Иногда судьба удивительным образом сводит нас с людьми, о которых до этого мы ничего не знали, даже то, что они вообще есть на белом свете. И уж тем более о том, что могут рассказать о начале войны в Бендерах в далёком сорок первом…
С Марком Сраговичем, коренным бендерчанином, ныне проживающим в Израиле, я познакомилась случайно, на бескрайних просторах Интернета: как-то в группе «Старые Бендеры», в которой состою и я, он разместил фото своих родных, а потом и написал мне пару слов. В ходе переписки выяснилось, что поэт Бенцион Срагович, до отъезда в Израиль посещавший, как и я, бендерское литературное объединение и часто печатавшийся в городской газете «Победа», – его родственник. Да и отец Аркадий Срагович тоже дружил с книгой, писал и даже оставил воспоминания, которые были опубликованы в Израиле. Марк выслал мне их, коротко написав о своём отце.
«У отца было голодное детство детей войны. Он родился в Румынии, и когда в 1940 году семья решила перебраться в Советскую Бессарабию, по-русски не знал ни слова. Однако позже по воле судьбы стал учителем русского языка и литературы. А русский всегда был для него родным и любимым языком. Вообще он жить не мог без книги, без творчества. Писал стихи, прозу, исследования по стихосложению, в 70-е годы участвовал во встречах, посвящённых литературоведению и стихосложению в Москве и Ленинграде. По окончании филологического факультета ташкентского университета отец начал свою деятельность в качестве редактора районной газеты в небольшом городке в Ташкентской области, где после эвакуации из Бендер прошли его детство и юность.
После возвращения из Узбекистана на родину родителей в Молдавию семья снова обосновалась в городе Бендеры, где жили Сраговичи, начиная с конца XIX века, с того момента, как его дед с братом, будучи детьми, прибыли из Литвы в Бессарабский уезд Российской Империи. Чтобы семья не нуждалась ни в чём, отец очень много работал. Сначала учителем русского языка и литературы в Терновке, затем директором вечерней школы рабочей молодёжи в Протягайловке, в школе-интернате для слабослышащих детей.
Во время войны 1992 года пришлось оставить всё и начать новую жизнь в Израиле. Здесь отец и решил написать книгу воспоминаний о семье Срагович. Он писал стихи и прозу до самой смерти в возрасте восьмидесяти двух лет».
Ниже небольшой отрывок из книги Аркадия Сраговича «Сюжет, придуманный жизнью».
«…А мне тем временем исполнилось восемь лет, в сентябре я должен был пойти в школу, но из-за начавшейся войны в школу я попал только в следующем году. Хорошо помню начало войны. Был солнечный день, воскресенье, и в кинотеатре поменяли афишу. Я прибежал домой и, как обычно, стал просить деньги на билет, но мать была непреклонна, ничего не получалось. В это время в небе появилось несколько самолётов, и где-то совсем близко раздались взрывы: то были бомбы. Забежал сосед и подсказал матери: надо спуститься в погреб, срочно – началась война. Мать подхватила братишку, а меня потянула за руку, чтобы скорее спрятаться, но я отчаянно упирался. Стрельба нарастала, а я по-прежнему требовал денег на кино…
Несколько дней снова и снова объявлялась воздушная тревога, затем отбой и снова тревога… Через несколько дней к нам явились двое красноармейцев. Они принесли матери какую-то бумагу и предложили собрать самое необходимое из вещей: нас эвакуируют в тыл…
Мы вышли на перрон, где стоял пассажирский поезд, но нас ни в один из вагонов не пустили: состав предназначался для раненых, которых доставляли сюда прямо с проходящей неподалёку линии фронта. Для нас же, эвакуированных, приготовили другой состав – из вагонов для перевозки стройматериалов, открытые платформы, где кроме боковых бортиков ничего не было. Кое-как забрались мы на эти платформы и расселись на своих вещах: баулах, свёртках, мешках, чемоданах.
Между тем стемнело, тускло замигали привокзальные огни. Снова завыли сирены, небо прорезали лучи прожекторов, и скоро мы увидели немецкие истребители, которые на бреющем полёте пролетели над нашими головами. Всех охватил ужас, но никто не сдвинулся с места: бежать было некуда. Эти налёты продолжались всю ночь, где-то раздавались выстрелы, рвались снаряды, одна воздушная тревога следовала за другой, и казалось, этот кошмар никогда не кончится. Уснуть в такой обстановке было невозможно, но кое-кто всё-таки погружался в сон или полудрёму, и никакой страх был не в силах этому помешать.
Едва наступило утро, и перестали выть сирены, наш состав тронулся. Сделал он это сначала едва-едва, будто передвигаясь по краю пропасти, снова и снова останавливаясь, чтобы, казалось, перевести дух. Так, шажочком-шажочком, замирая, затем рывками снова трогаясь с места, выпуская клубы дыма в нашем направлении, паровоз приблизился к мосту через Днестр, прополз по его полотну десятка полтора метров, как наступившую было тишину снова взорвали сирены: воздушная тревога!
Поезд остановился. Повинуясь инстинкту, многие стали прыгать на землю и разбегаться кто куда… Я внимательно стал следить за тем, что происходило в небе над нами… Там шёл настоящий воздушный бой: немецкие самолёты пытались взорвать мост, а наши истребители либо отгоняли их, либо шли на таран; каждый раз какой-то истребитель с оглушительным рёвом падал вниз, взрывались бомбы, земля вздрагивала снова и снова, слышны были пулемётные очереди и одиночные выстрелы…
Какое-то время мы бегали ещё где-то между домами, сараями, возле заборов, пытаясь найти укрытие понадёжнее, но в это время всё вдруг стихло, и прозвучал отбой. Все стали возвращаться к покинутому составу. Он стоял на месте, это радовало и вселяло надежду… Очень скоро состав сдвинулся с места и медленно стал ползти по мосту. Все застыли от напряжения, кое-кто молился, некоторые всхлипывали – все понимали, что этот мост пролегает между смертью и жизнью…».
Подготовила Муза ГОНЧАРОВА.
Фото из архива Аркадия Сраговича.
