Приднестровская Молдавская Республика, за редким исключением, на постсоветском пространстве может служить примером межнациональных отношений. Как-то довелось мне побывать в ПГУ им. Т.Г. Шевченко на лекции сотрудников аппарата грузинского омбудсмена о межэтнических проблемах в этой стране. Лекция предварялась словами: «Может быть для вас то, о чём пойдёт речь, и не актуально, но для нас эти проблемы очень важны».
Действительно, разве что нисколько не разобравшийся в причинах молдо-приднестровской войны 1992 года иностранный публицист может в свой материал ввернуть фразу относительно неё «межэтнический конфликт». Большинство, что-либо почитавшее, а тем более побывавшее в Приднестровье, такими терминами кидаться не будет. Меж тем, слоган «Наша сила –
в единстве!» корнями уходит в глубокое прошлое – во времена, когда наш край только начинал заселяться…
«Плавильный котёл»,
не ставший ассимилирующей печью
«Плавильный котёл национальностей» – таким представляла себе будущее этого края Екатерина II, заселявшая новоприобретённые земли в междуречье Южного Буга и Днестра. Отчасти эти предначертания императрицы сбылись. Ассимилированного монолита не вышло. И сегодня здесь, в отличие от многих других мест, все народы сохранили свою культуру и язык.
Так уж вышло, что все народы, проживающие здесь, с полной уверенностью можно назвать пришлыми. Коренных жителей до вхождения междуречья Днестра и Южного Буга в состав России практически не было. Разве что под сводами турецких крепостей селился люд. Благоприятный с точки зрения земледелия край достаточно долгое время оставался незаселённым. Не зря его звали «Дикое поле». Это сейчас про Приднестровье говорят, что оно имеет удобное географическое положение. Но во времена до того, как здесь укрепилась Российская Империя, в этом месте проходили больше не торговые пути, а пути наступления и отступления отрядов кочевников, а заодно и войск постоянно воевавших друг с другом держав. В общем, несмотря на то, что она на картах того времени и рисовалась как часть Османской империи, по сути это была «терра нулис» («ничейная земля»). И только лишь после Ясского мира, заключённого 29 декабря 1791 года (по новому стилю 9 января 1792 года), когда к России и отошла Очаковская область (бывшее «Дикое поле» в бугско-днестровском междуречье), началось активное заселение нашего края. Недавно мне в Интернете попалась изданная в 1889 году в Киеве книга Д.И. Багалея «Колонизация Новороссийского края и первые шаги его по пути культуры», где как раз и описано то, как заселялись эти до тех пор вовсе не обжитые земли. Первых новороссийских поселенцев Багалей характеризует так: «Состав населения был самый разнообразный: греки, сербы, болгары, молдаване и волохи (Прим. – нынешние румыны), малороссияне – запорожцы и гетманцы, великоруссы – раскольники и православные, выходцы из Польши и беглые из центральной России, солдаты и т.п. В одном и том же селении жили представители различных народностей».
О том, как заселялись эти земли русскими (по Багалею, «великоруссами») и украинцами («малороссиянами»), в книге сказано достаточно много. Тут был как «кнут», в виде «хочешь – не хочешь, но всё равно поедешь осваивать целину», так и «пряник», в виде многочисленных послаблений, по сравнению с остальными частями России. Надо сказать, что здесь принимали каждого, будь он беглым крепостным, закоренелым раскольником или даже несостоявшимся каторжником. Багалей, например, описывает случай, когда Потёмкин вывез в новообретённые земли «начудивших» в его же собственном имении в центральной России крестьян, которым по всем статьям светила каторга. Проку от них, по мнению светлейшего, на новом месте было бы больше, чем на каторжных работах. О русских переселенцах (Багалей лишь условно-географически их делит на «великоруссов» и «малороссиян») стоит рассказать отдельно. Поэтому в данной публикации, основанной на исследованиях Багалея, я больше внимания уделил «иноземным народам».
Под защитой русской царицы от своих же единоплеменников
В своей книге Багалей, говоря о селившихся здесь «иноземных народах», делает небольшую оговорку, что включил в их разряд и молдаван, на том основании, что Бессарабия тогда ещё не была в составе России, а существовавшее вассальное Османское империи Молдавское княжество была иностранным государством. Небольшие волны молдавских переселенцев были отмечены и в петровские, и в елизаветинские времена. Но массово из-под гнёта турок молдаване стали переселяться именно тогда, когда «Дикое поле» вошло в состав России. «Другая партия молдаван в конце XVIII и начале XVIII столетий заселила города и селения по Днестру – Овидиополь, Новые Дубоссары, Тирасполь и другие. Тогда же 26 человек молдавских бояр и чиновников получили в Тираспольском и Ананьевском уездах до 260000 десятин земли и основали 20 деревень и несколько хуторов. Каждый из них получил по несколько тысяч десятин (от 4 до 24 тысяч)», – пишет Багалей. Но некоторые представители молдавской знати решили немного злоупотребить своим положением беженцев. «Злоупотребляя расположением русского правительства, один из молдавских бояр Струдза высказал слишком неумеренныя требования: выпрашивал для себя 9 селений, где жило 11000 душ мужского пола и было 46000 десятин земли; искательство его нашло себе поддержку у известного секретаря князя Потемкина Попова, но против него выступил – и это делает ему большую честь – губернатор Каховский». Пришлось российскому правительству ограждать неродовитых молдавских переселенцев и от возможного закрепощения на новом месте своими же земляками при чинах да титулах. Поэтому специально для молдаван было издано «Положение об обязательных поселянах». «Они (Прим. – молдавские крестьяне) признавались лично свободными; помещик мог распоряжаться только землею, на которой они жили и которая была его собственностью; за эту землю они обязаны были, по молдавскому обычаю, уплачивать десятину от земледельческих продуктов и скотоводства, отрабатывать 12 дней в году барщины и оказывать помощь в некоторых других случаях (при уборке виноградников)».
«Понаехали тут!»
Кроме, как сказали бы ныне, вынужденных переселенцев из числа иностранцев, бежавших в пределы Российской Империи от османского гнёта, были и приглашённые иноземцы. Они, по замыслу императрицы, должны были стать движущей силой для развития здесь торговли, земледелия и промышленности. Посему, как пишет Баглай: «Важнейшия льготы, предоставленныя новым переселенцам, были следующая: деньги на путевые расходы они могли получить от русских резидентов за границей и затем селиться в России или в городах, или отдельными колониями; им предоставлялась свобода вероисповедания; они освобождались на известное число лет от всех податей и повинностей (поселившиеся колониями на 30 лет); им отводились на полгода даровые квартиры; выдавалась беспроцентная ссуда с погашением ея через 10 лет в течение 3-х лет; поселившимся колониями предоставлялась собственная юрисдикция; все могли беспошлинно ввезти с собою имущество и на 300 рублей товаров; если бы кто-нибудь завёл такую фабрику, которой раньше не было в России, то мог в течение 10 лет продавать беспошлинно производимые им товары; в колониях могли быть заведены беспошлинные ярмарки и торги». Этот царский манифест имел отношение ко всей России, но в первую очередь он сработал именно на заселение немецкими, французскими и швейцарскими и т.д. колонистами Новороссийского края, частью которого были и южные районы нынешней Приднестровской Молдавской Республики. Правда, уже в 1804 году Александр I был вынужден несколько ограничить приток иностранцев. В царском манифесте было указано: «Брать только таких иностранцев, которые по своим занятиям могут служить хорошим примером для крестьян; для них нужно отвести особые земли – казенныя или купленныя у помещиков; это должны быть семейные и зажиточные хозяева, занимающиеся земледелием, разведением винограда или шелковичных червей, скотоводством и сельскими ремёслами (сапожничеством, кузнечным делом, ткачеством, портняжеством и т.п); других ремесленников не принимать, исключая небольшого числа тех, которые понадобятся в города». К последним кроме собственно частных ремесленников остродефицитных профессий относились также мастеровые для мануфактур и заводов, а также люди с университетским образованием. Особо оговаривалась квота на переселенцев из германских государств. Кроме ежегодного лимита в 200 семей, предписывалось предъявлять главами семейств деньгами или в товарном эквиваленте 300 гульденов, потому что, как указано в царском документе, «устройство недостаточных колонистов идёт медленно и неудовлетворительно». Проще говоря, не привыкшие к труду на земле переселенцы массово рванули в начавшие бурно развиваться города. Плодить «бюргерство» на новых землях Александр не собирался…
Пытались в Херсонской губернии создать и шведскую колонию. Правда, в отличие от немецких переселенцев это были не добровольцы, а люди подневольные. Частью это были переселенные с Эстляндской губернии шведские крестьяне, а частью бывшие солдаты, попавшие в плен во время русско-шведской войны 1788-90 годов. «К земледелию шведы оказались весьма рачительными; но им очень вредили засухи и суслики; кроме земледелия, они занимались скотоводством и рыболовством». Часть подневольных шведских колонистов не смогла пережить местные условия и «умерли от перемены климата, плохой пищи и др. недостатков», а часть, устав бороться с засухой и грызунами, опять же подалась в города, где и растворилась в многоплемённой среде.
Романоговорящие (молдаванам Багалей отводит особое место в своём исследовании) колонисты, по мнению автора книги, большого влияния на пёстрый национальный состав края не оказали. «Что же касается романской колонизации, то она была ничтожна: одно селение швейцарцев на Днестровском лимане, горсть итальянцев, несколько французских коммерсантов – вот и все! План дюка де-Ришелье об основании военных поселений из французских эмигрантов, как известно, не осуществился».
«Витрина»
для «заграничных единоземцев»
Важное место в освоении новых земель Багалей отводит грекам, бежавшим в Россию из Османской империи. За небольшим исключением изначально греческие переселенцы селились в новообразованных городах, дав мощный толчок развитию в них торговли и зачатков промышленности. Среди тех, кто достаточно быстро освоился в Новороссии, кроме греков также указываются арнауты (албанцы) и евреи. Основные занятия были те же, что и у греков. И одни, и вторые тоже имели склонность к земледелию, но в отличие от греков отдельных своих сельских поселений не образовали.
Отдельно в своей книге Багалей останавливается на болгарской колонизации края: «Одна партия их (Прим. – болгар) поселилась близ Ольвиополя (Прим. – нынешний город Первомайск Николаевской области) на реке Синюхе, а другие направились в новые города – Тирасполь, Новые Дубоссары, Григориополь и Одессу; в начале XIX в. В 1821 г. их было в Херсонской губернии 5863 души обоих полов… Болгарския колонии имели важное влияние на развитие местной земледельческой культуры».
К «иноземным славянам», переселившимся в Новороссийский край, Багалей также относит поляков. Люд попроще тут же был зачислен в Бугский казачий и в гусарские полки, формировавшиеся в екатерининскую эпоху из переселенцев – сербов, молдаван, болгар, грузин и представителей прочих национальностей из российского пограничья. Впоследствии поляки из числа бывших бугских казаков и гусар, наряду с литовцами и татарами, стали основой при формировании первых российских уланских полков. Другие подались с торговыми целями в города. «Наконец, польские магнаты, получив от русского правительства большие поземельные участки в Новороссии, переводили туда из Польши крестьян; но вообще говоря, число польских выходцев было невелико», – пишет Багалей.
Особое место отводится армянам. Это единственный народ, который основал на новом месте целых два города. Первым была основанная бежавшими из Крыма армянами Нахичевань близ Ростова-на-Дону. В 1928 года город Нахичевань-на-Дону стала ростовским Пролетарским районом. Стоит сказать, что под Новороссийским краем Багалей понимает огромное пространство от Дона на востоке и до Прута на западе. Насчёт Нахичевани он пишет: «Ростов нач. XIX ст. показался одному путешественнику небольшим городом, в котором не было ничего замечательного: жители его занимались рыболовством и торговлей; наоборот армянский Нахичевань «знатнее и правильнее расположен и богаче Ростова». В отличие от Ростова, как указывает Багалей со ссылкой на анонимного путешественника, армянские поселенцы в Нахичевани торговали не только пришлым товаром, но и произведёнными здесь же шёлковыми тканями и изделиями из металла. Ну и, конечно, нынешний приднестровский Григориополь, ставший для армян со всего мира своего рода городом-символом. «Другая часть армян вышла из Кавказа и из-за Днестра основала г. Григориополь; вышедшие из Измаила, Бендер и др. городов армяне просили себе многих льгот – и Каховский (Прим. – тогдашний губернатор) считал возможным удовлетворить их просьбу. Сама императрица заботилась о судьбе этих армян; губернатору Каховскому она писала, чтобы «не только все перешедшие в пределы наши сохранены были, но и чтобы находящиеся заграницей их единоземцы, видя их благоденствующими, к ним присоединились».
Пройдёт ещё сто тридцать с небольшим лет, и то, о чём писала Каховскому Екатерина II, снова станет актуальным, но уже при советской власти и в отношении бессарабских молдаван, в бытность существования Молдавской АССР. Но это уже другая страничка истории нашего края.
Александр Никитин.
