мостовых, очень прочно сделанных колодцев и прекрасных фруктовых садов, прилагали несколько большее попечение о благосостоянии края».
В конце XVII века происходит колонизация Левобережного Приднестровья: «В то время, как жители Подолии ищут свободы и безопасности по ту сторону Днестра, место их занимают выходцы из Молдавии, спасавшиеся от закрепощения на своей родине. Они селятся в ближайших местностях к Днестру и образуют казацкие отряды под названиями рот, сотен и т.д. После 1690 года все эти новые казацкие поселения подчиняются Абазину (полковнику гетмана Самуся), и Побережье снова входит в состав подольского полка на всём протяжении, примерно от Могилева до впадения Ягорлыка в Днестр». На этом примере лишний раз убеждаемся: казак – не национальность. Казачьи поселения вполне могли быть и молдавскими. Сами миграционные потоки имели, как видно, двустороннюю направленность: с левого берега на правый, и обратно.
К слову, о казаках. На презентации второго тома «Истории Приднестровья», книга первая, главный редактор Анна Волкова говорила, что в старинных польских документах исследователям удалось обнаружить сведения о Фёдоре Шпаке, одном из вождей народного движения начала XVIII века. В историографии его называют Шпаком (Белецким). И это, похоже, один из первых жителей села Белочи. Батюшков упоминает Шпака среди избранных самими поднестрянами полковников, благодаря кому удалось освободиться из-под власти своих панов и примкнуть к казачеству. Борьба была тяжёлой, неравной и заканчивалась поражением. Магнаты (в том числе и Любомирский) помогали королевским войскам расправляться с восставшими. Их отправляли на виселицу, подвешивали на крюках, сажали на кол. Население сёл, сочувствовавших гайдамакам, вырезали поголовно. Казнён был и полковник Абазин. Южные поднестрянские полки, избегая расправы, целыми массами уходили за Днестр, а за ними всё оседлое население сёл, местечек и городов: «Так что всё побережье Днестра от Жванца до Ягорлыка совершенно опустело, как после татарского набега».
Тем не менее к середине восемнадцатого столетия гайдамачество всё ещё оставалось в Приднестровье грозной силой. Что характерно, народные выступления против поляков прекращались во время вторжений татарских орд, в период войны России с Турцией, «но немедленно после ухода татар образуются новые гайдамацкие скопища и разоряют и грабят окрестности Саврани, Немирова, берут местечки Гранов и Рашков».
Про Дубоссары узнаем, что в 1768 году казаки, преследуя поляков, сторонников Барской конфедерации, достигли этой ханской вотчины, потребовав от управляющего выдачи конфедератов. «И, не получив удовлетворения, сожгли Дубоссары, причём погибло до 1800 татар, молдаван и турок». Населённый пункт был, видимо, немаловажным в ту пору. В нём, к примеру, находился епископ Амфилохий молдавский (в 1774 и в 1778 годах).
Достаточно крупным духовным центром был и Рашков, в котором, по сведениям историка, ещё находился в XVIII веке монастырь, скорее всего – православный. В 1772-1773 годах здесь была и отдельная протопопия.
Периоды, относительно спокойные для верующих, чередовались с новыми репрессиями, гонениями. Полоса невероятно тяжёлых, казавшихся бесконечными, всенародных испытаний закончилась только с вхождением края в состав России. А Батюшков, как мы помним, лично «заведовал церковно-строительным делом в Западно-Русском крае».
Справедливости ради отметим: «Подолия», да и любая вообще книга, не лишена недостатков (список ошибок приведён в конце труда). Как было начертано на медали, выпущенной в память о Помпее Николаевиче: «Могу ошибаться, ошибаюсь, но не лгу ни себе, ни людям». Не это ли ответ всем недругам исторической науки? Ошибку можно простить. Можно. Но не сознательное искажение фактов.
Валентин ГРЮННЕР.
Фото из открытых источников.