Учиться, учиться и ещё раз учиться
В жизни каждого бывают судьбоносные встречи. Это может быть школьный учитель, харизматичный профессор или однокурсник, или друг, который вдруг в корне меняет всё ваше существование. И тогда… внезапно для самого себя вы обнаруживаете страсть к археологии, забираетесь с геологами в горы или переквалифицируетесь в парикмахеры. Не потому что «больше платят», деньги – не главное для пассионариев. А потому что увидели одиноко мерцающую звезду на дне колодца.
Так случилось и со мной. Я тогда дослуживал в армии и, видно, пресытившись дисциплиной, искал отдушину, нуждался в искусстве. А потому, отправившись как-то в увольнительную, не стал созваниваться с друзьями, не рванул на берег с компанией, а пошёл прямиком на выставку. В картинной галерее как раз проходила встреча с одним мэтром. Таких именуют многостаночниками, а этот, пожалуй, был и вовсе наделён уникальными способностями – как в живописи, так и в литературе; за что бы ни взялся, доводил прямо-таки до хрустального звона.
Стиль мэтра, судя по читавшимся стихам, был лаконичным, но при этом метафорически объёмным. У меня сложилось весьма школьное представление о литературе. Но то, что делал мастер, скорее напоминало японское хокку, нежели русскую классику, пускай учитель и не гонялся за экзотикой. Напротив, был верен некрасовскому «чтобы словам было тесно, мыслям – просторно».
Я загорелся. Когда встреча закончилась, вышел на крыльцо следом: звезда неспешно нахлобучивала клетчатую кепку, вроде той, что носил Шура Балаганов, закуривала, поправляла шарф, ибо день был бодряще-декабрьским. В целом, описывая облик кумира, я бы сказал, что был он энергичным, подтянутым (что мне, человеку военному, импонировало) и вместе с тем творчески хулиганским (чего мне, опять-таки, не хватало).
Совсем не по-военному заикаясь, робея, автор этих строк попросил разрешения прислать собственные литературные экзерсисы. Ошибка! Принципиальная ошибка всех начинающих пиитов: думать, будто твои вирши хоть кому-то интересны, исключая разве сестрёнку или маму, ну или ту, что будет, сидя на скамейке, томно вздыхать. Впрочем, такой способ покорения сердец быстро устаревает. Но я и не гнался за модой. Скорее интуитивно, вслепую пробивался к настоящему. Потому и выбрал мэтра проводником. А тот, к его чести, дозволил не только прислать, но и зайти. Хотя вообще-то, как затем выяснилось, мэтр человек довольно-таки замкнутый.
Ну я и зашёл. Одно слово: молодость! Естественно, горько пожалел потом об оплошности. Кумир, профессиональный литератор, не выбирал слов. Так отчитал за «ванильные сопли», что иной бы сломался. Но не для того ведь я исправно служил, закаливал характер. А посему, засучив рукава, принялся за дело.
Вы, может, думаете, что литература – это прежде всего вдохновение. Не знаю, не спорю. Но положиться целиком на музу могут себе позволить разве что гении, бездельники или сумасшедшие. Остальным нужно молчаливо вспахивать, вспахивать – самокритично, помногу; и притом с трезвым осознанием, что, увы, есть предел.
Я так и поступал, чеканил из одной любви к творчеству. Нет, вру. Ещё из уважения к мэтру – в благодарность за то, что воспитывал, терпел. А может, и забавлялся, видя, как ученик старательно мостит головной клетчатый убор (кепка мне шла). Кому, скажите, не радостно видеть вокруг себя наследников, почитателей, тем более зная, что дубликат никогда не заменит оригинала. Плодить отражения, копии – общая болезнь мастеров.
В остальном, признаю, созревал ваш покорный слуга исключительно медленно, при всём пролетарском старании. Я, например, в те годы родил вот такие строки:
Декабрь-колдун, дружок сердечный,
Ты, как верблюд, влачишь свой горб,
Ты вылепил из снега свечку
И из сугроба сделал торт…
Конечно, всё ещё неспособный на высокую поэзию и в глубине души зная об этом, я маскировался. Думал: мэтр будет громко хохотать, когда принесу. Но он, вопреки ожиданиям, строго покачал головой. Про юмор – ни слова. «Понимаешь, – сказал, – это ведь не литература. У подлинного искусства должно быть второе дно. А где оно у тебя? Сплошные (дальше по тексту) снежные караваи, фарфоровые сугробы, ну там, не знаю, пирожки с белой фасолью, да под занавес хоровод берёзок, как без него; да река с проседью. Ты вот что… Почитай-ка лучше «Декабрь» Ахмадулиной. Тут всё. А самое главное, вовсе и не про изделия из снега. Короче. Если тебе дано услышать, ты услышишь».
И я – о, Господи! – понял, да, понял, а не окрысился. Более того: духовно ожил, стал расти над собой. Не в плане стихов – они больше не соблазняют. Занимаюсь кропотливой хроникой и благодарен наставнику. Который лично для меня, замечу, при известном провинциальном размахе, останется незыблемой величиной.
Пётр Васин.
Фото из открытых источников.
Газета №234 (7860) от 13 декабря 2025 г.