Когда открываются глаза
«Весь мир – театр, а люди в нём – актёры», – сказал величайший драматург. С этим можно не соглашаться, спорить, но нельзя отрицать того факта, что попавший в театральную среду невольно проникается ею. Так произошло с Игорем Степановичем, довольно неплохим электриком, которого свои люди запросто называли «Игорьком».
Когда Игорёк устраивался в театр, знакомые предупреждали его: «Сцена затягивает!». Но поскольку выбор на тот момент был невелик, парень недолго колебался. «Что ж, театр так театр, – бесстрашно отвечал он. – Где б наша не пропадала. Шерше ля фам».
Про женщин это он неслучайно сказал. Жена Игорька всерьёз опасалась, что в театре муж попадёт под софиты пристального внимания звёзд первой величины. Разумеется, такие мысли, когда о них узнаёшь со стороны, вызывают невольный смех. Вот делать им, звёздам, больше нечего, как только падать Игорьку на грудь. Но, с другой стороны, дело житейское: мужчина он видный, аккуратный, почти не пьёт. Зайдёт в гримёрку лампочку вкрутить, и ага… А какой женщине, будем говорить, не люб мастер золотые руки. Тем более когда речь идёт о людях искусства. Те без посторонней помощи ну просто гвоздь в стену забить не могут, так рассуждала жена электрика и была не столь далека от истины.
Дальнейшие события показали: выводы относительно театральной среды делались несколько опрометчиво. Никто к Игорьку в гримёрках не приставал. Подобно десяткам других технических работников, он естественным образом влился в штат, выполнял, как и предписано, должностные обязанности.
Но с Игорьком случилось нечто гораздо худшее, чем супружеская измена или что-то в этом роде. Он успел заболеть сценой. По многу раз, когда удавалось, пересматривал репертуар (особенно любил «Укрощение строптивой»), не пропускал ни одной премьеры, ходил даже на репетиции.
Над электриком стали подтрунивать. Тот сносил и это. Приметив азарт технического работника, главный режиссёр шутки ради придумал задействовать его в одной постановке. Надлежало как бы случайно выйти на сцену, внести лестницу, встать на неё и что-то там поправить в абажуре, а потом так же беспечно выйти. Задача вполне посильная; казалось бы, и играть ничего не нужно – будь собой! Но тут выяснилось, что Игорёк панически боится выступать. Очутившись перед публикой, он впадал в такой ступор, что не только случайно попавшего на сцену электрика, но и абажур или торшер изобразить бы не смог. После шестой отчаянной попытки от затеи пришлось отказаться.
А тут и вовсе у Игорька горе стряслось. Разнёсся слух, что в селе умер воспитавший его дедушка, которому на ту пору было уже что-то под сотню лет. Игорёк не хотел никому говорить, только попросил предоставить отпуск на три дня. Но информация всё же просочилась, и немудрено: историю деда Павла в театре знал каждый. Её не единожды рассказывал сам Игорёк. Дело было как…
Парень, как раз перед тем как начался вооружённый конфликт, остался без матери (отец их бросил раньше). Ребёнка собирались отдать в школу-интернат. Но дед его отбил. Сказал: «Будем вместе век коротать, будешь по хозяйству мне помогать; вдвоём веселее». Так и стали жить. А тут война началась. Дед Павел, ветеран, кадровый офицер, 1927 года рождения, записался в ополчение. Сказал: «Не могу дома оставаться». Понятно – мужчина той ещё закалки, характер – кремень. «Прости, говорит, внучок, но, если что, Родина тебя воспитает. Не забывай!».
Дед фактически заменил ему отца. И хотя воспитывал железной рукой, иногда и тумака давал за шалость, Игорёк любил его. Вместе на рыбалку ходили, вместе работу всю крестьянскую делали. Иногда, придя с поля, так и падали без сил, замертво. Это в городе дети растут, не зная, что такое физический труд. А в селе по-другому и не бывает. Есть на эту тему хорошая молдавская поговорка: «Шапте ань де акасэ».
Игорёк сызмала привык к такой жизни. Лишиться единственного дорогого человека, а значит и всего привычного уклада для него было страшнее собственной смерти. Подумав, он стал упрашивать деда взять его с собой. Тот не хотел, но под напором вынужденно уступил. Ну и пошли настоящие военные будни: дед на позициях, Игорёк на позициях. Дед сидит в окопе с другими защитниками, и Игорёк в окопе…
Дальше – больше. Павел Евграфович стал давать ему небольшие поручения. То за патронами к командиру отправит, то за медикаментами. То домой к ним – еды принести. А один раз велел переплыть речку и самостоятельно разведать обстановку: в правобережном селе противник тогда накапливал силы. Опасались внезапного форсирования. Игорёк в предрассветных сумерках пересёк водную преграду. Встретив дозорных, прикинулся пастушком, а сам, не будь дураком, ходит да всё примечает… Ну и запомнил, где под какой массетью бэтээр стоит. А потом таким же макаром назад. Кто знает, возможно, именно та его вылазка и помогла не допустить внезапного прорыва. Да что он! Это всё дед – человек-легенда!
И вот деда не стало. В театре все так ярко представляли его образ, что посчитали святым долгом сделать для Игорька всё и даже больше. Собрали приличную сумму, для чего некоторым отнюдь не бесталанным актёрам пришлось запросить аванс. Когда обратились к костюмеру Наталье, та очень удивилась. Она, между прочим, и сама была родом из того же села, но никогда не слыхала про героического деда Павла, не думала вообще, что они с электриком земляки. Возможно ли такое?..
О подозрениях под большим секретом доложили главному режиссёру. Предстояло срочно решить, что делать с собранными деньгами. Маэстро не спал всю ночь, никак не мог вспомнить, что история Игорька ему напоминает. И вдруг вспомнил: ну конечно! Это ж весьма вольный пересказ баллады Константина Симонова «Сын артиллериста». Самое поразительное, что поэтически-драматический спектакль по знаменитому произведению они сами и поставили. Спектакль входит в постоянный репертуар. И надо же, никто не заметил…
«Ай да, Игорёк!» – улыбался главреж. – Ну что же, будем считать собранные деньги гонораром. Как-никак, электрик исполнил свою, возможно, главную в театре роль».
Пётр ВАСИН.
Фото: http://www.imdb.com
Газета №157 (7783) от 23 августа 2025 г.
