Как-то весной мне довелось совершить раздумчивую, непритязательную прогулку. Много лет собирался прогуляться по дамбе вдоль днестровской излучины. И вот звезды, что называется, сошлись.
Хорошая асфальтированная дорога ведет от тираспольской набережной, мимо паромной переправы, минуя Никольскую церковь. Ещё несколько домов в частном секторе, многоэтажки на заднем плане, и город отступает. Асфальт по-прежнему хорош. Так что, может, и зря я отверг вариант велосипеда.
Иду. Мысли сменяют одна другую. И не то чтобы скачут, но возникают и исчезают без всякого плана, словно выхваченные наугад из записной книжки. И если какие-то вам, уважаемый читатель, покажутся бессвязными, а то и вовсе экстраординарными, не судите строго. Мысли – они такие.
На деревьях то и дело попадаются таблички, призывающие бережно относиться к природе: «Друг, ты забыл свои тарелки!». По обочинам поднимается молодая сочная крапива. Заневестилась алыча. Поют птицы.
Из книги Андрея Ткачева «Полчаса тишины»:
«Одни ищут её, другие страшатся. Для первых она – воздух, для вторых – суд. По-настоящему услышать свой собственный голос можно только рядом с ней. Мы говорим о тишине… То, как растёт из зерна колос, хорошо представляют, но плохо понимают даже титулованные биологи. Личность же растёт в тишине».
На кургане высоченный марсианин взывает к своим улетевшим, но обещавшим вернуться собратьям. Это на искусственном холме стоит опора ЛЭП. Её форма всегда напоминала мне силуэт с поднятыми руками. Если не инопланетянина, то схематичную женскую фигурку, наподобие тех, какими наши отдаленные предки украшали одежду, рушники, глиняную посуду. Этнографы полагают, что речь идет о ритуальном действе, молении о дожде.
И правда, как будто накрапывает. Вернуться – вполне здравая мысль. Но я только набрасываю капюшон предусмотрительно надетой ветровки. Очень полезная штука – капюшон. Как и термокружка, подаренная профсоюзом к 23 февраля.
Дождь припускает сильнее. Гоню прочь мысли о возвращении. По озимым, как по бульвару, от меня чешет откормленный заяц-русак. Бежит прихрамывая, совсем по-собачьи, только уши торчат. Провожаю зверюгу молодецким окликом: «Э-ге-гей!».
Всё, дождя как не бывало. Асфальт тоже кончился. Грунтовка изгибается под стать излучине. Силуэты окраинных многоэтажек всё дальше. С противоположной стороны Днестра доносятся звуки проскакивающих автомобилей где-то по дороге на Кицканы.
Эка меня занесло. А если соединить концы излучины в точках, где она ближе всего подступает к городу, и провести между ними линию, отрезок пути окажется в три раза короче (это хорошо видно на карте).
Помню, однажды мы с компанией прошли вниз по улице Ленина, мимо техникума коммерции и Арбитражного суда, рядом с водоемом, где тогда разводили рыбу, и вышли на красивый, поросший ивами, берег. Там устроили пикник. Но кто-то из приглашенных опаздывал и по телефону сообщил, что он только у парома. Ну мы, сдуру, и велели ему идти по дамбе. Спустя час этот человек по-настоящему запаниковал. Он был абсолютно уверен, что заблудился и, вероятно, давно оставил позади наш бивак. Тогда как на самом деле предстояло топать и топать.
Очень необычное ощущение, когда город, казалось бы, вот он, рядом, а дорога к нему всё никак не приближается. И ты всё идешь… Поэтому я и называю эту коварную излучину «Бермудским треугольником», про который известно, что там пропадают самолеты и корабли.
Но что это я всё по дамбе, да по дамбе. От полуразрушенной фермы, где остервенело лает внушительного вида сторож, спускаюсь к реке. Выхожу на облюбованную кем-то полянку. Столешница, скамейки из подручного материала говорят сами за себя. К дереву на веревке подвешена автомобильная покрышка. И хотя ветра нет, она сама собой гипнотически повертывается то одним, то другим боком.
Внезапно моего слуха достигают живые голоса – к реке направляется стадо коз. С ужасом замечаю среди них здоровенную псину, ту самую, с полуразрушенной фермы. Порода – комондор (по-итальянски: cane commodore – король собак). Не сразу до меня доходит, что никакая это не собака, а просто исполинская овечка с белоснежным руном.
«Бе, – говорит овечка – …рмуды!». Ещё немного и она ловко, словно тигр в цирке, нырнет – алле-оп! – в ту самую покрышку, которую я принял за качели. В таких местах чем черт не шутит. Но всё обошлось.
Торопливо покидаю Овечью поляну. И вперед, быстрым шагом…
Любопытная картина: со стороны дамбы и вглубь зеленеющего поля до сухого дерева, а потом назад к ферме ведет хорошо укатанная дорога. Парадокс в том, что с дамбой она не соединяется. А значит, по ней никуда, кроме поля и фермы, нельзя добраться. Вот такие Бермуды.
Не известно, впрочем, что ещё увидел бы я, гуляя по берегу колдовской излучины, но, на мое счастье, впереди показалась знакомая «индейская» тропа. Пять минуть ходьбы – и дома.
Но оказалось всё не так просто. Впереди меня ждал пыльный, невероятно разросшийся замусоренный пустырь. «Друг, ты забыл свою летающую тарелку, чтобы помочь вывезти всё это с земли!».
А может, кто-нибудь думает, что терриконы строительного и бытового мусора подобны кораблям, что бесследно исчезают в Бермудском треугольнике?
Николай Феч, г. Тирасполь.
Фото автора.
