Собираясь писать о своём прадеде, я думал, достойно ли слово «хозяин» заглавной буквы. В итоге решил, что это будет всё-таки слишком пафосно, ведь дед Ваня (так зовём мы его и сейчас, спустя 40 с лишним лет после его ухода) не совершил в своей долгой жизни ничего героического. Даже в Великой Отечественной войне, хоть и не по своей вине, он не участвовал. Но, с другой стороны, раз мы его не забыли, значит…
Вообще жизнь в нашем Отечестве устроена так, что и в прошлом, и особенно за последние десятилетия мы то и дело в сердцах восклицаем: «Эх, хозяина бы сюда, вот был бы толк!». Бесхозяйственность – ахиллесова пята нашего общества. И любимый конёк для критики и рассуждений – в духе «что первым появилось, яйцо или курица?». Каюсь, я сам, человек очень непрактичный, с большим трудом преодолел в себе склонность к такого рода «диспутам». Хотя бы потому, что ими без того перенасыщена вся наша классика, а после резонёрствующих героев Достоевского либо Чехова трудно добавить сюда что-то новое.
В отличие от меня, дед Ваня за всю жизнь вряд ли прочитал хотя бы одно художественное произведение. Но и полным невеждой он точно не был: после школы окончил техникум по специальности «машинист паровоза». Было это в первые послереволюционные годы, когда вся огромная страна бурлила, и в местечке, где жил прадед (тогда ещё отрок), власть за три года сменилась примерно 14 раз. Потом наступила некоторая стабилизация, и он, выходец из самых бедных крестьян, смог в итоге получить очень даже приличное для тех времён образование. За это до последних своих дней был благодарен советской власти, завещав, чтобы на похоронах его впереди процессии несли красный флаг. Однако дальше этого его интерес к политике не распространялся. Когда из-за того, что на особенно трудном участке он, машинист, не справился с управлением поездом и его за это не приняли в компартию, дед Ваня (тогда ещё сравнительно молодой человек) сказал: «Вот и славно, гора с плеч свалилась».
В общем, мой прадед жил на фоне грандиозных исторических событий, яростных сражений на всех фронтах, не только материальных, но и идейных. Новый советский быт, пролетарская культура, война с мещанством, возвышение и уничтожение (зачастую физическое) разных партийных вождей и просто «попавших под раздачу» несчастных, борьба с троцкизмом, левым уклонизмом, буржуазным космополитизмом… Обо всём этом дед Ваня если и слышал, то спокойно пропускал мимо ушей. Его «генеральная линия» никогда не менялась: хорошо водить поезда в рабочее время, а в остальное… тоже работать. Чтобы дом всегда был полной чашей и семья (Боже упаси!) никогда не голодала. Именно поэтому все, кто его знал, в один голос утверждали: «Ваня… да, это настоящий хозяин!».
Представим себе не парадный, а реальный контекст той действительно великой эпохи. Страна победившего социализма только что оправилась от Гражданской войны и уже должна готовиться к следующей, поскольку окружающий мир капитала не дремлет. Первейшая задача – индустриализация, а для неё нужно много свободных рабочих рук. Ускоренная коллективизация гонит миллионы деревенских жителей в города, а оттуда – на ударные коммунистические стройки. При всей романтической героизации, условия жизни там были наисуровейшие. Дед Ваня всё это понимал и уж точно туда, мягко говоря, не рвался. С детства он на практике узнал, что значит нуждаться и голодать. Ему повезло хотя бы в том, что он жил в предместье – ещё не в городе, но уже не в деревне. Сад, огород, свиньи, куры, кролики без остатка поглощали всё его свободное время. А также время и силы его семьи: жены, приёмной дочери (моей бабушки), потом и родного сына, когда тот подрос.
«Ох, как же тяжело мы все работали! Дед Ваня очень сердился, если видел, что кто-то из нас просто сидит без дела. Сам он был постоянно чем-то занят и с нас того же требовал. Летом, ещё солнце не встало, а мы с ним уже идём на рыбалку. Он протаскивал вдоль узкой речушки сеть-«паук», а я помогала ему доставать оттуда улов: рыбу и раков. И так почти каждый день», – вспоминала бабушка. «Зато на столе у нас всегда были и рыба, и мясо, и всё остальное, чего у других на нашей улице часто и в помине не было», – добавляла она. И зарплату он до копейки отдавал жене, и спиртным не злоупотреблял (хотя самогон гнал отличный), и не гулял, а если и впадал в бешеную ярость, то не из-за ревности, а из-за плохо (на его вкус) приготовленного женой борща. Таковы были его нехитрые правила: за свою работу я вправе получать по заслугам. А ещё дед Ваня, надо отдать ему должное, помогал своей многочисленной и не столь трудолюбивой родне, хотя и ворчал при этом, называя их лентяями и дармоедами. Но ведь не все могут жить в таком трудовом режиме!
Лично я успел запомнить своего прадеда уже значительно смягчившимся, «расслабившимся» с годами. На склоне лет в нём раскрылось золотое сердце, огромная любовь к внукам и правнукам. Надо было видеть, как заботился он о том, чтобы мы хорошо питались, как старался ещё больше накормить всем, что в изобилии росло на его приусадебном участке. «Ох, какой же ты худой, малец!» – произносил он со скорбью, понятной лишь людям его поколения, свидетелям страшных голодовок. Нынешней моды на худобу (или стройность) прадед бы точно не понял. Как и я многое с трудом понимаю в его психологии. Например, что никогда у него не возникало желания повидать мир, побывать дальше райцентра. Всё, что ему было нужно для счастья, всегда находилось под рукой. А мы, благодарные потомки, теперь вспоминаем проведённое у «дедушки с бабушкой» время как едва ли не лучшее, что было в нашей жизни. Возможно, тут и кроется ключ к пониманию.
Валерий Каширин.
Фото из открытых источников.
Газета №224 (7850) от 29 ноября 2025 г.
