Живет в селе Суклея и трудится на самой мирной ниве, на ниве сельского хозяйства, приднестровский фермер Григорий Братусь. Фермер он необычный хотя бы потому, что его хорошо знают не только коллеги-аграрии, но и фотохудожники, казалось бы, далекие от изнурительного труда на земле.
Начать следует с того, что, ещё будучи подростком, Гриша посещал фотостудию «Взгляд», действовавшую при городском Дворце культуры. Там от наставника Александра Паламаря он перенял не только азы художественного видения, научился основам композиции, но и постиг нечто большее… Гриша вспоминает, что, как и все суклейские пацаны, был полон жизненных сил, направлявшихся, в том числе, в весьма опасное русло. Так вот, занятия в студии открыли перед юношей совершенно иной путь – путь систематического труда, творческого роста, многомерного восприятия действительности, радости, приносимой плодами своих рук и своего взгляда.
Нет, наставнику не удалось сделать из него профессионального фотографа. Да и цели такой, вероятно, не было. Не зря студия носила название «Взгляд», а не «Ремесло», «Заработок», «Деньги»… Однако и Рембрандт с Тицианом не могли бы сделать для Братуся больше. В широком смысле здесь заслуга всей советской системы по работе с молодежью. Однако решающий выбор всегда за самим учеником.
Братусь впитал и применил полученные знания, опыт общения в творческой среде ко всей своей жизни, не исключая сферы сельского хозяйства. Благо, семья имела крепкие крестьянские корни, чего наш герой отнюдь не стесняется и не скрывает. К ним-то и прибегнул Гриша, повзрослев. И тут выяснилось, что землю он понимает и любит. Своими руками всё может смастерить и всё вырастить. Работы не боится. Не боится и рисковать – а без этого, согласитесь, на земле никак.
Так, в тяжелые постперестроечные годы Гриша постепенно подступился к фермерскому хозяйству. Взял в аренду участок, с трудом собрал денег на очень старый трактор, едва ли не «Фордзон-Путиловец». В качестве работников подключил членов семьи.
Не будем тут описывать всех коллизий, случившихся у Гриши на его возлюбленном поле, особенно на первом этапе. Сколько раз не вовремя шел дождь или вовремя не шел. Ломалась техника, недосматривали сторожа, так что арбузы и дыни сами уходили с бахчи, дружно взявшись за руки, а соседские коровы, ничтоже сумняшеся, затаптывали сочные молодые побеги кукурузы.
Всё это хорошо известно сельским труженикам, а тем, кто не брал кредит, не вкладывал последнюю копейку в аграрное производство, всё равно не понять, даже если вместо вашего покорного слуги за описание мытарств Братуся взялся бы сам Джон Стейнбек.
Важно, что Братусь выстоял, выдюжил. И, при всех взлетах и падениях фермерской кривой, оказался способен держаться на плаву, то есть – при более или менее благоприятном соотношении расходов и окупаемости. Так что, и от «Фордзона-Путиловца», и от неквалифицированного труда родни, уже было собиравшейся поднять эксплуататора на вилы, Гриша смог со временем отказаться. Вот и у его теперешних сторожей взгляд куда острее, не то что у прежних…
Но и само поле, и дыни, и арбузы на нем у Гриши какие-то фотографичные. Всё аккуратно, во всем чувство меры, ритма, «золотого сечения». Ничто не раздражило бы здесь взгляда самого взыскательного критика.
Не покривлю душой, сказав, что Григорию присущи черты истинного интеллигента, от сохи, от природы. Человек он очень деликатный. Так, в самый разгар лета, то есть где-то в начале второй его половины, фермер-фотограф всегда звонит нам, своим друзьям, и с присущей ему деликатностью приглашает на дегустацию дынь и арбузов.
Бахчевые выращивают в сотрудничестве с НИИ сельского хозяйства. Так что наши отзывы, вкусовые и прочие эстетические впечатления, по словам Григория, нужны науке, так сказать, в интересах селекции. Во как! И, конечно, даже не столько ради Гриши, сколько ради науки мы все бросаем свои дела и приезжаем на бахчу с мешками, баулами, спортивными сумками и рюкзаками. У всех алчно бегают выпученные глаза. Кто-то уже приметил арбуз побольше, а дыню послаще…
Но Гриша мучит нас японским церемониалом, не давая пустить в ход загребущие ручонки. Он выкладывает в ряд (или в два) дыни разной формы и цвета. Он дает мне помытый, сточенный наполовину кухонный нож. Он заставляет резать, кромсать, резать и дегустировать, тем временем методично оценивая у себя в блокнотике внешний вид, аромат, вкус… С утонченной Тарантиновской жестокостью он выводит коэффициенты, определяет победивший сорт. И на очередное наше высоконаучное «Ну нет, вот эта совсем невкусная» Гриша спокойно отвечает: «Эта заморская, семена из Египта в прошлом году привез». «Ну и эта вот тоже никуда не годится, хотя красивая, ничего не скажешь», – не без деликатности замечаем мы. «Эта? Ах, эта из Турции. Экспериментально посадил, – ответствует Григорий, – да, видно, не стоит оно того».
Все знают, чем закончится ритуал. Всем в очередной раз понравится наша, отечественная. Она так и называется: «Приднестровская». На вид не самая пафосная, фигурная, зато на вкус – что твой ананас. Тю! Куда там ананасу! Сладкая, как невеста, свежая, богатая влагой, как огурец, не рыхлая, но и не упругая, а сплошь из сахаристых кристалликов, вобравших солнце, как соты цветочный мед.
Гришины дыни и арбузы мы везем детям, внукам, женам, тещам. Потому что знаем: все они совершенно безопасные, что подтверждено сертификатами соответствующих служб. А того, что мы называем «химией» (без чего, увы, в современном аграрном производстве тоже никак), там меньше допустимой нормы в разы.
Вот что такое «человек знает и любит свое дело»! Однако между нами, коллегами-фотографами, существует вполне определенная химическая реакция, проявляющаяся в неподдельной радости при любом Гришином звонке. И дело не только в даровых дынях, арбузах, поездках, хоть и не буду кривить душой, что «ангажирован» Григорием по полной программе. Просто Гриша для нас, как Пушкин для русской словесности, словом, наше всё.
Николай Феч.
Фото автора.