Скоро Пасха. Приготовления к ней – целая наука, при этом обязывающая к беспрекословному соблюдению всех традиций и ритуалов. Когда опытные хозяйки с сединой передают свои секреты и рецепты куличей «испокон веков» хозяйкам молодым, робким, но жадно впитывающим науку. Науку сделать пасхальные праздники ярким воспоминанием своих детей в их взрослом будущем. Науку соблюсти все таинства и тем самым иметь шанс прикоснуться к важному, к самой вечности, быть может…
Для меня этот праздник – смешение воспоминаний из детства и уже взрослых представлений о нем. Это такой клубок чувств и впечатлений, переплетенный с вполне конкретными деталями, без которых пазл не сложился бы. Без которых праздник был бы невозможен. Я помню: долгожданная, но еще неустоявшаяся ветреная весна. Нежеланное, но «желательное» посещение школы. И на носу – Пасха. Помню: мама – молодая, красивая брюнетка. Занятая одновременно и работой, и кучей домашних и внедомашних дел. И все же в перерывах с трепетом готовящаяся к православному празднику. Помню, как обязательно за неделю до него всей семьей (все три поколения) мы шли на кладбище. Приводили в порядок могилки родных, о которых я знала только по рассказам от взрослых. Сажали цветы, красили скамейки, выносили мусор – и делали все это, как казалось мне тогда, не столько потому, что было это важным, нужным делом, сколько потому, что так совершался некий ритуал уважения и памяти об усопших. Наверное, так оно и было.
За неделю до Пасхи отлично знали, что грядет большая уборка. Самая что ни на есть генеральная. Всех трех комнат. Мытье окон после зимы, скрип газет, убирающих со стекол разводы от воды. Стирка занавесок и штор, которые скоро займут свое прежнее место, принеся с собой не только ощущение чистоты, но и аромат весеннего утра. Они, колышимые ветром из открытого балконного окна, наполняли квартиру уютом и вселяли в наши души умиротворение. Как и чуть влажные после выбивания во дворе ковры, вернувшиеся на блестящие полы. После всех этих производимых два раза в год манипуляций казалось, что душа твоя вместе с квартирой прошла обряд очищения, обновления, возрождения. И мысли словно становятся яснее, упорядоченнее, и, казалось, жизнь приобретает какой-то новый смысл и новое направление. Думаю, именно так все и было.
Когда дом уже был чист, полным ходом начиналась подготовка к выпеканию куличей. Из ящика доставали старенькую записную книжку в коричневом дерматиновом переплете. В ней – проверенный несколькими поколениями рецепт вкуснейшей пасхи. Получалась она не воздушной, как пух, а сладкой, сбитой, плотной и как бы влажной. Потому что припасов в нее шло много: на куличах у нас не экономили. Яйца, масло сливочное, сахар, белая мука – все самое отборное, высшего сорта. Тесто готовилось в несколько приемов. Приходилось ждать, пока оно несколько раз подойдет, прежде чем приступать к формовке куличей. На кухне пахло ванилью, молоком и сливочным маслом. И еще запаренным изюмом, маком, растолченными с сахаром грецкими орехами, вишней в собственном соку. Ведь вместе с куличами мама всегда пекла дрожжевые рулеты и рогалики с самой разной начинкой. И на Пасху угощала выпечкой всех-всех родных. В каждом рулете – любовь и праздник весны. В каждом рогалике – вера и добро. В каждом куличе – единение родни и негласная общность. Так я чувствовала тогда. Так запомнила и вспоминаю теперь. Так оно и было.
Уже в девяностые годы взрослые ходили в церковь на ночную праздничную службу, освящать куличи и крашеные яйца. Нас, детей, звали с собой тоже, и мы обещали. Но когда приходило время, и мама тихонько будила нас в самый разгар сна, идти в холодную ночь совсем не хотелось. И мы лишь плотнее укутывались в свои одеяла, обхватив руками теплые мягкие подушки. Преодоление давалось лишь взрослым и осознанным. Они несли – кто в пакете, кто в плетеной корзине – куличи и яйца. У кого-то яйца были яркими, разноцветными, у кого-то – коричневыми от луковой шелухи, с непрокрашенными, словно отпечатанными, силуэтами петрушки. Мне куда больше нравились последние, потому что они казались сказочными, неискусственными. И куличи были тоже непохожими друг на друга, с самыми разными верхушками: присыпанными сахарной пудрой или помазанными взбитым яичным белком, на котором красовалось украшение в виде съедобных звездочек. Какие-то были без присыпки вовсе, но хорошо пропеченные, с глянцевой корочкой. Другие привлекали маленьких детей шоколадной глазурью и сверкающим бисером.
Какими бы ни были эти верхушки, после освящения в церкви именно они, как правило, съедались дома детьми в первую очередь. Чопорные взрослые в иных семьях этого не позволяли делать, но мои родители никогда не были чопорными. Нам позволяли все или почти все. Так и я поступаю теперь, став мамой одного светлого доброго мальчишки. Позволяю ему есть белоснежные сладкие верхушки. Но он всегда делится ими со мной. И предлагает нам с мужем выбрать самые красивые яйца первыми. А мы уступаем эту возможность ему. И надеемся, что, когда он вырастет, в его душе будут жить теплые воспоминания о светлом празднике. А главное – чувство веры. В себя. В людей. В добро. Надеюсь, все так и будет.
Варвара Кика.