На фото слева направо: Муса Манаров, Анатолий Арцебарский, Александр Иванченков, Сергей Трещев.
Не знаю, какое впечатление произвели на посетителей тираспольского «Зеленого рынка» двое мужчин, живо беседующих об околоземном пространстве, космических кораблях и орбитальных станциях, но краем глаза удалось заметить несколько недоумённых взглядов. К слову, один из собеседников рассказывал, как он выходил в открытый космос и стыковал со станцией «грузовики».
Эта встреча – апогей моего общения с людьми из легенды, в разное время покорившими космос. А собеседник – Герой Советского Союза Муса Хираманович Манаров. На его счету два орбитальных полета общей продолжительностью 540 суток и 7 выходов в открытый космос, во время которых суммарно пришлось поработать там 34 часа 23 минуты.
«Для руки каждое малейшее нажатие, как сжатие тугого эспандера. 200 килограммов на руках. Веса там нет, но есть масса. А именно столько весил скафандр. «Приходишь» с работы и уже пакет с чаем не можешь удержать, настолько пальцы устают. А приходилось в открытом космосе работать по пять-шесть часов, иногда меньше, а бывало и больше», – рассказал Муса Манаров. Кстати, ему вместе с Владимиром Титовым принадлежал рекорд по продолжительности пребывания на орбите – ровно год. «Полетел, – говорит, – на день рождения Сталина 21 декабря 1987 года и вернулся на Землю тоже 21 декабря». Рекорд продержался до марта 1995 года, когда Валерий Поляков пробыл на том же самом «Мире» 437 суток 17 часов 58 минут и 17 секунд. И вот это достижение уже не советской, а российской космонавтики не побито до сих пор.
Довелось мне в дни пребывания советских и российских космонавтов в Приднестровье пообщаться с еще одним человеком, который тоже в своё время установил рекорд по длительности пребывания в космосе, – дважды Героем Советского Союза Александром Сергеевичем Иванченковым, ему доводилось бывать у нас. Правда, очень давно. Вдвоём с Владимиром Коваленком они находились на станции «Салют-6» почти 140 суток. Дело было в июне-ноябре 1978 года. С детства помню фотографию на одном из школьных стендов, как в 1982 году в Тирасполе встречали экипаж космического корабля «Союз-Т6» и орбитальной станции «Салют-7» – Владимира Джанибекова, Александра Иванченкова и француза Жана Лу Кретьена. «Многое у вас изменилось за эти годы. И что приятно, изменения в лучшую сторону. Чистый город, хорошие дороги, много новых современных зданий. А самое главное, что люди улыбаются», – делится впечатлениями Александр Сергеевич. Как готовился к предыдущему рекордному полёту, состоявшемуся за четыре года до первого посещения им Тирасполя, вспоминал коротко: «Это было начало длительных космических полётов. Как поведет себя организм, чем все это кончится, никто не знал. Говорили: «Ориентируйся на формулу Аристотеля: движение – это жизнь». Там в условиях невесомости надо было постоянно двигаться. Этим рекомендациям я и следовал».
В своё время Александр Сергеевич был в дублирующем составе советского экипажа экспедиции на «Союз-Аполлон». К сведению, ещё в 1975 году состоялся первый наш с американцами совместный космический проект – на орбите произошла стыковка космических кораблей «Союз-19» и «Аполлон». Подготовку проходил и у нас, и в Штатах. «Разница, конечно, есть. Было бы странно, если бы копировали друг друга. Мы контактировали в рамках подготовки к этому полету с американскими астронавтами полтора года. И сравнение их и наших программ подготовки обогатило и нас, и их. Мы у них нашли что-то оптимальное, а они у нас», – рассказывает дважды Герой Советского Союза. В составе делегации был ещё один космонавт, которому довелось проходить предполётную подготовку в США, – Герой России Сергей Трещев. В 2002 году он летал на американском «шаттле» «Индевор» на МКС (Международная космическая станция). «Подготовка состояла из российского сегмента и их. Проходили всё это мы в два этапа – частично в Центре Джонсона, а частично в Звездном городке. Шел постоянный обмен опытом. Потом это все нивелировалось», – заметил Сергей Евгеньевич.
Каждый из космонавтов, с кем мне пришлось побеседовать, на орбите работал с иностранными коллегами. Муса Манаров – в одном экипаже с японцем Тоёхиро Акиямой, Анатолий Арцебарский – с англичанкой Хеллен Шареманн, а Александр Иванченков работал на орбите с единственным космонавтом из ГДР Зигмунтом Йеном, поляком Мирославом Гермашевским и уже упомянутым французским космонавтом, кстати, в 1982 году также побывавшем в Тирасполе, Жаном Лу Кретьеном. Это особый случай. Стыковка «Союз-19» и «Аполлона» хоть была и первой, но всё же очень короткой страницей сотрудничества в космосе двух политических систем. А вот полёт французского космонавта по советской программе «Интеркосмос» и жизнь его несколько месяцев бок о бок с советскими коллегами на станции «Салют-7» – уже другое дело. Поэтому я и поинтересовался у Александра Иванченкова, как удавалось ладить с «капиталистом». «Всё определяется личными взаимоотношениями. Кстати, я хотел бы сказать, что нам повезло с ним. На разных пресс-конференциях иностранными, особенно американскими, журналистами задавались провокационные вопросы. Он… принимал нашу сторону. Причём иногда действовал демонстративно», – вспоминает Александр Сергеевич. А ещё у нас зашёл разговор о другом его орбитальном собрате – Мирославе Гермашевском, оказавшемся в постсоциалистической Польше изгоем. Его в буквальном смысле лишили средств к существованию. «В последние годы наблюдается некоторое смягчение в отношении к нему. Мирослав очень достойный человек. Польскому руководству следует ценить таких людей», – заметил мой собеседник. Продолжил разговор организатор этого турне космонавтов по Приднестровью депутат Госдумы РФ Константин Затулин: «Вы о Гермашевском спросили. Добавлю, что все его родственники были убиты бандеровцами, а сам он, будучи ребенком, чудом спасся во время Волынской резни. Вот такая судьба у первого польского космонавта».
Был в делегации и человек, удостоившийся «крайним» (не любят космонавты, хоть уже и давно осели на Земле, слово «последний») звания Героя Советского Союза, – Анатолий Арцебарский. «Меня иногда называют последним – «крайним» советским космонавтом. Это не совсем так. Токтар Аубакиров – космонавт №72. Но он уже был Героем Советского Союза к тому времени, а я был под номером 71 – «крайний» среди космонавтов, удостоенный этого звания. Гагарин – первый, а на мне остановилось…» – заметил Анатолий Павлович. А ещё он вспомнил, как вешал на «Софоре» (одна из мачт станции «Мир») в 1991 году советский флаг и как сказал речь при этом. Красный стяг с серпом и молотом ещё долго потом кружил вместе с «Миром» на околоземной орбите… «Это последний и самый высоко поднятый флаг СССР. Он находился в космосе до марта 1992 года, так как никто не мог до него добраться. Я советский человек и им останусь», – говорит предпоследний советский космонавт, Герой Советского Союза, уроженец Днепропетровской области. А это уже цитата о нем с печально известного сайта myrotvorets.center : «Сознательное нарушение государственной границы Украины с целью проникновения на оккупированную российско-террористическими бандформированиями территорию Украины на Донбассе. Участие в антиукраинских пропагандистских мероприятиях». Ему запрещён въезд на Украину, где у него осталась сестра, а всё из-за того, что в прошлом году посетил Горловку и Донецк…
Для меня эти люди – легенда. Сами же они рассказывали о своих полётах, как о чём-то обыденном, даже с оттенком некоторой рутинности. «Раньше было принято на ночной стороне витка не работать. Но мы реально на дневной стороне не успевали все сделать, что нам на Земле напишут. Поэтому практически весь полет приходилось работать и на темной стороне, – рассказал о постоянном нарушении регламентов Муса Манаров. – Перегрузка на старте – это ерунда. А невесомость – другое дело. В три с лишним раза перегрузка, а затем сразу и… вообще веса нет. Потом начинаешь привыкать, потому что сам организм выстраивает систему координат в зависимости от того, что видишь. Если все «окна» закрыть, ты ощущаешь себя, как в тренажере. Как корабль или станция занимают свое положение, ты так же встраиваешься относительно их. А если откроешь «окно» и посмотришь на горизонт, то твоя вертикаль тут же перестраивается так, что Земля уже внизу. Эти резкие переходы могут укачать. Поэтому надо было привыкать потихоньку». Случались и нештатные ситуации. «Было где-то 3-4 километра от станции. Шли автоматически на сближение. В самый неподходящий момент, когда мы поворачивали у станции, вышла из строя автоматическая система. Нам повезло, – рассказал об одной из таких ситуаций Александр Иванченков. – Мы увидели на экране, в какую сторону ушла станция. А скорость сохранялась и была опасность врезаться в неё. Весь экипаж сработал хорошо. Потом в качестве тренировки ребята отрабатывали на тренажёрах нашу ситуацию. Я тогда буквально за семь секунд набрал режим ручного управления. Мы пролетели станцию. Я смог затормозить, развернуться, вернуться назад и пристыковаться. Все это делалось вне зоны связи. И всю ответственность мы брали на себя».
Число полётов, количество проведённых на орбите суток и часов в открытом космосе – это всё фиксируется и регистрируется в качестве рекордов. Как уже говорилось выше, и Александр Иванченков, и Муса Манаров были рекордсменами по продолжительности полёта. А ещё они вошли в историю космонавтики благодаря своим земным увлечениям. Муса Манаров первым вышел в радиолюбительский эфир из космоса. И позывной он имел соответствующий – U2MIR. Дело-то происходило на станции «Мир». Причём это не была заранее спланированная и согласованная с руководством полётов акция. Наоборот, радиооборудование на станцию доставлялось тайно, контрабандно, за что, по словам Мусы Хирамановича, парню, ведавшему отправкой «грузовика», влепили выговор, но работу в эфире всё же потом разрешили. А ещё он был первым, кто опробовал «пакетную связь» из космоса, что-то сродни нынешнему Интернету. «Сейчас это кажется ерундой. Были станции, куда можно было зайти, выбрать какой-нибудь файл и скачать. Помню, я тогда скачал рецепт приготовления цыплят. По-каковски, уже не помню. А потом женщине, которая меня обучала, как этой связью пользоваться, сбросил его, когда она ещё спала. Это была одноканальная связь. Опробовал и двухканальную. Конфиденциальность связи была полная. Никто посторонний влезть не мог», – рассказал космонавт.
Александр Иванченков тоже отметился в околоземном пространстве с приставкой «первый». Одно из его земных увлечений – горные лыжи. А где горы, там и бардовская песня. Он стал первым в телеэфире спевшим под гитару из космоса. Исполнял «Домбайский вальс» Юрия Визбора. «Во время одного сеанса связи мои друзья Татьяна и Сергей Никитины пели свои прекрасные песни. А мы решили показать то, что мы видим с орбиты, в камеру. Татьяна воскликнула: «Горы!». Позже на грузовом корабле они нам переправили семиструнную гитару. Тогда я и исполнил любимую песню альпинистов, горнолыжников со словами «Лыжи у печки стоят…». Кстати, после второго своего полёта Александр Сергеевич написал небольшую книгу – дневник о жизни на орбите. Название её «Миллион лье над планетой» напоминало о знаменитом писателе-фантасте. Жизнь на орбитальной станции, по словам Александра Сергеевича, полна и курьёзов. Некоторые он вспомнил во время нашей беседы. Довелось ему в космосе и по грибы ходить, точнее – летать. Его напарник случайно сдвинул с места лоток с выращиваемыми на станции для эксперимента грибами, который уплыл в неизвестном направлении. Искали его долго. Рассказал и о сломавшемся видеомагнитофоне, который во время занятий космонавтов на тренажёрах неожиданно заработал и голосом красноармейца Сухова поприветствовал их: «Здорово, отцы!».
К сожалению, время для интервью было ограничено. Да и брал я их урывками, по ходу движения автобуса и во время небольшой остановки на «Зелёном рынке». А ведь хотелось узнать больше. Но, возможно, ещё представится случай. Прощаясь, мои собеседники сказали, что с удовольствием ещё посетят Приднестровье, а Сергей Трещев загорелся идеей провести у нас теннисный турнир среди космонавтов.
Кирилл Нефёдов.
Фото Виктора Громова.
