Между бывшим совхозом Фрунзе (поселком Ново-Тираспольским) и селом Терновка раскинулась в меру просторная и довольно живописная сельскохозяйственная территория, особую прелесть которой придает не только Днестр, делающий в этом месте очередной из своих бесчисленных изгибов, но и несколько озер, соединенных системой каналов, иногда почти полностью пересохших, иногда полноводных.
Местные жители неизвестно почему привыкли называть эти озера лиманами. Возможно, сказывается «старинная» память о том, что когда-то здесь были плавни, еще не скованный дамбами Днестр каждую весну свободно выходил из берегов, образуя «большую воду». Потом, в результате целого комплекса дренажно-оросительных преобразований, появились эти несколько «лиманов», на самом деле – просто озер. Увы, их точную историю прояснить уже сложновато, поскольку с тех времен действительно «много воды утекло», как в прямом, так и в переносном смыслах.
Поскольку озеро, о котором пойдет речь, безымянное, я рискну назвать его Птичьим. Расположенное вплотную у самых границ села Терновки, сильно вытянутое в длину, оно разделено на две части, одна из которых давно и наглухо заросла камышово-тростниковыми дебрями, а другая еще сохраняет довольно большое пространство открытой воды, тоже густо заросшей у берегов. Именно там любитель бердвотчинга (калька с английского, буквально: «наблюдение за птицами») может найти для себя что-то интересное почти в любое время года. Особенно осенью, когда птицы готовятся к сезонным перелетам или временно останавливаются, чтобы отдохнуть и подкормиться. Поскольку я сам люблю наблюдать диких птиц в их естественной среде обитания, то вы, надеюсь, поймете, что за сила периодически тянет меня на это «захолустное» озеро. Неспешно продвигаясь по берегу, там даже без бинокля можно неплохо разглядеть застывших на фоне камышей белых и серых цапель, целые стаи крикливых белоснежных чаек, одетых в строгие черные «костюмы» больших бакланов, диких уток, лысух (внешне отчасти похожих на черных уток водоплавающих птиц с характерной белой «бляшкой» на лбу), а также более мелких и скрытных «водяных курочек». Да, чуть не забыл про лебедей – наверное, потому, что к ним тираспольчане уже и в городе привыкли.
Это еще не считая, например, огромных стай скворцов, которые базируются в камышах и периодически вылетают оттуда подобно гигантской воздушной сетке или «живому взрыву». Когда синхронно с ними в воздух с криками поднимаются и начинают кружить десятки цапель и чаек, поневоле вспомнишь старый фильм Альфреда Хичкока «Птицы», снятый в жанре саспенс по зловещему рассказу Дафны Дюморье. Но бояться здесь нечего, озеро скоро успокаивается и вновь живет своей естественной «птичьей жизнью».
Поскольку огороды Терновки с одной стороны примыкают к озеру весьма близко, любой «бердвотчер» может познакомиться с местными жителями. Вот и я однажды разговорился с уже немолодой терновчанкой Антониной Николаевной, «выгуливавшей» там двух своих коз. Оказалось, моя собеседница родилась и выросла в Терновке, хорошо помнит совсем иные времена – по ее глубокому убеждению, самые лучшие. Это было тогда, когда здесь процветал прекрасный, богатый колхоз, а вместе с ним процветало само село. На озере в те годы разводили хорошую рыбу (карпов, толстолобиков, белых амуров), которой снабжали не одну Терновку. Само озеро, по словам моей собеседницы, представляло чистую и прозрачную водную гладь, которую там и сям рассекали «флотилии» домашних гусей и уток, к ним присоединялись десятки диких лебедей. «Все это было так красиво, разумно и правильно, что просто душа радовалась. А зимой, когда озеро замерзало, его использовали для катания на коньках, на санках, устраивали подледную рыбалку. Сейчас, когда рассказываю об этом внукам, им даже трудно в такое поверить», – с грустью говорит женщина. А еще неким райским образом в ее памяти остался колхозный яблоневый сад, вырубленный, как и многие его собратья, после распада Союза.
Что поделаешь, я быстро понял, что моих «бердвотчерских» радостей терновская старожилка разделить не способна. Для нее случившееся с озером за последние десятилетия – личная рана и боль. Во многом понимая Антонину Николаевну, я даже не пытался с ней спорить. Ведь она, будучи девчонкой, навсегда запомнила сумасшедший весенний пожар солнца в воде, которая бурлила и трепетала, полная играющей рыбы. Она помнит усыпанные бело-розовым цветом благоухающие яблони весной, и увешанные румяными ароматными плодами – золотой осенью. Вот примерно такой, как сейчас. Что ж, ностальгия по безвозвратному прошлому вполне понятна. Быть может, когда-нибудь озеро снова расчистят и приспособят для промышленного разведения рыбы. А может, наоборот, оно окончательно высохнет и исчезнет. Пока же позвольте мне просто наблюдать на нем птиц и прочую живность, которой здесь еще много. Я люблю тебя, мое Птичье озеро.
Леон Полевой.