Есть много общего между селами Кицканы и Рашков. Например, возраст, внушающий почтение, обилие памятников истории и архитектуры, живописные окрестности, воздушная, прозрачная атмосфера. Причем старина здесь, как и полагается, с благородной патиной, не новодел. От Тирасполя до Рашкова километров 150, а вот до Кицкан – всего 7. Дорога бежит через мост (или через паром), местами к ней вплотную подступает пойменный лес, в просвете между деревьями нет-нет, да и мелькнет серебристая лента реки.
Село стоит на возвышенности, которую с трех сторон окружают плодородные земли днестровской поймы. Место издавна, вплоть до самого недавнего времени, привлекало взоры завоевателей. В 1944 году за господствующую высоту, Кицканский плацдарм, велись ожесточенные бои, а в 1992-м его пытались занять подразделения Молдовы.
Итак, Кицканы – историческая, взятая советскими воинами-освободителями географическая и духовная высота. Широко известен Свято-Вознесенский Ново-Нямецкий монастырь, определяющий облик населенного пункта – архитектурный и, в известной степени, моральный. Может быть, поэтому на всё в Кицканах смотришь глазами паломника, пилигрима.
Богдеско
Роспись, по замыслу Богдеско, должна была выражать «идеи времени, показывать жизнь колхозной Молдавии». Но, как это всегда бывает с великими произведениями, картина оказалась шире своего замысла. Её квинтэссенция – «Материнство», один из фрагментов, изображающий колхозницу с младенцем и гроздью винограда. Такова кицканская Мадонна, сюжетно мало чем отличающаяся от работы Лукаса Кранаха Старшего.
«Материнство» Богдеско дышит покоем, негой. Красивая женщина, с широкими плечами, массивными кистями рук, напоминает о нелегком, но богоугодном труде земледельца. Труд, творчество, продолжение жизни – это уже победа, как они трактуются Ильей Трофимовичем, ветераном Великой Отечественной. «Самое дорогое из всех благ человечества – это жизнь в мире и дружбе», – писал Герой Советского Союза, наш земляк Иван Нестерович Коваль.
Колокольня
Младшая тем временем всё рвалась на колокольню – в свои восемь она пока не понимает: прошлое, навеки связанные с ним судьбы – тоже высота, причем недосягаемая.
А по ступенькам пятиярусной колокольни подняться можно, если не боишься. А если боишься – удобный случай преодолеть страх. И вот оно: кругом всё, как на ладони, даже Тирасполь за лесом. «Папа, папа, я вижу наш дом!».
В дни Ясско-Кишиневской операции колокольня служила наблюдательным пунктом генералу армии Фёдору Толбухину.
Отметим, что, сколько ни старались оккупанты, иноки здраво сознавали свой долг. Как отмечает в монографии «Монастыри Советской Молдавии» историк Вячеслав Содоль, в годы оккупации представители духовенства умудрялись оказывать посильную помощь подпольщикам, укрывать у себя в монастырях советских парашютистов. В период освобождения Приднестровья и Молдавии насельники монастырей также оказывали бесценную помощь нашим частям. В 1944 году один только Ново-Нямецкий монастырь с. Кицканы предоставил для нужд советских войск 60 тонн картофеля, 4 тонны ячменя и кукурузы на фураж лошадям.
Плацдарм
9 мая 1972 года здесь, на вершине, на месте массовых боев, торжественно был открыт 35-метровый обелиск Боевой Славы (архитектор – С.М. Шойхет). Надпись гласит: «20 августа 1944 года отсюда, с Кицканского плацдарма началось наступление соединений 3-го Украинского фронта, которые совместно с войсками 2-го Украинского фронта, Черноморского флота и Дунайской флотилии в ходе Ясско-Кишиневской операции окружили и разгромили мощную группу вражеских армий и завершили освобождение Молдавской ССР от фашистских захватчиков. Слава героической Советской Армии!».
Обелиск-штык, вонзившийся в небо, – увековеченный подвиг и грозное предостережение, ключ к пониманию отечественной истории в её метафизическом (абсолютном) выражении.
Говорят, зимой, когда гулко молчит снег и басовой струной гудит ветер, на плацдарме можно расслышать обрывки фраз, которые, казалось бы, никто не произносил.
Дороги
Есть ещё одно святое место в Кицканах – Мемориал славы, к которому мы и направляемся по грациозно изгибающейся дороге. Находится он, как и полагается, в центре села, в тени деревьев, посаженных ещё, вероятно, на советских субботниках. В год 70-летия Ясско-Кишиневской операции на сельском мемориале побывали вице-премьер РФ Дмитрий Рогозин и министр культуры Владимир Мединский.
Тенистый сквер, усыпанный по осени золотой листвой, и правда, близок каждому, чьи близкие прошли фронтовыми дорогами. На плитах имена воинов-освободителей, родом из самых удаленных уголков Советской Родины. Сама скульптура – молодая женщина с отведенными назад руками, ладонями вверх, – несет на себе отпечаток космизма. Кажется, она собирается взлететь и вот-вот взлетит, при всей тяжеловесности металла, чтобы соединиться с душами героев, превратившихся в «белых журавлей».
От мемориала направляемся на окраину села. По дороге, в потоке современного транспорта, попадается раритетная телега с одной лошадиной силой (в голову приходит безумная идея: а вот было бы здорово побывать в «заповеднике настоящего», где всё, как встарь…). С Комсомольской сворачиваем на Котовского, а там – на Кулябина. Долго пылим по проселочной. Искомое замечаем издалека – вековые дубы. Не меньше трех. «Вековые» – выражение образное, сильно преуменьшающее реальный возраст, слишком человеческое. По мнению участников экологического движения «ЭкоПМР», старейшему из трех дубов порядка пятисот лет. То есть когда турки строили Бендерскую крепость, дубочку исполнилось лет двадцать. Спустя пару столетий, как полагают, дерево спилили – древесину использовали для строительства домов или лодок (по одной из версий: «Дубоссары» – от лодок-дубасов).
Но на этом история дуба не закончилась. Из пня выросли сразу два ствола. Сейчас их общий диаметр – 8 метров, высота – около 20. Жизнеспособный, значит, оказался дуб. Приднестровский! И если б мы не приехали поздней осенью и собственными глазами не увидали медь листвы виолончельной, вполне могли бы подумать: «Вечно зелёный». Не тот ли, о котором мечтал Лермонтов в знаменитом «Выхожу один я на дорогу»: «Надо мной чтоб, вечно зеленея, тёмный дуб склонялся и шумел»?
Нет, правду говорят, что бабье лето – изобильная, красочная пора. С придорожных деревьев прямо нам под колеса сыпались груши, во дворах наливалась соками айва.
За селом мы свернули с трассы «Тирасполь-Кицканы», чтобы ещё раз насладиться приметами времени: лимонно-багряной листвой, лазурной гладью… Благо, лес и река – вот они, рукой подать.
Николай Феч.
Фото автора.