В невинные времена моего раннего детства был такой нетленный шлягер: «Я у дедушки живу, я у бабушки живу». Мой шестилетний умишко вполне его понимал, поскольку я сам обожал подолгу гостить у дедушки с бабушкой. Пусть жили они не в идиллическом деревенском домике среди полей и рощ, а всего лишь в небольшой квартире, на третьем этаже одной из «брежневских» пятиэтажек на Балке.
Тогда, в начале восьмидесятых годов прошлого века, этот, доселе периферийный, район Тирасполя особенно бурно развивался, приобретая облик, в общих чертах сохранившийся вплоть до наших дней.
Жить у дедушки с бабушкой мне нравилось по многим причинам. Одна из них, немаловажная в системе детских душевных координат, заключалась в том, что скромное их жилище я любил, словно домашний котенок. Вся квартира, простая и уютная, идеально «ассимилировалась» моим детским воображением. Свободно резвясь, я населял ее героями книжек, прочитанных мне еще до того, как я освоил азбуку. Как многие дети, я одушевлял предметы. Например, выставка, по обычаю тех лет, хрусталя, цветного стекла, расписной посуды и разных статуэток-безделушек за стеклянными дверями шкафа-стенки была царством добрых фей, особенно когда туда, в положенный час, заглядывало из окна солнце. А вот в темном, запретном для меня шифоньере обитал опасный, загадочный, сердитый дедушка Хо. Хорошо, что мне так и не довелось с ним столкнуться.
И вдвойне славно, что мой живой, настоящий, любимый дедушка был полной противоположностью той химеры. Меня он обожал преданно и слепо, стремясь оградить от любой, даже самой маловероятной, угрозы или неприятности. А еще он умел делать приятные сюрпризы. В один незабвенный вечер, возвратясь с работы, принес шахматы и тут же начал учить меня в них играть. Поскольку дедушка, как всегда, боялся причинить мне малейшее огорчение, получилось так, что в тот же вечер я сумел выиграть у него партию. Чем долго хвастал потом всем встречным и поперечным. Может, от фантастически раннего, даром давшегося успеха я и не стал шахматистом. Хотя родные говорят, что способности к тому имелись. Может, просто запоздалая лесть.
Вообще-то мой дедушка был, как бы сейчас сказали, главным в городе финансистом. Правда, в советском варианте: заведовал центральной сберкассой. Вроде бы считался эталоном честного и порядочного руководителя эпохи застоя (или, по другой версии, развитого социализма). Потому и жил скромно, но со спокойной совестью, избегая малейших авантюр. Дедушка категорически отказывался рисковать тем, что уже имел. Поскольку хорошо знал, каково бывает, когда лишают самого необходимого. Не в каком-то идеальном, а в самом приземленном смысле. В его «раскулаченном» детстве имелась лишь наспех вырытая холодная землянка на окраине Суклеи, куда многодетная семья, причисленная к «подкулачникам» (в хозяйстве имелась лошадь), успела наспех перебраться из соседней Одесской области. Чтобы не отправили гораздо дальше, на север. Можно сказать, вовремя спаслись. Но когда в семье на пятерых детей имеются всего одни сапожки, в которых только и можно выйти на двор зимой, и которыми пользуются строго по очереди, – это вам не шуточки.
А потом был 1941 год, фронт, куда дедушка пошел добровольцем, оборонял Одессу, чудом спасся от сплошных бомбежек, когда остатки разбитых советских частей на пароходах отходили к побережью Крыма. Далее был тяжелый, голодный, опасный переход через Кавказские горы, в Армению, к турецкой границе. Сторожить ее на случай внезапного нападения формально нейтральной, но все-таки ненадежной Турции. Наверное, это тоже было везением, поскольку дедушка, в отличие от большинства сверстников, вернулся с войны живым и даже без ранений. Но здоровье, особенно желудок, испортил на всю оставшуюся жизнь. Да и нервы тоже: пережитые ужасы наложили печать молчаливой угрюмости и раздражительности. Только поистине героическая, многолетняя, терпеливая забота его жены, моей бабушки, смогла со временем многое исправить, исцелить подрубленное дерево дедушкиной жизни. Он признавал это с благодарностью. А уж когда появились дети и особенно внуки, сумел проявить запас заложенной в нем доброты и нежности в полную силу.
Пожалуй, единственное, что иногда омрачало наши с ним отношения, был футбол. Дедушка, почти не игравший в него по молодости, в зрелости стал поистине страстным болельщиком. Брал иногда внука с собой на городской стадион, где частенько проходили футбольные матчи. В памяти моей от них остались только какое-то лихорадочное мельтешение, скандирование и галдеж на трибунах. Но это было еще ничего. Ситуация обострялась дома, перед большим черно-белым телевизором «Горизонт», когда он транслировал матчи союзного или мирового значения. Тогда в ласкового дедушку прямо-таки вселялся «футбольный бес». Сидя в удобном кресле перед экраном, он то и дело вскакивал, кричал от радости или стонал от разочарования – в общем, жил самой эмоционально насыщенной жизнью. Ну а бабушке приходилось пропускать очередную серию отличного телефильма «Долгая дорога в дюнах», мне же – серию любимого чехословацкого мультика «Про двух собак». Как бы мы при этом ни страдали, отвлечь дедушку от телематча никто из нас не решался. Это было всё равно, что дразнить вулкан Везувий, погубивший Помпеи.
Умер дедушка совершенно неожиданно, в день своего выхода на пенсию, когда сдавал дела новому заведующему сберкассой. Не привыкший слишком раскрывать душу даже близким людям, он слишком тяжело переживал предстоящий уход на заслуженный отдых. Мы знали, что он чрезвычайно сильно привязан к своей работе, но не предполагали такого трагического финала. Обширный инфаркт. Наш прежний мир рухнул, когда на дворе стояла снежная зима 1987 года. Похороны моего дедушки собрали необычайно много народа. Даже я, десятилетний пацан, понял тогда, каким важным человеком был он для города. Но это нисколько не утешало. Тем более, что за его внезапной кончиной на нашу семью, как из ящика Пандоры, хлынули проблемы и беды. Вскоре к ним добавились катастрофические события в масштабах целой страны. Дедушка ушел в самом начале эпохи перемен, не увидев наиболее интересного, поразительного и страшного. Осатаневшая пена дней захлестнула всё, во что верили такие люди, как он.
Бабушка прожила на свете еще 30 лет, прежде чем легла на кладбище рядом с мужем. Если предположить, что она рассказала ему хотя бы часть правды о сегодняшнем мире, боюсь, что он бы не поверил. Положительный, благонамеренный, добропорядочный коммунист, он скорее допустил бы, что космические корабли за время его отсутствия достигли далеких звезд, а на Марсе все-таки зацвели земные яблони. Но жизнь есть жизнь. Пена дней… и что-то еще. Надеюсь, более важное и значительное.
Олег СОСНИН.
Фото: www.avatars.dzeninfra.ru