Я лишен каких-либо иллюзий: прошлое всегда наивно и, если смотреть на него с расстояния, кажется более поэтичным. Но нам повезло (или не повезло) жить на стыке двух эпох – есть те, кто верит в эру Водолея, и имеют на это полное право. А мне еще и повезло в детстве застать уходящее – и запечатлеть его в силу своего пытливого детского ума.
Шумный плацкарт 1999 года мчал нас в неведомые дали, когда в гости можно было входить без спроса. Взрослые уже через пять минут после знакомства делились в вагоне вареными яйцами, курицей и самогоном, а я с новыми знакомыми на пару лет старше или младше меня резался в дурака на второй полке и рассказывал о сложностях бытия «на своем» районе, хотя больше их в жизни потом не видел. Понятия о личном пространстве не существовало вовсе. Какой-то краснощекий смешливый дядька шутил о том, что меня, дескать, нужно провозить в чемодане – это меня крайне испугало, я все думал, как буду помещаться в этом чемодане на верхней полке. Не обходилось и без беляшей на остановках. Помнится, бабушка решила угостить меня этой хрустящей вкуснятиной, и за полчаса до нашей станции у меня начались большие проблемы под стук колес…
Бабушка ехала к своей старшей сестре. Они были похожи лишь отчасти: бабушка – мягкая, но волевая, сестра – со стержнем, по-южному громкая, не терпящая полумер. Много позже они созванивались друг с другом по скайпу. Как-то присутствовал при этих звонках. Они будто бы не знали, о чем говорить. Это даже не письмо – в письме какая-то странная энергетика с описанием событий вроде «помнишь магазин на поселке, где Катя работала? Сгорел». Это что-то, что навсегда изменило отношения между родственниками.
Технологии делают воображение скомканным и податливым. С малых лет осталась картинка: мы едем в село Жадово, где живут прабабушка и прадедушка. Вот они сидят на скамейке у своего дома и ждут нас. Вот мы пошли с дедом по грибы. Те, кто живет у леса, – отличные грибники с самого рождения, не то что я, городской. Дед специально подводит меня к большому белому грибу за деревом. «Ого!» – удивляюсь. Сейчас не могу понять – фантомное это воспоминание или нет. Предки остаются в нашей памяти – в Интернете им места нет, поскольку для них его просто не существовало. Может, это и к лучшему.
Долгое время я даже не знал, что есть такое животное, как газель. Думал, что машина. На ней мы ездили в село к родственникам со стороны матери хоронить двоюродную или троюродную прабабушку. Она дожила почти до ста лет и хоть убейся хотела, чтобы ее предали земле в родном селе. Но «ГАЗель» совсем не была похожа на резвую рогатую животину, и разбитая трасса на Красные Окны оказалась для нее неподъемной: машина останавливалась каждые полчаса. Сделали привал на перекус. Я прикорнул в салоне и услышал, что нечто течет. Душу охватил ужас: это звук из гроба, который мы везем! Выбежал из машины и увидел, что звук текущей воды спутал со звуком скрипящей телеги, которую катила по дороге некая бабуля. Родственники закусывали копченой колбасой и помидорами и только посмеялись над моими большими от страха глазами.
Приехали только к позднему вечеру. Ее дом был в самом начале села, где мы впотьмах, многолетней пыли и запахе хаты, где давно никто не жил, и шерудили. Моему юному сознанию был неподвластен ответ на вопрос: «А для чего это все задумали, неизменно похоронить в родном селе? Ей же это уже не так важно». Теперь понятно: родственникам исполнить волю пожилой женщины было важнее, чем ей самой.
А свадьбы в селе! Пригласили нас какие-то дальние родственники, имен которых я в жизни не вспомню, на свадьбу – в чужое село, за холмом. Шли гурьбой, пешком, через тот же холм. Дед говорил, что он по этой же дороге ходил каждое утро в школу, и особенно тяжко было зимой, по колено в сугробах. И это родственники, но такие, с кем даже не может прийти в голову поговорить по скайпу. Увидеться вживую – другое дело, но когда? Где? Зачем?.. Дед так напился, что на обратном пути пришлось вытаскивать его из местной речушки – упал с низкого мостика… Ночевали тогда у мачехи деда, в доме на горе – туда еще попробуй поднимись!
Многое вокруг отдаляет нас. Словно наш технологический прогресс движет тяга к обесцениванию – мол, есть брат троюродный, Васька, живет на другом конце света, напишу ему когда-никогда: «Как дела, браток?» или «С днем рождения, желаю счастья и здоровья!». А еще лучше – отправлю открытку. Не настоящую, картинку по Интернету. Обесценивание для нас – исторически сложившийся паттерн. Васька – русский немец в Германии, а тетя Валика – молдаванка, ставшая итальянкой. Ну так вышло, что скажешь.
Последний раз я ездил в плацкарте шесть лет назад. Как-то они уходят из нашей жизни. Имена попутчиков – это слишком, тут имена соседей по подъезду запомнить нелегко. Так продолжается процесс, в ходе которого близкие родственники становятся дальними, а дальние и вовсе уходят в закат. Я, конечно, не обобщаю, но…
Андрей РАДЛОВСКИЙ.
Фото: www.stihi.ru
