Начинать новый год как бы с чистой страницы, с белого листа, эквивалентом которого в природе является снег, – что может быть правильней и логичней? Директор Тираспольского объединенного музея Алла Мельничук, дитя послевоенной поры, прочно усвоила эту ассоциативную связь, поскольку в детстве и юности людей ее поколения новогодние торжества, как правило, совершались в пышном, торжественном, снежно-морозном антураже.
Как историк Алла Антоновна хорошо разбирается в многочисленных перипетиях с датами, которые, например, сделали возможным в России такой парадокс, как Старый Новый год. Любивший подмечать разные несуразности нашей жизни юморист Михаил Задорнов утверждал, что рационалистическим европейцам такого точно не понять.
Возможно, но ведь главное, что мы понимаем – и принимаем. Пусть среднестатистическому гражданину мало дела до «головоломной» истории перехода с принятого в Древней Руси юлианского календаря на григорианский, по которому жила Западная Европа. Первым «подтянуть» неторопливую матушку-Русь к всё куда-то спешащей Европе попытался, разумеется, государь-реформатор Петр Первый. Но… как-то не дотянул: хоть и повелел народу встречать Новый год не 1 сентября, как раньше, а 1 января, однако все-таки по старому юлианскому летоисчислению. Вот и получилось, что 1700 год Россия отпраздновала на 10 дней позже Европы, а к Октябрьской революции 1917 года отставала уже на 13 дней.
В 1919 году большевики решили окончательно перевести страну на григорианский календарь (известный в народе как «новый стиль»). С празднованием Рождества Христова революционная власть решила бороться до победного конца, однако народ сопротивлялся, так что до 1929 года даже в советских календарях рождественские дни (7 и 8 января) значились праздничными и нерабочими. Кстати, ведь и обычай наряжать елку, и Дед Мороз с подарками, и детская песенка «В лесу родилась елочка» изначально были связаны с Рождеством. Европейский обычай украшать дома хвойными деревьями на 1 января в дореволюционной России так и не прижился.
Большевики, официально запретив праздновать Рождество Христово, лишили народ и елки с игрушками, и Деда Мороза с подарками. А главное – особой новогодней атмосферы. День 1 января до 1947 года значился в календаре обычным рабочим днем.
В общем, СССР на заре своего существования хотел оставить народу только новые, «красные» праздники, а «старорежимные и поповские» старался искоренить начисто.
Такая авантюрная, левацкая затея не могла увенчаться успехом, и уже в 1935 году кое-что вернулось на круги своя. Сперва Новый год разрешили праздновать ради детей: новогодние елки к 1 января стали устраивать в советских школах, детских садах, Дворцах пионеров, детских клубах, даже в кино- и театрах. Кстати, вернулся и Дед Мороз, но уже не один, а со Снегурочкой – внучкой и помощницей. Между прочим, она тоже олицетворяла знак нового времени – борьбу за женское равноправие. Хотя, как можно заметить, с умеренным патриархальным уклоном, вообще присущим советскому строю, хотя официально отрицавшемуся.
Наконец, 23 декабря 1947 года руководство страны объявило 1 января праздничным и нерабочим днем. Очевидно, народ-победитель это заслужил. А в шестидесятые годы, когда Алла Мельничук была школьницей, неофициально «реабилитировали» даже Старый Новый год, приходящий 14 января (по юлианскому календарю). В учреждениях культуры его обозначали как «вечер, посвященный подведению трудовых и творческих итогов прошлого года». К этому, конечно же, добавлялись концерт, праздничный ужин, танцы. В анонсах телепередач звучало: «Для тех, кто работал в новогоднюю ночь, мы повторяем…». На прилавки «выбрасывали» деликатесы и дефициты. В общем, это было хоть и неофициальное, но активное народное «допразднование».
С детства в памяти Аллы Мельничук Новый год остался «двойным» феноменом – общественным и домашним. Первый – более пышный и торжественный, с утренниками, концертами и так далее. Сначала он был связан с детским садом, потом – со школой. Кстати, о ней – отдельная история. До восьмого класса Алла училась в школе села Кременчуг, директором которой был ее отец. А вот оканчивать десятилетку надо было либо в Копанке, либо в Слободзее. Поскольку русская школа в Слободзее была лучше, выбор пал на нее. В общем, она находилась близко, но зато через Днестр (Кременчуг – село правобережное). Паромной переправы на русскую часть Слободзеи, как и сегодня, не имелось, ее эквивалентом был лодочник-перевозчик. В теплое время года маленькое путешествие через реку было даже приятным, но всё менялось с приходом настоящей зимы, когда Днестр покрывался льдом. Не таким прочным, чтобы по нему можно было без риска перейти реку пешком, но «лодочный сезон» закрывавшим стабильно на два-три месяца. И вот, чтобы добраться до Слободзеи из Кременчуга, приходилось совершать «кругосветку»: сначала автобусом до Бендер (Тираспольский мост построят позже), оттуда в Тирасполь, и еще километров 20 – до места назначения. Понятно, что ездить так далеко каждый день было нереально, поэтому при школе в Слободзее организовали маленький зимний интернат. А для поездок домой на выходные дни и новогодние каникулы школьников из Кременчуга наделяли бесплатными проездными билетами.
Домашний Новый год был, как и сегодня, праздником семейным, хотя и довольно открытым – все-таки то были советские времена, да еще в селе, где, в некотором смысле, все жили одной большой семьей. Алла Мельничук не помнит, чтобы в новогоднее меню тогда входил салат «Оливье» – его заменяли вкуснейшая мамалыга, холодец из домашней курицы, жареная рыба… Специально для встречи Нового года у многих сельчан была припасена бутылка шампанского, считавшаяся особым шиком.
Как и мандарины, достать которые было тогда непросто, но возможно. Отцу Аллы Антоновны это обычно удавалось, к радости домочадцев, особенно детей.
Купленную на базаре в Бендерах живую елочку украшали теми игрушками, которые в наши дни являются раритетными, за которыми охотятся коллекционеры. Собрание таких ретро-новогодних украшений имеется и в столичном музее, которым много лет руководит Алла Мельничук. Они греют ей душу, напоминая лучшие, праздничные моменты далекого детства. Когда Новый год встречали белыми зимами.
Олег Соснин.
Фото Виктора Громова.