«Этот грек слишком много о себе думает: налаживать мосты – дело плевое, – не без зависти говорили о нем османские военачальники.
– Мы идем вперед, чтобы их уничтожать».
Синан не слишком-то слушал грозных вояк: ему было 47 лет, и кругом говорили, что это его пик, но он смотрел на звезды и полумесяц в синем небе, зная наверняка: еще не время. Во время похода на Молдавию только и судачили о том, что тот построил мост через Прут всего за несколько дней, чего не мог сделать ни один осман. Тогда Синан и стал любимцем султана Сулеймана Великолепного.
Мужчина не был греком, как о нем судачили злые языки. Он родился в армянском селе Агырнас. Его отец, каменщик и плотник, передал ему тайны этого ремесла и искусство различать стук кирки от стука кельмы, а также печальную уверенность в том, что он потеряет свое христианское имя и веру – первые двадцать два года его жизни его звали Иосифом. Они наверняка знали, что Иосифа заберут по девширме – мальчиков из христианских семей угоняли далеко от поселений армян, чтобы те навечно стали истинными слугами Порты. Так из мира пропал без вести 22-летний христианин Иосиф, а вместо него на свет появился Синан – молодой янычар, получивший имя в честь острого копья и быстрой пики. На дворе стоял 1513 год.
«Слишком взрослый, чтобы учиться, и слишком себе на уме, чтобы нравиться», – махнули на него рукой в высшей школе Эндерун, но все же направили в Имперский колледж для изучения математики и столярного дела. Синан использовал впитанное кровью и потом с лихвой: через шесть лет после поступления в школу инженер и архитектор уже участвовал в последней военной кампании Селима Первого на острове Родос.
Новый султан обратил свой хитрый взор на Балканы. Поначалу он заставил европейцев поверить, что бесстрашные османы сменили гнев на милость, и вернул свободу сотням закованных в цепи пленникам из знатных семейств государств, захваченных отцом. Это помогло возобновить торговые отношения со странами. А в 1521 году ему удалось покорить Белград – оплот христианства, город, защищающий своей грудью мощную тогда Венгрию. Его сожгли дотла, открыв дорогу на Запад. И великолепие заиграло новыми бликами.
Синан взирал на то, как рушится христианский мир, как Сулейман вместе с другими трофеями вывез икону Богородицы и продал ее грекам. Сонное и закостенелое христианство проснулось будто от ужасного сна, но слишком поздно – турки обратили свой победный взор на Вену.
Сулейману понравился цепкий ум бывшего армянина, а ныне – одного из тысяч его «копий», и при нем Синан возвысился до капитана султанской охраны. Обстреливая крепости и здания во время западного похода, он как архитектор изучал их слабые места.
Лучшей школы жизни и не придумать: как настоящий целитель должен увидеть смерть, так настоящий зодчий – падение святыни, пусть и такой непоколебимой, как Белград. В 1535 году он начал строить: в Багдадской кампании занимался водными укреплениями на озере Ван, за что был награжден должностью личного телохранителя султана.
Можете ли представить человека, которому Сулейман доверял бы больше? В 1538 году Турция покорила Молдавское княжество – этим землям османы уделяли первостепенное внимание. Тигина вошла в состав Османской империи, став турецкой райей Бендеры. «Так как русы разбили татар, когда татарское войско переправлялось через Днестр, то татарский хан просил Сулейман-хана построить в этом месте крепость, и по высочайшему повелению крепость была воздвигнута», – писал Эвлия Челеби. Бендеры турки решили беречь как зеницу ока: здесь они провели своеобразную границу двух миров, установив свой Белград…
Сулейман знал толк в стратегии: строить здесь крепость он поручил своей правой руке – Мимару Синану. И все поняли, насколько важны для султана были Бендеры. Зодчий в соответствии с различными законами геометрии возвел столь продуманные бастионы, хитроумные и прочные угловые башни, что в описании их качеств язык бессилен, признавал географ Челеби. Каждый камень стены – величиной с тело менглусского слона. В самом посаде выстроили мечети, мусульманские и молдавские кварталы.
Одна из версий гласит, что на этом месте уже была некая таможенная застава, замок, построенный генуэзцами, потому Синан, памятуя Белград и прочие павшие города Запада, взял лучшее у бастионов «иноверцев» и добавил к этому хитрющую восточную обманчивость. Внутри крепости даже имелись небольшие железные ворота, обращенные на восток и ведущие в нижнюю часть укрепления, словно говорящие устами Синана, что все в этой жизни обман, и говорить правду еще не время…
Турки завоевали Молдавию не в результате сражений, но из-за предательства крупных бояр. Сулейман не был бы Великолепным, если бы не решил исказить историю: он мнил себя завоевателем, а не интриганом. Получилось иначе: он приказал повесить над южными воротами крепости мраморную плиту, которая прославляла его победу и доказывала, что Бендеры не подчиняются княжеству. Эта плита продержалась над воротами много дольше правителей: до XIX века. Синан же, памятуя свое христианское начало, где-то в глубине души не хотел допустить здесь того, что увидел в Белграде, потому и переплел две веры воедино. Если бы он знал, сколько раз эту цитадель еще будут пытаться захватить и каким лакомым куском она станет, то, вероятно, проснулся бы ночью от ужасного сна, ощутив себя подростком в родном армянском поселении, который учится строить храм на небе у отца-каменщика.
Много веков спустя, в наше время, очередной арабский путешественник напишет о Бендерской крепости, что это «настоящий шедевр мусульманской военной архитектуры, построенный величайшим архитектором из всех – Мимаром Синаном, османским мастером».
Всем нам приходится ошибаться дважды: первый раз – когда мы схватываем мысль на лету, а второй – через века, когда нас уже нет, когда мы, прожив несколько жизней, переродились из турецкого зодчего в арабского путешественника. Нет, эта крепость – нечто большее, чтобы вешать на нее ярлыки. Османы были могущественны, но и их ярлыки на управление имели невидимую глазу слабость – время. Все случилось, как должно было быть: не зодчий строил крепость, а крепость – зодчего. Не судьба: почти ничего не указывает на то, что он был здесь. Даже Салоникам повезло больше: здесь о Синане молчаливо напоминает пронзительная Белая башня на берегу залива Термаикос. Бендеры – слишком своенравные, чтобы быть частью.
Этот период стал великим переломом для Синана. Спустя год Сулейман возвысил его до главного придворного архитектора Стамбула. Тот строил по всей Османской империи и подчинялся только одному человеку. В военное время он создавал мосты, а в мирное – мечети. Особенно его воображение туманил неподвластный его сломленному в молодости копью Собор Святой Софии, и Синану удалось достигнуть своей мечты – построить купол, превышающий купол Святой Софии.
В этом служении любимый зодчий Сулеймана провел полвека и дожил почти до ста лет со смутным ощущением, что больше не помнит ни Белграда, ни Бендер, ни Салоник, ни даже своего имени. И тогда он понял, что пришло время. Синан хоть и не придавал значения своим мостам, но всегда вспоминал с гордостью мост «Бюйюкчекмедже кёпрюсю» в Стамбуле, который протянулся на 635,5 метра, был крепок и красив, как плечи атлета, не знающего устали.
На всех своих творениях Синан оставлял такую подпись – главный архитектор его султанского величества. И только памятная табличка на мосту гласит, что построил его «раб Божий Юсуф из христианской деревни Агырнас, что рядом с городом Кайсери в Анатолии».
Андрей ПАВЛЕНКО.