Мы встретились на тихой тираспольской улочке в начале дня, но в конце лета. Отыскав тенистую беседку, устроились в ней. Мы говорили о событиях 30-летней давности. Участник боевых действий молдо-приднестровской войны 1992 года Александр Костарев рассказывал, вспоминал, показывал фотографии свои и своих боевых товарищей. Я слушала и изредка задавала вопросы.
– Я был гражданским. Стал гвардейцем-зенитчиком. А получилось это так. Я работал в кишиневской организации, в управлении малой механизации автокрановщиком.
Трудились мы на стройках и заводах по всей Молдове. Когда начались митинги, Молдова на нас, особенно на тираспольских, стала смотреть косо. И я в 88-м году был вынужден уволиться. Помню, когда принес заявление об уходе, начальник подписал его, даже не взглянув на меня. Устроился я на хлопчато-бумажный комбинат (сегодня «Тиротекс») в Тирасполе. Участвовал во всех митингах. Вступил в ОСТК. Начинались важные события. Я принимал участие в гражданской обороне Приднестровья от агрессии националистов Молдовы. Будучи крановщиком, устанавливал бетонные блоки на блокпостах на въезде в города, а также на Тираспольском аэродроме. А потом началась война. Работали под стволами противника, часто по ночам. Но смотреть со стороны на войну было невозможно. Я на автокране, а ребята уже воюют.
21 июня поставил автокран и сказал: «Ухожу на войну дом свой защищать». И вместе с женой, которая меня провожала, пошел в военкомат. Там мне велели прийти на следующее утро в республиканскую гвардию.
– И куда вы попали дальше?
– В ПВО (противовоздушная оборона). Нам дали зенитные установки (ЗУ). Когда мы прочистили их, к нам подошел полковник и сказал, что нужны добровольцы в Дубоссары. Вышел я и еще шесть человек. На грузовой «КамАЗ» мы поместили два орудия, а крупнокалиберный пулемет поставили на козырек. И двинулись на Дубоссары. Остановились в Григориополе, чтобы взять с собой две машины с ранеными, которые не могли прорваться. Помню, там был черешневый сад с такой крупной белой черешней. И вдруг по нам начали стрелять из «Алазани». Пробили радиатор на «КамАЗе». Но в Дубоссары мы все же добрались. Уже к ночи, грязные, уставшие. Нам дали «ЗИЛ» и тут же велели отравляться на Кочиерский плацдарм.
Приехали на место, встали вдоль дороги, разложили ЗУ и начали свой первый бой.
Кругом ночь. Выстрелили раз-другой и попали по цели. А потом нам сказали мигом собираться, и только мы убрали машину и ЗУ, как по нам начали стрелять из минометов. Мы успели уйти. Стали базироваться на территории местной строительной организации, присоединившись к кочиерским. Ночью воевали, а днем работали на ПВО.
– Помните тех, с кем защищали Родину плечом к плечу?
– Конечно. Помню, со мной рядом воевал дедуля, старенький совсем. И я его спросил, что же он делает тут с автоматом? На что дедушка ответил, что сам он кочиерский, но пришли воины с молдавской стороны, изнасиловали дочку, жену убили. А он убежал в Дубоссары и теперь воюет вместе с нами. До конца.
– Как ваша супруга держалась, зная, что вы на войне, что каждую секунду в опасности?
– Как и другие жены. Как-то звоню ей и говорю: «Валюша, солнышко, все нормально, я тут отдыхаю, загораю». А на заднем плане слышно, как минометы нас обстреливают.
Но вот в начале августа вышел указ не стрелять, о перемирии. Война закончилась для всех нас 18 августа. Пришел я домой. Пошел снова на работу, а в 93-м году все-таки решил стать миротворцем. Стояли мы на трехстороннем посту в Копанке. Молдаване, приднестровцы и россияне. Молдаване и приднестровцы – боевики, а россияне – дети еще, пацаны совсем. Россияне жили отдельно, а мы с молдаванами – в одном вагончике. Молдавские ребята были из Пугачен в основном, хорошие хлопцы. Вместе дрова рубили, вместе обед варили. И вот однажды смотрю, молдавские солдатики в постойке смирно стоят. Заходит ко мне на пост мужик, я на него автомат направляю, а он представляется: «Я новый командующий миротворческими силами Молдовы. Можно я с вами присяду?». Стали беседовать. Выяснилось, что мы оба воевали на Кочиерском направлении, но по разные стороны. Командующий признался, что четыре дня они не могли переправиться через мост, так как мы крепко переправу обстреливали. Между делом я посетовал: «Вот наши кормят ваших хорошо, а ваши нашим ни дров не дают, да и кормежка – одно название». Так мы познакомились, я его проводил, мужик хороший, расстались как лучшие друзья. А тем же вечером еда у нас уже была, как из ресторана. Я всегда считал и считаю, что нужно уважать противника, потому что он такой же человек, рабочий, крестьянин, отец, сын, муж, как и мы. Его направили, дали приказ.
– И все же почему вы в те годы решили пойти на войну, в самое пекло, ведь могли, наверное, остаться крановщиком?
– Вы знаете, когда начали убивать в Бендерах, у меня сердце разорвалось на части.
Тогда мне было 38 лет, и я много не думал, а пошел в военкомат. Когда начались события 92-го года, моих детей не было здесь, мы их эвакуировали. Жена никуда не уезжала, работала на хлопчато-бумажном комбинате, а я воевал. Здесь у меня оставались и отец, и мать, ждали сына домой. Знаете, когда идешь на войну, не думаешь о том, что тебя убьют. Первый страх появляется с первыми пулями, а потом и пули становятся привычными. Ты в первую очередь должен выполнить боевую задачу.
Страх приходит уже после, как и осознание опасности. Вот представьте себе: ЗУ и я. А что, эта коробка разве защитит меня? Я весь практически на виду. Бронежилетов нет.
А на ЗУ не было даже приборов ночного видения, стреляли «на ствол». Это сейчас все есть. А тогда вытащили ЗУ, от смазки вытерли и вперед.
– Отмотав пленку назад, хотели бы вы что-то изменить в своей жизни?
– Нет. Я воспитал сына и дочку. Сын Сергей – военнослужащий приднестровского контингента из состава совместных миротворческих сил в зоне молдо-приднестровского конфликта, миротворец. А старший внук Глеб поступил в военный институт, окончил его и теперь служит в Вооруженных силах ПМР, старший лейтенант-артиллерист. Каждый мужчина должен пройти свой путь. Мужчины нашей семьи всегда защищали Родину. Мой отец в Великую Отечественную воевал. И я не жалею ни о чем и снова этот путь прошел бы так же. Потому что Приднестровье для меня многое значит. Здесь жили мои предки. Здесь я женился, здесь появились мои дети, потом и внуки. Потому Приднестровье навсегда в моем сердце.
Татьяна Астахова-Синхани.
Фото Виктора Громова.
