В университете я уверенно шел на красный диплом. И та «четверка» по педагогике в известном смысле стала переломным моментом. Я, помню, тогда очень обиделся на преподавателя. И только с возрастом понял, как она меня переоценила.
Теперь у меня свои дети, которых, хоть изредка, а всё же приходится учить разумному, доброму… Дети, судя по всему, обо мне такого же мнения. Так и живем. Как говорила героиня Барбары Брыльски в «Иронии судьбы»: я их перевоспитываю, они – меня. Кто кого?
Боюсь, что особым педагогическим талантом в нашей семье обладает младшая. На эту тему несколько эпизодов из жизни.
Абрашин дом
Я люблю рассказывать детям о старом Тирасполе, как когда-то рассказывал мне отец. Показываю дом, говорю, что раньше здесь было то-то, улица называлась так-то. Мне кажется, это формирует у ребенка объемную, многомерную картину. И вдобавок просто приятно, что события минувшего, люди, которых знал, не канули в Лету.
Результаты такой педагогики подчас поразительны.
Вот, скажем, идем мы с младшей мимо старого частного дома с провалившейся крышей на углу улиц Котовского и Горького, а она мне так грустно говорит: «Вот здесь, папа, жил дедушка Абраша. Он сидел у самого перекрестка на стульчике и иногда просил знакомых купить ему хлеб. Когда твоя бабушка Женя, моя прабабушка, шла в сторону швейной фабрики, он её тоже просил, этот дедушка Абраша…».
Я прослезился. Ведь это была картина моего детства. Давно уж нет дедушки Абраши, нет и моей бабушки Жени, и сам дом, судя по всему, долго не простоит. Но теперь имя этого, в общем-то постороннего человека, будет жить вместе с моим ребенком, как живет оно все эти годы в моей памяти.
– Когда ты, папа, будешь старенький и будешь сидеть у перекрестка, я тоже буду тебе ходить за хлебом, – резюмирует младшая вполне в духе школьного сочинения, в очередной раз заставляя меня умилиться.
Я глажу дочурку по головке: «Всё так, милая, всё так!». Она отдает мне портфель и мчится вперед, завидев на горизонте знакомые косички или бантики. А я ещё несколько раз оглядываюсь на покосившийся, нежилой, но всё-таки уже запечатленный в памяти потомков Абрашин дом.
Умный в гору не пойдет
Нам пора на тренировку. Вот другие родители водят девочек на танцы, музыку, рисование. Я вожу на дзюдо. Это потому, что меня самого в детстве родители на борьбу и бокс не пускали. Но не только поэтому. Просто борьба – контактный вид спорта. А нам, современным людям, вот этого контакта ой как не хватает. Каждый в своем обособленном мире, в своей раковине. И если изредка нас из раковины всё-таки вытаскивают, вторгаются в «зону комфорта», это становится трагедией. Ну, скажем, наступили на ногу в троллейбусе, нахамили или обсчитали на рынке… Так это жизнь, и к ней нужно быть готовым. Не в том смысле, что сразу бросок через бедро. А просто требуется психологическая готовность к контакту, конфликту. Ибо конфликт – просто оголенный, незамаскированный контакт.
Так думаю я. Дети не спорят. Дзюдо, по крайней мере, интереснее гимнастики, куда их заставляла ходить мама.
Итак, у нас по плану тренировка. Я везу младшую на багажнике велосипеда (чтобы не тратиться на маршрутку). Она бодро болтает ножками, мурлычет песенку себе под нос. Ещё бы – педали-то кручу я! Решаю использовать время более продуктивно, так сказать, педагогически целесообразно. Рассказываю про то, как важно уметь ставить себе цель, достигать её, ставить новую и т.д., постепенно повышая нагрузку. Младшая не спорит.
Дорога ведет в гору. Я толкаю велосипед, а заодно – речь. Как старый замполит. «Всё выше, выше и выше!..»
Странно, сегодня этот подъем дается мне с каким-то особенным трудом. Едва успеваю вытирать пот с лица. Может, намотал что на колесо… Пристально осматриваю велосипед и, к полной для себя неожиданности, обнаруживаю пухленькую ножку своей дзюдоистки на педали в положении тормоза. Выходит, я толкал в гору велосипед, который ещё и стоял на тормозе. «Ты зачем, – говорю, – это делаешь?»
– А это я, папа, чтобы тебе нагрузку поднять. Ну ты же сам говорил, в чем смысл занятий спортом…
«Твикс»
Ну, думаю, по крайней мере, она меня слушает. Это уже хорошо. Однако надо бы саму дочурку как-то мотивировать, чтобы тренировка прошла ударно не только для меня. «Ты, – говорю, – сегодня уж постарайся, а я, со своей стороны…».
Младшая прекрасно понимает посыл, но на всякий случай решает разобраться, какие ставки.
– То есть, если меня тренер похвалит, ты купишь мне «Твикс»?
– Почему бы и нет, – говорю. А сам думаю: родителей сейчас в зал не пускают, так что убедиться в спортивном рвении дочери будет непросто. В такой ситуации похвала тренера – это уже вполне конкретно. Это показатель.
– Ну тогда нам надо поторопиться, – объявляет младшая, которой, кажется, не терпится взяться за дело.
Вообще-то она у меня не особо любит перенапрягаться. А зачем? На тренировке полно мальчишек. Те, если пустить в ход природное обаяние, сами упадут. Так или примерно так рассуждает младшая. Но тут, ради «Твикса», можно и подсуетиться. Однако пока крутить педали всё равно приходится мне. Чтобы не опоздать.
Под чутким, неусыпным контролем младшей мы-таки успеваем. Я дожидаюсь конца тренировки снаружи. Наконец, спустя полтора часа, дочурка выходит и сразу ко мне с докладом.
– Папа, всё в порядке, занималась хорошо, тренер хвалил.
Ну что ж, едем за «Твиксом». Уговор есть уговор. Покупаем. В упаковке два покрытых шоколадом, с карамельной начинкой печенья. Младшая хрустит оберткой. Я краем глаза наблюдаю, но так, чтобы не выдать своих педагогических намерений. Она начинает что-то подозревать и тоже косится. Происходит дуэль осторожных взглядов. Наконец, восьмилетняя девочка решает выстрелить первой.
– Угощайся, папа!
Вот! Значит умею я всё-таки воспитывать детей. Значит, и в самом деле к старости будут все шансы на хлеб, толику заботы, любви… «Не пропадет наш скорбный труд!»
Я, конечно, отказываюсь от «Твикса». Младшая бодро, вполне довольная собой, кивает.
– Кстати, – говорю, – а за что тебя сегодня тренер похвалил?
– А, пустяки! – отмахивается. – За то, что на тренировку не опоздала.
Петр Васин.