Ее шляпку то и дело видели на мероприятиях в различных уголках города. В шляпке она возлагала цветы или дарила их (по ситуации). Но что поразительно, никто толком не знал: кто она? откуда? в каких состоит организациях? И если почетный член, «ветеран», то ветеран чего?..
Женщина в шляпке немолода. Но в то же время и не в таком преклонном возрасте, чтобы совсем не произвести впечатления. Весьма недурна собой, обходительна, с некоторой претензией на интеллигентность. Образ ее можно назвать ярким, а шляпка – венец всему; в зависимости от повода украшенная нарядной либо траурной лентой. Впрочем, то были, возможно, разные шляпки (большая часть публики, особенно мужская половина, этого не замечала).
Люди раскланивались с «таинственной незнакомкой», потому что видели героиню много раз. Иные считали ее в доску своей. И, конечно, они-то и приглашали обладательницу шляпки на мероприятия. Во всяком случае, трудно представить, чтобы она, будучи даже истой патриоткой, скрупулезно следила за каждым мало-мальски значимым событием.
Мы уже говорили, что гражданка была немолодой. Стесняться тут нечего: возраст – не порок, а у кого-то и вовсе – богатство. Некоторые в возрасте расцветают и буквально умножают армию поклонников. Как подмечено классиками: «Молодая была немолода», что отнюдь не мешало мадам Грицацуевой оставаться привлекательной, щедро одаренной от природы.
Нечто подобное случилось и с нашей мадам. В своей увитой лентами шляпке она цвела, как ромашка на склоне. И шмели, степенные, басовитые, так и слетались.
Это только молодежь думает, что любить можно, когда тебе двадцать, ну от силы тридцать. А дальше – уже «старики». Правнуки правнуками, а сердечку-то не прикажешь. И как, бывало, заглядишься на чуть влажную, шелковистую поверхность осыпавшихся каштанов, прогуливаясь по заметенной листвой улице. Нет-нет, да и вздохнешь…
Иван Иванович, учитель рисования на пенсии, тоже вздыхал. Он сидел на скамейке у книжного магазина, когда в конце аллеи появилась она, шляпка. Помните, у Булгакова? «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!».
И пускай Шляпка – далеко не Маргарита. Существует категория женщин, способная распространять вокруг себя некий туман. Лучше сказать – дурман. Отсюда и выражения: «очаровала», «обворожила», если угодно – охмурила, оболванила…
Иван Иванович смотрел и видел что-то свое – мы должны понять. Автор этих строк понимает. Как-то с отцом, которому в ту пору было хорошо за семьдесят, мы зашли к его приятелю, а тот был еще лет на десять старше. Зашли просто потому, что оказались поблизости, без предупреждения. Тот долго не открывал. Отец заволновался: все-таки возраст, мало ли… Потом дверь тихонько приоткрылась. И еще тише, как-то робея, крадучись, папин друг поверил тайну: «Вы лучше, ребята, завтра после обеда заходите. А сегодня у меня в гостях Марья Алексеевна». Вот так.
Иван Иванович растаял, подался вперед… И был невероятно счастлив, когда Шляпка приземлилась на соседнюю лавочку. Естественно, у них завязался разговор на тему внуков, погоды, литературы и кино. О здоровье и лекарствах почти не говорили. Оба, как оказалось, обожают пушкинскую осень. Иван Иванович с удовольствием декламировал: «Желания кипят – я снова счастлив, молод// Я снова жизни полн…». И, одним словом: «Люблю я пышное природы увяданье// В багрец и в золото одетые леса».
Они сблизились. Вдовец, он жил один в двухкомнатной квартире. Прекрасная незнакомка навещала, приносила пирожки с картошкой и грибами, все, как он любил. Она и сама, в своей шляпке, появилась в дотоле безрадостной жизни, словно чудесный, сказочный грибок.
Вот такая любовь. Соседу по лестничной площадке (на рыбалку вместе ходили) муза Ивана Ивановича не понравилась. Он, видите ли, что-то такое о ней слышал. Но какой же влюбленный поверит! Советчика гневно прогнали. «Все наговоры, зависть!». Хорошо, под рукой оказался корвалол.
А вскоре Ивана Ивановича не стало. Дочь едва успела на похороны. Квартира к тому времени была уже переписана на Шляпку.
Петр Васин.
