Что-то напоминала мне эта украшенная гребнем хвойного леса гора. Походила она не то на гриб, вздыбивший настил из сосновых иголок, не то на шляпу с загнутыми кверху полями. Само село располагалось на полях «шляпы», по кромке, а ниже, на склонах, уместились дачные кооперативы: «Ливадия», «Мичуринец», «Сосновый бор», «Родник»… И гора, и село, и дачи составляли одно ландшафтное целое, однако лично мне недоставало ключевого образа или, если можно так выразиться, иной грани восприятия. Вот почему, уже написав ряд заметок и очерков о Никольском Слободзейского района, автор не упускал возможности вернуться к теме, искал…
Кольский полуостров расположен на крайнем севере России. Почти вся территория находится за Северным полярным кругом. Омывается водами Баренцева, а на юге и востоке – Белого моря. Площадь – около 100 тысяч км². Площадь нашего Никольского вместе с окрестностями значительно меньше. Но ассоциации рождаются не только на уровне звучания. Село «омывают» волны южного, степного моря, по Пастернаку:
Как были те выходы в тишь хороши!
Безбрежная степь, как марина.
Вздыхает ковыль, шуршат мураши,
И плавает плач комариный.
Никольское, словно полуостров, на чей брег накатывают волны полевых трав, дикой степной растительности. Есть и своя цикличность. Свыше двухсот лет назад Дикое поле отхлынуло, отступило. Целинные земли распахивались пращурами: хлебопашцами, овощеводами и виноградарями. Но трудились они на помещичьих землях. Революция вручила землю крестьянам. А спустя семьдесят с небольшим – немалую часть окрестных угодий тихо, мирно передали дачникам. Те активно строились, тянулись к солнцу…
Но СССР распался. Пошатнулись устои. И степь снова нахлынула. Уютные дачи, равно как и сельские дома, то тут, то там стали пустовать, ладные строения потеряли былую осанку. В окна заглянул цепкий плющ. Пышные розы превратились в шиповник. Измельчала колированная клубника. Им в унисон дичали колхозные виноградник, персиковый и яблочный сады (впоследствии вырубленные). Заросло камышом дивное озеро в долине…
С Нелей Ивановной, известной на всю «Ливадию» дачницей, мы выходим недалеко от остановки рейсовой маршрутки «Тирасполь-Никольское», спускаемся по каменистой дороге к кооперативу. Открывается панорама с догорающими огоньками шиповника-боярышника на переднем плане. В дымке на дальнем тонет гора с ажурным хвойным узором.
– Эту гору мой сын, когда был маленьким, назвал «Щучьей», – не без гордости сообщает Неля Ивановна. А я думаю: «И правда, как сказочная рыба-остров из сказки про Синдбада-морехода. Вот он, ключевой образ…».
Неля Ивановна тем временем вводит меня в мир немногочисленных обитателей зимних дач. «Вот здесь у нас круглый год люди живут, воду в ведрах из родника носят. А вот и моя дачка».
Выясняется, что на шести сотках дачницей разбит настоящий парк, ну или, скорее, – сад. Всё тесно засажено. Тут тебе и полевые (ковыль, крокусы), и самые что ни на есть окультуренные: бузина золотистая, можжевельник голубой стелющийся… А из экзотических недурственно чувствуют себя хурма, павловния, лавр. Вода на террасах задерживается благодаря естественной преграде – высаженному рядками очитку (в народе его ещё называют «Заячьей капустой»).
Гуляем по улице Озерной к родникам и озеру. Никогда не думал, что и у дачников бывают свои легенды. Первая. Жил-был на этой улице один полковник, который, имея, так сказать, «возможность», в конце 80-х построил дачу своими руками. Вторая, дошедшая из более отдаленных времен. В старину, по воспоминаниям старожилов (кооператива?), долина называлась «Ведьмина». А всё потому, что здесь для своих колдовских нужд собирались ведьмы (я почему-то сразу представил себе Солоху из «Ночи перед Рождеством»). Ныне же стоит поклонный крест. Для его освящения дачники специально батюшку приглашали.
Сами дачи на любой вкус: с готической вертикалью, в духе колониальной архитектуры и просто избушки на курьих ножках. А есть футуристические – из неких металлических конструкций, поставленных на попа. А я всё гадал, куда деваются отвалившиеся ступени ракеты.
Мечтательно глядя по сторонам, замечаю в траве рельефную айву. Точнее, даже не замечаю, а узнаю о присутствии по запаху. Откусываю. И точно: сочная, как яблоко. Стоило ж повисеть и полежать.
В предусмотрительно надетых резиновых сапогах, как две рыбацкие лодки, входим в камыши. Родник. Собственно, никакой не родник. А холодильник «Гиочел» на боку. Открывается как сундук. А внутри – родник.
К озеру. Я слыхал об озере «Морской Глаз». Небольшом, но очень глубоком, с необычным изумрудным цветом воды. Наше, в Никольском, местные называют «Озером любви». Чистили его и углубляли в конце 80-х. С любовью. Потом забросили. Буквально в этом году заметно пожелтела вода А была… сапфировая. Озеро подпитывается донными родниками. В жару, если нырнуть, чувствуется холодок, поднимающийся из глубины. По уверению Нели Ивановны, глубина порядочная – метров шесть, не меньше. По крайней мере, была.
Спускаемся ещё ниже по склону и, миновав сильно заросший колючим кустарником овраг, начинаем восхождение. По левую руку – сосновый бор. Высокие разлапистые сосны сильно пострадали от пожара. Некоторые деревья повалены, в духе Шишкина. Тропинка заросла, грибников в последние годы, судя по всему, стало меньше. Тропинка огибает упавшие, догнивающие сосны, и снова взору открывается панорама…
На гребне группка сосен – плавник щуки с близкого расстояния. Прищуриваемся: степь с высоты птичьего полета, пейзаж с видом на соседнее государство, Украину. Там тоже хуторки, почему-то кажущиеся недосягаемыми, словно за стеклом… А с нашей, противоположной стороны, – домики, дачки, Никольское. Спускаемся. Неля Ивановна оправдывается, что вот, мол, летом здесь в сто раз красивее (где-то я уже это слышал), а зимой жизнь замирает. Но она и не замирает вовсе. Она просто течет в другом ритме, с другой интонацией. Капля тяжелеет, задерживается на ветке, падает. Капля за каплей, как физраствор…
Прощаюсь с дачницей-сталкером, удивительно бодро одолевшей крутой подъем. Улыбается: «Я в спецназе делопроизводителем работала. Да и огород заставляет поддерживать форму, не огород, а полоса препятствий».
На выходе из кооператива переобуваюсь – долой резиновые сапоги! Дорога по селу асфальтирована. Она-то и привела меня к дому по улице Ленина, где живет депутат Валентина Григорьевна Ратай. Обычный дом. Знакомлюсь с хозяйкой. Общаемся, расспрашиваю о жизни. Мимо девяностолетняя баба Валя тянет вязанку хвороста. С сумерками в одиноком окошке её хаты затеплится огонек. Не то лампочка Ильича, не то лампада. Ноктюрн. Само село, конечно же, электрифицировано, и газ есть. Узнаю от депутата, что многие годы в Никольском была проблема с водой. (К слову, про Валентину Григорьевну мне сказывали, что женщина она боевая, и за своих горой, а если что, и прищучить может.) Вода считалась давней проблемой. В сезон напор падал до нуля – так что и не полить, и не помыться. А всё потому, что сельчане на одной ветке с дачниками.
Из-за этого взаимные обиды, придирки. Для сельчан вода – жизнь. Для дачников – форма досуга. Но, слава Богу, камень сдвинут с мертвой точки, и под него потекла вода. В том смысле, что прямо на наших глазах в Никольском бурили новую скважину.
Село в административном плане относится к Владимировскому сельсовету. В самом Никольском нет ни Дома культуры, ни школы, ни садика. Врач принимает во Фрунзе. Школьников автобус возит по утрам во Владимировку (сейчас, правда, он на ремонте, так что приходится добираться своим ходом). Сложнее всего обращаться к медикам во Фрунзе. К примеру, если ребенок заболел и в детский сад нужна справка, за ней сперва нужно съездить во Фрунзе. Из Никольского рейсовый транспорт туда просто не идет. Можно с пересадками, но придется потерять уйму времени: из одного автобуса вышел, а другого ещё ждать и ждать. Никольцы, впрочем, не унывают. Лелеют надежду, что в селе появится детская площадка. Очень не хватает! Летом к сельским детям прибавляются доставленные на лето к бабушкам. Да и с дач охотно прибегают поиграть со сверстниками. Была бы площадка – элементарно проще усмотреть, а то дорога в двух шагах.
Знакомлюсь с никольской ребятней из семьи Доник. Андрей (9 класс), Лера (6-й) и Коля (2,3 года) делятся планами. Андрей собирается стать автослесарем, Лера – профессиональным поваром, и уже самостоятельно готовит украинский борщ, а по праздникам – торт «Наполеон». Коля пока не определился. Все хотели бы повидать мир – желание вполне понятное. Но полагают, что и в родном уголке есть немало хорошего.
Разговор о жизни, о прекрасном и наболевшем обильно сдабривается ностальгической приправой. Продолжаем беседовать за чашкой кофе в гостях у Валентина Ивановича Бендера, пенсионера, а в прошлом – лесника, а ещё раньше – электромонтера на насосной станции. В Никольское семья Бендер переехала в середине 80-х из Суклеи. Не жалеют, хоть и от города дальше. Но зато к природе ближе. Валентин Иванович вспоминал, как в былые времена всё село выходило на субботники, как заботились о лесе, сажали молодые деревья, устраивали пикники, пели песни… Нет, всё-таки что-то в людях изменилось. А кто тому виной? Сами люди.
Кстати, я всегда считал, что фамилия Бендер как-то связана с Бендерами. Однако Валентин Иванович поведал, что его предки были из немцев. Жаль. А мне казалось, что американский кинопродюсер Лоуренс Бендер, известный по фильмам Квентина Тарантино, таки наш человек.
И ещё один интересный житель Никольского, с которым я успел познакомиться в тот день, – Сергей Григорьевич Гибескул. Дальнобойщик со стажем, он изрядно поколесил по миру. А вернулся к себе, в Никольское. Здесь на отшибе поставил дом, разбил сад. Я бы сказал – в условно японском духе, с миниатюрными, причудливыми деревцами, прудиком с карпами, каменистыми «причесанными» полянами, аккуратными дорожками и пр.
Как-то так совпало, что в Никольском я побывал 19 декабря, на Николу зимнего. Вот и младшего из семьи Доников зовут Колей. Мне пришло в голову, что селу, окруженному живописными, сказочными местами, не хватает (ну, разумеется, помимо новых рабочих мест и детской площадки, а также энтузиастов в деле развития туризма) ещё и красивой легенды, связанной со святым покровителем. Возможно, святитель совершит чудо, и кому-нибудь из сельчан приснится, откроется эдакая легенда-быль.
Вот, примерно, как мне открылась тайна Щучьей горы, особая стать полюбившегося Никольского.
Николай Феч.
Фото автора.
