Городские истории – это тоже фольклор. Они могут быть самыми разными. Например, небезызвестный Михаил Соловей как-то рассказывал мне про братьев Артамоновых. Авторы памятника Суворову искали подходящую «натуру». Якобы передняя правая нога дончака, на котором восседает Александр Васильевич, никак не давалась (так, во всяком случае, рассказывал Соловей), а нужен был красивый, грациозный изгиб. И вот однажды, когда один из скульпторов культурно отдыхал в тираспольском ресторане, внимание его привлекла симпатичная официантка. Впрочем, это отдельная тема. К ней мы как-нибудь обязательно вернемся. А пока…
Счастливые носки
Молодой человек окончил университет, даже отслужил в армии, но никак не мог найти себя в жизни. Ни один из известных видов деятельности особого интереса у него не вызывал, заработок был непостоянным, да и то сказать, одно слово, что «заработок». Как-то вечером в пятницу наш герой брел по окраинным улочкам приднестровской столицы с тридцатью рублями в кармане. На эти деньги еще можно было попытаться как-то организовать пятничный досуг. Он как раз собирался купить в мини-маркете что-нибудь расслабляющее, как вдруг увидел у стены одного из домов женщину. Она сидела на табуретке и вязала носки, развесив товар здесь же, вдоль выщербленной котельцовой стены, на бельевой веревке.
Вид готовых шерстяных изделий развлек прохожего: носки были радужными, ямайскими, во
вкусе Боба Марли. Не факт, конечно, что на Ямайке вяжут носки. Но, с другой стороны, носят же там вязаные разноцветные шапки. Про Ямайку он, в сущности, знал не так много. На слуху были колдуны Вуду и знаменитый легкоатлет Усэйн Болт. Всё это, впрочем, не имело отношения к делу.
Одна пара была особенно хороша. Вообще, мужчины покупают носки довольно редко. В данном случае, быть может, сказалось то обстоятельство, что ни жены, ни собственной вяжущей носки бабушки у молодого человека не было. Бог с ним, с мини-маркетом, он решился. Женщина невероятно обрадовалась первому покупателю, назвала цену: тридцать рублей, то есть ровно столько, сколько лежало в кармане. Ямайские носки того стоили.
А утром следующего дня ему позвонили из одной фирмы, занимавшейся поставками холодильного оборудования, где он месяца четыре назад оставил свое резюме. Место менеджера освободилось. В новом коллективе молодой человек, на удивление, сразу почувствовал себя комфортно. К продаже холодильников подошел с полной самоотдачей и был замечен начальством, которое стало его отправлять на всевозможные курсы и семинары. Он приписывал успех волшебным носкам.
Однажды по рабочим вопросам наш знакомый попал на Ямайку, где задача бесперебойной поставки холодильников является стратегической. Гуляя по вечернему Кингстону, тираспольчанин ненароком угодил в такой район, где туристам лучше совсем не показываться. Его окружила одна из местных банд. Убежать имел бы шанс разве что Усэйн Болт, заключить контракт на поставку белорусских холодильников «Atlant» также не представлялось возможным.
Благо, на молодом человеке, как всегда, были его счастливые «ямайские» носки. Увидев их, негодяи изменились в лице и мигом растворились в одном из переулков. В чем была причина такой реакции, он так и не узнал. По всей видимости, коренные ямайцы знали о разноцветных носках что-то такое, чего не знал он…
Голубая ночь
С этим «Запорожцем» Владимира Ильича многое связывало. Лучшие годы его жизни фактически прошли в голубом «Запорожце»; цвет, если быть точным, назывался «голубая ночь». На нем Владимир Ильич ездил со своей будущей женой Надеждой в Крым, где они, выходцы из Советской Молдавии, отдыхали дикарем, умудрившись почти месяц прожить без денег – Владимир собирал по всему побережью бутылки и сдавал стеклотару. Зато было что вспомнить. Они с женой и вспоминали. О, какие это были волшебные, золотые дни, какие голубые ночи!..
С тех пор прошло много лет. «Запорожец» выезжал из гаража всё реже. Потом место в гараже занял «Фольксваген-пассат», который купил сын. А потом Владимира Ильича не стало. Он так и не дождался внуков. Сын, Илья Владимирович, холостяковал. Он поначалу собирался продать отцовский ЗАЗ-966. Не тут-то было! Сперва требовалось оплатить техосмотр за несколько последних лет, что делало продажу нерентабельной. Оставалось сдать на металлолом, да всё руки не доходили.
«Запорожец» преспокойно догнивал за воротами, как вдруг Илью Владимировича похвалил сосед. Говорит, молодец, что выезжаешь, «Запорожец», он, как конструктор, затягивает… «К чему бы это?» – не понял Илья. Оказалось, недавно сосед, отправлявшийся затемно на рыбалку, не обнаружил «Запорожца» на своем месте. А потом смотрит: стоит.
Илья Владимирович не знал, что и думать, настолько история, рассказанная соседом, его потрясла. А в баке-то бензина ни капли. Что бензин! Маловероятно, чтобы «голубая ночь» могла проехать хоть метр своим ходом. Он, на всякий случай, повертел ключом в замке зажигания: «Запорожец» не подавал никаких признаков жизни.
Но потом и другие соседи стали говорить, что видели его ЗАЗ на ходу. И вот однажды, лунной ночью, когда Илью мучила бессонница, он явственно услышал за окном звук двигателя, который ни с чем не перепутаешь. Мужчина выскочил за ворота, но «Запорожца» уже не было.
Он решил не заявлять в милицию, а просто прошел на кухню и, напившись валерьянки, лег спать. Утром мистический «Запорожец» стоял под забором, всё такой же полуразвалившийся, ржавый.
Что оставалось делать Илье Владимировичу? Он нашел по Интернету единомышленников, тех, кто увлекается восстановлением старых автомобилей. Ребята помогли восстановить «голубую ночь». За это время он сам многое узнал о советском автопроме, вступил в ретро-клуб, где и познакомился со своей будущей женой Кристиной (ей от отца достался тяжелый мотоцикл К-750). Вместе на «голубой ночи» отправились в Затоку. А потом родился мальчик, которого назвали в честь деда, Владимиром Ильичом.
Акулина с козами
Тот, кто думает, что козы – атрибут сельской местности, сильно ошибается. В частном секторе, особенно на окраинах Тирасполя, местные жители регулярно пасут коз. Одну из таких жительниц я помню еще с университетских времен. Было это лет двадцать назад. Я тогда только поступил на исторический факультет ПГУ, располагавшийся в здании детского сада по ул. Горького. От моего дома до факультета удобнее всего дойти по 1 Мая. И вот едва ли ни каждый день, особенно в теплое время года, отправляясь на учебу или возвращаясь с лекций, я встречал бабушку с козами, казавшуюся уже тогда очень древней. Я почему-то считал, что имя у нее должно быть каким-то старорежимным, наподобие Агриппины, Акулины, Евдокии или Феклы. Сейчас так не называют, а жаль, имена-то красивые, куда более теплые, близкие и понятные нам, чем, скажем, Аманда, Бианка или Даниэлла. Но это дело вкуса.
Я учился на первом курсе, а бабушка Акулина (так я ее про себя называл) уже едва ходила. Она опиралась на свою тележку вместо клюки. Но при этом неотрывно следовала за козами.
И вот, поверите ли, недавно – прошло двадцать лет! – иду я по 1 Мая вдоль забора
теоретического лицея и вижу ее, Акулину, словно возникшую из прошлого, дай ей Бог здоровья. Всё такая же, согнувшаяся чуть ли не до земли, но при деле, при козах. Эх, жаль, думаю, нет с собой фотоаппарата. Поколебавшись, решаю сбегать домой за камерой. И сбегал. Прошло от силы минут десять. Однако же бабки Акулины и след простыл. Стою, как дурак, посреди улицы, моргаю: «Нет!».
Уж не померещилось ли? А может, это вовсе и не та Акулина, что была в годы моей юности? Я стал искать, полрайона оббегал. И что же? Нашел! Выше двумя кварталами, на «пастбище» у седьмой школы. Очень резвая оказалась старушка. Козы Малана и Зорька как раз затеяли бодаться с компанией школьников. Малане, той по части бодливости нет равных. Она и меня умудрилась разок-другой поддеть, пока я фотографировал.
Школьники ушли, мы с хозяйкой разговорились. Оказалось, что зовут ее, и правда, Акулиной Васильевной. Лет от роду восемьдесят четыре. Это не много. Отец, Василий Федотович, фронтовик, прожил девяносто шесть. В Тирасполь семья переехала после войны из Тулы. Я сказал, что хорошо помню Акулину Васильевну еще с начала двухтысячных, но она как-то пропустила эту мою реплику мимо ушей и, как ни в чем не бывало, побрела дальше с подопечными. Дворняги, оказавшиеся у них на пути, почтительно расступились – иметь дело с Маланой никому не хотелось.
Довольный тем, что успел заснять колоритную хозяйку, ничуть не изменившуюся за минувшие два десятилетия, решаю заодно глянуть и на родной исторический факультет, давно переименованный в институт государственного управления, права и социально-гуманитарных наук. Подхожу к знакомым до боли зеленым воротам – и вдруг вижу: из ворот дружной гурьбой выходят мои однокурсники. Устремляют на меня какой-то обалдевший, недоумевающий взор, мнутся, потом неуверенно спрашивают, когда это я успел отрастить бороду и почему сегодня не был на парах.
Николай Феч.
Фото автора.